Земля надежды Анны Неркаги

Анна Неркаги

Анна Неркаги – ненецкая писательница, пишущая на русском языке и уже трижды – в 2015, 2018 и 2020 годах – номинированная Уральским федеральным университетом на соискание Нобелевской премии по литературе, живет в Байдарацкой тундре, в поселке Лаборовая на полуострове Ямал.

Голос ненецкого народа

Ненцы – один из коренных малочисленных народов севера России. По данным всероссийской переписи населения 2010 года, в стране проживало около 45 тысяч ненцев. И сегодня остро звучит вопрос, поставленный Анной Неркаги в ее первой повести «Анико из рода Ного» (1976) [1]: «Останется ли на земле такой народ – ненцы?». Слово «ненец» в переводе на русский означает «человек». Поэтому, может быть, вопрос Анны Неркаги приобретает сегодня новое, понятное всем звучание: как жить в современном глобальном мире одному-единственному и уникальному – народу и человеку?

На рубеже XX–XXI веков в науке появилось понятие феномена ненцев, объясняющее стратегию их выживания и этнокультурного развития в условиях глобального мира. «Удивительную этническую стойкость» ненцев антрополог Андрей Головнев объясняет особенностями их кочевой оленеводческой культуры, сложившейся в XVIII веке, претерпевшей серьезные испытания в XX веке, в советский период, и проявившей поразительную жизнестойкость сегодня.

Олени – основа жизни тундровой экономики, экологии и культуры ненцев. Сегодня на Ямале, по официальным данным, – самое большое в мире поголовье северных оленей – более 700 тысяч. Но для выпаса такого количества оленей на Ямале не хватает пастбищных территорий. Причина – прежде всего в индустриальном освоении территории традиционного проживания ненцев, в том, что на Ямале – кладовой России – находится свыше ста нефтяных и газовых месторождений: «На Ямал приходится 80 % российской и 20 % мировой добычи природного газа».

Еще одна острейшая проблема жизни кочевого северного народа связана с системой образования, отрывающей детей от родной земли и, следовательно, традиций национальной культуры. Получив среднее образование в школе-интернате вдалеке от родного дома, молодые ненцы все чаще не хотят возвращаться в тундру.

В поселке Лаборовая (пер. с ненецкого – «обрывистый берег») живет сегодня около семисот ненцев, большинство из них ведет кочевой образ жизни.

По инициативе Анны Неркаги в Лаборовой построен православный храм Михаила Архангела. В 90-е годы прошлого века она создала здесь уникальную школу, основанную на базе онлайн-технологий и на принципах этнопедагогики, которая стала альтернативой школе-интернату. Сегодня ученикам доступен Интернет, приблизивший глобальный мир даже к поселку, расположенному за полярным кругом.

В литературу Анна Неркаги вошла, по словам Константина Лагунова, наставника начинающей писательницы, как «истинная дочь тундры». За сорок с лишним лет жизни в литературе Анну Неркаги называли по-разному: единственным в мире писателем-кочевником, поводырем и радетелем Ямала, северной Кассандрой, апостолом тундры, подвижницей, но голосом ненецкого народа она была и будет, видимо, всегда.

Сегодня благодаря таким фигурам, как Анна Неркаги, в российском обществе идут дискуссии о современных принципах природопользования, экологической экономике, альтернативных, помимо нефти и газа, возобновляемых источниках энергии и все больше сторонников приобретает идею о том, что экологическая, экономическая и духовная культура коренных народов Севера может стать спасительной для современной цивилизации с ее техногенными и потребительскими тупиками.

Веря в великое будущее своей земли, о ее настоящем Анна Неркаги пишет как о трагедии: «Когда ходишь по земле, читаешь ее трагедию, как книгу. Все меньше на берегах нашей родной реки и озер чумов. Берега нашей любимой реки и озер пустеют, сиротеют. Озера плачут, реки тоскуют, речки погибают… Тоска и молчание поселились в сопках. Огневища не греют грудь родной земли. Многие чумы упали и не встают. Но мы, оставшиеся, стараемся изо всех сил. Любить, создавать, поднимать» [8].

