Делопроизводственная автобиография сибиряка
Содержание
Общая характеристика делопроизводственной автобиографии и исследованный материал
Делопроизводственная автобиография представляет собой особый документированный письменный текст, создаваемый на основании определенных официальных правил. При этом сквозь обезличенную официальную форму просматривается особый образ автора текста – обычного человека, фиксирующего события собственной жизни и условия, в которых они имели место быть. В результате в текстах производственных автобиографий сибиряков проявляются определенные особенности, заданные личностной спецификой авторов и условиями их проживания.
Материалом для исследования выступают не подвергавшиеся редакции делопроизводственные автобиографии сибиряков – документы, созданные с конца 1920-х по 1990-е гг., хранящихся в личных делах их составителей, в Государственном архиве Томской области (ГАТО).
Формальная организация делопроизводственных автобиографий сибиряков
Структурная организация рассматриваемых текстов соответствует хронологической логике, которая является естественной формой репрезентации событий собственной жизни, и именно она определяет общность модели представления информации. Для производственного документа хронологический порядок изложения является институционально заданным, и жесткое следование ему соблюдается во всех рассмотренных делопроизводственных автобиографиях.
Производственные автобиографии составляются по официально заданной формально-содержательной схеме. Содержание производственной автобиографии составляет следующая информация: 1) сведения о составителе (имя, отчество, фамилия, дата и место рождения, сведения о родителях); 2) сведения об образовании (когда и где учился); 3) сведения о трудовой деятельности (специальности, виды деятельности, последнее место работы); 4) знаки отличия (награды, поощрения); 5) сведения о семье (семейное положение, состав семьи, домашний адрес, телефон); 6) дата и подпись [1, c. 77].
В отличие от современных документов такого типа, допускающих относительно свободный выбор автором сведений о себе, производственные автобиографии середины XX века во многих случаях формировались на основании анкетных вопросов и предъявлялись на специальных бланках, где указывались определенные требования к их содержанию. Например, на одном из рассмотренных бланков анкетные вопросы предваряются следующей пометкой: Составляется /…/ с обязательным освещением следующих вопросов, за которой следует перечень этих вопросов.
В материале, которым мы располагали, содержатся заполненные бланки автобиографий (относятся к 1940, 1949, 1954, 1955, 1958, 1979, 1990 гг.) с требованиями отразить в документе сведения о рождении, социальном происхождении и родителях, образовании, трудовой деятельности, службе в армии, партийности и партстаже, общественной работе, собственной семье, фактах применения к родственникам различных политико-правовых наказаний (лишался избирательных прав, подвергался репрессиям, был под судом и следствием и под.). Состав перечисленных требований отвечает особенностям государственных политических условий, предполагающих институционально заданное выяснение лояльности или латентной нелояльности человека к коллективу, учреждению, закону и в целом к власти (вопросы о причинах перехода с одной работы на другую, родственниках, лишавшихся избирательных прав, уголовном преследовании автора и его родственников, партийности) [2]
3. Содержательные особенности делопроизводственных автобиографий сибиряков
Соответствует специфике институционального запроса и реакция на него авторов производственных автобиографий, выраженная в выборе представляемого фактического материала. Б. Штудер и Б. Унфрид при исследовании автобиографий, написанных иностранными партийными кадрами в 30-х гг., отмечают, что «мастера сталинской автобиографии – это «виртуозы незаметности». Автобиография становится тем совершеннее, чем более она убирает специфическое, характерное, индивидуальное в личности и приближается к нормативному жизнеописанию, которое могло бы быть создано группой» [3, c. 107].
Так, в связи с тем, что составление документа рассматриваемого типа в период с 1930-х гг. по 1980-е гг. выступало как своеобразный инструмент контроля человека властью, его авторы старались сообщать о себе только ту информацию, которая была указана в требованиях на бланке [2]. При этом последний пункт требований – Другие сведения, которые Вы считаете необходимым осветить в автобиографии – авторы, как правило, игнорировали или отвечали на него таким образом: Других сведений, которые считал бы необходимым осветить в автобиографии, нет. Интересным является пример личного дела, в котором содержится три производственные автобиографии, написанные в 1943 г., 1951 г. и 1955 г. Только в автобиографии 1955 г. автор сообщает сведения о брате: В 1937 г. арестован брат Иван, причина ареста мне неизвестна. Представляя данный факт, автор намеренно дистанцируется от него, подчеркивая личную незаинтересованность в значимом негативном событии, произошедшем с близким родственником.
Приведем еще один пример реакции автора производственной автобиографии на политически ангажированный запрос. Сообщая о родителях в трёх автобиографиях, написанных в 1946, 1954, 1955 гг., автор указывает их профессии и социально-политический статус: отец – инженер, член коммунистической партии, мать – врач. Но при этом ни в одном из текстов он не называет их имён. При обращении к другому документу из личного дела – анкете, в которой от заполняющего требовалось указать фамилию, имя и отчество родителей, – автор называет имя и фамилию матери, которые звучат как еврейские. Это позволяет предположить, что такое умолчание является реакцией на государственную политику антисемитизма, особо распространившуюся в конце 40-х и в 50-е гг. XX в. [2]
Реакция на особенности политической ситуации проявляется не только в отборе представляемых фактов, но и в их особом именовании, позволяющем подчеркнуть собственную политическую лояльность, обосновываемую, например, «чистотой» происхождения: Родился 23 апреля 1905 г. /…/ в семье крестьянина-бедняка; С 1924 г. по 1925 г. работал в своем бедняцком хозяйстве; Я, NN, родился /…/ в семье рабочих. Приведенные примеры отражают отмеченное исследователями особое свойство использования слов в соответствии с особенности советской политической культуры – их идеологически обусловленную трансформацию их значений, направленную на «соответствие» политическим требованиям (Кронгауз М.А., 2004 [4], Купина Н.А., 2005 [5], Романенко А.П., 2003 [6] и др.]. Их использование позволяет авторам повысить свой социально-политический статус.
Помимо социально-политической обусловленности отбор фактов для их включения в производственную автобиографию хотя и в незначительной степени, но все же зависел и от личностных установок ее автора. Показательным представляется пример, когда автор трех делопроизводственных автобиографий 1946 г., 1951 г., 1979 г. в последней сообщает о жене и сыне, при этом указывает, что сын – от второго брака. В тексте автобиографии автор не пишет о том, сколько раз он был женат. В связи с этим можно предполагать, что умолчание информации в данном случае связано с «тяжелыми» для автора воспоминаниями: возможно, о смерти жены, разводе и т.п.
Личностными интенциями определяется отбор информации и в следующем примере. Один из авторов нескольких документов в тексте 1936 г. указывает: В 1931 г. окончил четырехмесячные курсы по подготовке на педфак NNN, но в университет не поступил, ввиду отказа администрации отпустить с работы на учебу. В автобиографиях 1953 г. и 1974 г. этот факт не упоминается, а указывается следующее: в 1936 г. я поступил на физико-математический факультет NNN, который и закончил с отличием в 1941 г. по металлофизической специализации. Разница фактического материала объясняется тем, что с течением времени приоритеты в оценке событий собственной жизни изменились, и факт, представлявший значимость в 1936 г., в последующие годы эту значимость утратил.
Таким образом, при составлении производственных автобиографий авторы, предполагая, что сведения, которые они отражают в них, могут быть тенденциозно проинтерпретированы властью, пользовались тем, что «в автобиографии можно было опустить некоторые щекотливые моменты, например, пребывание на территории, занятой