Анна из рода Негнущихся и Анико из рода Ного

Писать Анна Неркаги начала в Тюмени, столице крупнейшего нефтегазового региона России, куда она в 1970 году приехала учиться в местном индустриальном институте на геолога. Геологом она не стала: великие и властные боги русской литературы победили в ее душе скромных ненецких идолов, хранителей рода Неркаги (в пер. – «род Негнущихся»).

В литературу Анна Неркаги вошла стремительно и ярко. Ее первая повесть «Анико из рода Ного» [1] была напечатана в Свердловске, в журнале «Урал», когда ей было 24 года. В следующем году повесть была издана в Москве, в издательстве «Молодая гвардия» стотысячным тиражом. Еще через год ее приняли в Союз писателей СССР – событие невиданное, редчайшее: молодыми писателями в те времена считали как минимум сорокалетних.

Мир ямальской тундры поразил читателей Анны Неркаги в 1970-е годы и продолжает удивлять и восхищать сегодня. Как у истинной дочери тундры, у Анны Неркаги острое зрение, различающее мельчайшие детали в огромных пространствах, и тонкий слух ненцев, охотников и кочевников. Об этом можно судить уже по первой фразе повести: «Волк положил морду на лапы и прислушался к вою пурги».

В тундре человеку «каждый камень и дерево знакомы. Он с ними, как с людьми, за руку здоровается». Мир тундры предстает в повести как суровый и нежный одновременно. Это мир родных существ – людей, зверей, гор небес, огней, деревьев, у каждого из них свой закон, нарушая его, ты несешь наказание одиночеством и смертью души. Жизнь человека тундры везде сопровождают священные духи – идолы, они «каменно молчат», но именно они дарят женщинам детей, охотникам – удачу, роду – долгую и счастливую жизнь.

На фоне картины разнообразной и глубокой жизни тундры разворачивается главный конфликт повести Анны Неркаги: жизни привычной, традиционной, кажущейся жизнью вечной и жизни новой, опрокидывающей старые порядки. Конфликт этот вечен в жизни и литературе, но у каждого народа и на каждой земле он разворачивается по-своему.

«Время в тундре, – пишет Анна Неркаги, – словно остановилось, и кажется, вот-вот появится из белой метельной круговерти огромный мамонт». Но мамонты давно вымерли, а новая жизнь входит в тундру вместе с геологами, ищущими в древней земле нефть и газ, и школами-интернатами, в которых ненецкие дети «учатся жить по-другому», иначе, чем в тундре.

Трагедию своей, пустующей сегодня без людей и оленей, родной земли Анна Неркаги объясняет и тем, что, как она пишет, школа «ела и ест наших детей до сих пор, глотая одного за другим». Школа Анны Неркаги в Байдарацкой тундре возникла из осознания ею того, «как, по сути, преступна система образования, до сих пор забирая у родителей детей».

Пытаясь понять новую жизнь древней тундры, ненцы, как пишет Анна Неркаги в повести «Анико из рода Ного» [1], растерялись. Они различают в новом не только плохое, но и хорошее. Они видят, что благодаря нефти, открытой на их земле, у них появится не только топливо, но и «много других нужных вещей». Они понимают также, что в школе-интернате изучение стихов Пушкина вполне совместимо с уроками охоты, оленеводства и рыболовства. Тундра ждет своих уехавших детей, которые смогут сделать ее жизнь лучше.

Конфликт старого и нового, отцов и детей высвечивает две философии жизни: жизнь для себя и жизнь для других – родителей, рода, народа, наконец, своей земли.

Между словом и молчанием

Вторая повесть Анны Неркаги «Илир» [4] была опубликована через три года после первой, в 1979 году. Она была посвящена времени, когда в тундре появилась красная нарта, советская власть, и стала бесстрашным исследованием разрушительной природы зла, не столько социального, сколько внутреннего и злого начала в человеке.

После этого Анна Неркаги замолчала на долгих 16 лет, так что повесть «Белый ягель» [2], появившаяся в 1995 году, открыла читателям новую Анну Неркаги.

Молчание писательницы было связано, прежде всего, с тем, что она вернулась на родную землю. «Ненцы – люди пауз», – утверждает писательница, объясняя свое многолетнее молчание: сначала между «Илиром» (1979) [4] и «Белым ягелем» (1995) [2] – 16 лет, затем между «Молчащим» (1996) [6] и «Мудрыми изречениями ненецкого народа» (2014) [7] – 18 лет. В сущности, из 42 лет творческой жизни Анны Неркаги 34 года – время молчания.

Позиция Анны Неркаги не всегда понятна нам, ее современникам. Так, Константин Лагунов, наставник начинающей писательницы, после чтения «Белого ягеля» [2] обратился к ней с письмом как к человеку, «добровольно и осознанно зарывшему свой недюжинный, жаркий и яркий талант в студеных снегах тундры»: «Кончай кочевать. Садись за письменный стол», – призывал он.

«Для нас, ненцев, молчать полезнее, чем говорить. Молчание есть спасение», – утверждает Анна Неркаги, заявляя, что «творческое молчание народа всегда лучше, чем его «творческое» пустобрехство». Годы молчания она называет целебными. Молчание, как сложнейшая работа души, стало для нее постижением главных ценностей бытия: «Жизнь я полюбила именно в тундре. Здесь я добилась главного. Быт, который так тяготит человека, я сумела переработать в радостный творческий процесс. Да и сама жизнь стала для меня Творчеством, которому нет конца и никогда не будет. Смерть – лишь небольшой узелок в длинной, длинной и прекрасной вечности» [8].

Творчество жизни становится для Анны Неркаги важнее сочинения книг, предстающих лишь как момент самосознания и искусства жизни. Из молчания как сложнейшей внутренней работы возникло главное дело Анны Неркаги – «Земля надежды» – явление в тундре невиданное, небывалое. Его трудно объяснить привычными нам понятиями русской культуры, такими, как мироустроительный миф или новая философия общего дела. Оно объединяет все, что делает Анна Неркаги в Байдарацкой тундре: школу для ненецких детей, строительство православного храма, сочинения книг, преображение ненецкой земли для жизни в Вечности.

Белый и чёрный ягель

Повесть «Белый ягель» [2] рождается из опыта кочевой жизни Анны Неркаги в Байдарацкой тундре, опыта самосознания, нового открытия своего народа и размышлений о его судьбе.

«Белый ягель» является своего рода продолжением «Анико из рода Ного» [1]. Они связаны героем (Алешка) и сюжетом: у старика Пэтко умерла жена, и он ждет возвращения домой дочери Илне, уехавшей на Большую землю семь лет назад. Ждет Илне и влюбленный в нее Алешка.

Пэтко и Алешка проходят долгий и мучительный путь ожидания, но и для них наступает время «сложить мокрые и разбитые крылья Надежды»: Илне из тех молодых, кто в тундру не возвращается.

«Белый ягель» [2] становится художественным исследованием сложнейшей коллизии человеческой души: недоступная мечта, оборачивающаяся демоническим одиночеством, или строительство дома жизни здесь, в Байдарацкой тундре.

Акцент в повести смещается с внешних событий, происходящих в течение небольшого промежутка времени – с зимы до осени, к событиям внутренней жизни героев, свершающихся в молчании. Культура молчания как культура глубочайшей внутренней жизни ненцев – важнейшая тема повести. В молчании героев рождаются важнейшие ценности ненцев: идеи о том, что «истина рождается в страданиях души, а жизнь – глубокая тайная борьба за себя и с собой».

Структурным и смысловым центром повести является миф о черном и белом ягеле, растущем в священном месте – сердце Великих гор. Белый ягель, божественная одежда хозяев гор, обращенных на восток, «светится даже в самую темную ночь». Белый ягель стоит в повести в ряду других светлых божеств и прежде всего Огня, «Великого повелителя человеческих судеб» и «Великого корня жизни».

Черный ягель, ягель печали – знак смерти души, в жизни которой было мало любви. Образ этот тесно связан с образом черного огня, сжигающего душу. Во власти этого огня оказывается в повести Хасава, когда он предал семью, самого себя и целый день убивал оленей, своих «братьев по жизни, неутомимых, святых братьев по судьбе и горю». «Дьявол вошел в мою душу и было весело с ним», – говорит Хасава об этом событии, вспоминая «голубые слезы» оленей.

Важнейшей темой «Белого ягеля» является тема любви, представленная в повести как спор о любви, которая, как и все в этой жизни, существует между золотым, светлым и черным огнем. Любовь, как «царица чувств, кровь жизни всечеловеческой», сосуществует в повести с любовью, как жертвой во имя жизни. Жертвенная любовь, освященная страданием и смертью Бога, Анне Неркаги, очевидно, ближе.

Тьма, Живой огонь и нездешняя красота

Важнейшим событием в творческой судьбе Анны Неркаги станет повесть «Молчащий» (1996) [6], в центре которой созданный писательницей авторский миф о культурном герое-демиурге и одновременно об умирающем и воскресающем Боге. Тема судьбы ненцев, конфликта отцов и детей предстает здесь по-новому: приобретает трансцендентное измерение.

Молчащий – сирота, брошенный своими родителями и вскормленный матерью-землей. «Его рождение – тайна, но еще большая тайна – он сам», – пишет Анна Неркаги, выстраивая над привычным миром мифа новое пространство. Суть повести в том, что мифологическое сознание автора отражается в зеркале Лика Христова. Центральные эпизоды повести, безусловно, те, в которых Молчащий говорит своим братьям-врагам: «Смотрите! Смотрите! Вот Он, видите!».

Передать живое присутствие невидимого мира Анне Неркаги, как это ни парадоксально, помогают природные образы и символы. Растет мастерство писательницы в изображении мира тундры, все более совершенным становится язык ее метафор и сравнений. Так, о Молчащем сказано: «лицо, как чаша цветка»; «улыбка Молчащего, расцветшая, как голубой цветок весны»; «Молчащий словно цветок земной, вдавленный в грязь». И бесконечно трогательные образы: «стебелечки рук и ног», «прохладные еще тела хилых трав».

Вместе с тем в «Молчащем» достигает апогея эстетика зла Анны Неркаги. Ее можно назвать подлинным мастером воссоздания зла в его бесчисленных ликах: зла социального, внутреннего и злого начала в человеке, наконец, торжества апокалиптической «исступленной злобы» и «кромешной тьмы». Литература последнего столетия заворожена «цветами зла», но по масштабам изображения красоты и власти зла в «Молчащем» Анне Неркаги нелегко найти соперников. Не случайно спорит она с Достоевским, заявляя: «Дурак и глупец тот, кто сказал, что красота спасет мир. Красота зальет мир яростью дьявола».

«Молчащий» [6] – свидетельство особого духовного зрения Анны Неркаги, которому открывается не только «сама Тьма», но и Живой огонь, сияние неба, «лестница света», «невидимые блистающие крылья человека» и «нездешняя красота».

Северные цветники

В 2014–2015 годах после долгого восемнадцатилетнего молчания Анна Неркаги опубликовала четыре новых произведения: «Мудрые изречения ненецкого народа» (2014) [7], «Легенды и предания» (2015) [5], «Песнь Творцу. Ярабц Нуму» (2015) [8], «Загадки моей бабушки» (2015) [3]. Для читателей они стали новым открытием Анны Неркаги.

Прежде всего, писательница создала новую художественную форму своих произведений – они написаны по законам литературы non-fiction, в них нет вымышленных сюжетов, как в предыдущих ее текстах. В основе новых произведений – ненецкая мифология, преображенная в авторский миф.

Все эти произведения состоят из коротких легенд, изречений, песенок, загадок на ненецком и русском языках и сопровождаются короткими историями, чаще – притчами.

Во многом это связано с судьбой повести «Молчащий» [6], большая часть тиража которой долго лежала на складе в городе Лабытнанги, а потом оказалась на помойке. «После того, как “Молчащий”, мой любимый сын, сгоревший на помойке, мне сказал: “Мама, не занимай людскую душу и внимание, как свою собственность, пиши коротко, чтобы люди сразу тебя поняли”, – я стала писать очень короткие произведения», – говорит Анна Неркаги.

Тем не менее, новые собрания коротких текстов писательницы представляют очень важную традицию европейской и русской литературы – создание антологий, или собрания цветов – ἀνθολογία – так древние греки называли сборники коротких текстов. В России любят одну из самых знаменитых антологий – «Цветочки святого Франциска Ассизского» и называют такие книги цветниками.

Новые книги Анны Неркаги и есть такие Северные цветники. Собранные вместе, новые книги Анны Неркаги представляют собой космос ненецкой жизни, сокровища мудрости северного народа и нашей общей вселенной человеческого духа.

Каменные книги на Земле Надежды

Каменные книги на Земле надежды

Анна Неркаги создает не только традиционные бумажные книги, но и необычные – каменные. Вместе со своими детьми она пишет короткие тексты не только на бумаге, но и на камнях. На вопрос о том, почему она пишет на камнях, она, улыбаясь, рассказывает историю о том, как однажды ветер тундры унес листы книги, которую она писала. «Камни не улетят», – так она заканчивает эту историю.

В Предании о Саурее, самой высокой горе Полярного Урала, есть другое объяснение тайны каменных книг Анны Неркаги. Когда-то давно, говорит предание, Творец поручил своим самым любимым созданиям построить для людей храмы на Земле. Но они предали Творца, и храмы остались недостроенными. «Для меня эти горы, которые я вижу каждое утро, – это недостроенные церкви», – говорит Анна Неркаги.

Каменные книги для нее – это, по сути, фрагменты древних и вместе с тем будущих храмов на ее родной смиренной земле, отмеченной знаком надежды.

Бумажные и каменные книги, храм Михаила Архангела, построенный благодаря Анне Неркаги в Байдарацкой тундре, школа для ненецких детей – все это моменты ее единого замысла создать на краю земли «Землю надежды» – надежды на то, что «смерть – лишь небольшой узелок на вечности», что «за смертью – жизнь» и все, что человек делает сейчас, должно быть также причастно вечности.

В книге «Мудрые изречения ненецкого народа» Анна Неркаги пишет: «Всю жизнь расстраивалась, что в школах не преподают умение мир творить, совершенствовать его и держать этот мир, чего бы это ни стоило».

Очевидно, что жизнь и творчество Анны Неркаги – личный и вместе с тем универсальный опыт сохранения культурной идентичности ненцев, локальный мироустроительный проект, имеющий общечеловеческое значение.

Сочинения

1. Анико из рода Ного: повесть / С примеч. К. Лагунова // Урал.1976.№ 4.С.23–78.
2. Белый Ягель: повесть. 1995, 1996.
3. Загадки моей бабушки. 2015.
4. Илир: повесть // Урал.1979. № 11.С.5–62;№ 12.С.29– 50.
5. Легенды и предания. 2015
6. Молчащий: повести. Тюмень: «СофтДизайн», 1996.
7. Мудрые изречения ненецкого народа. 2014
8. Песнь Творцу. Ярабц Нуму. 2015

Н.П. Дворцова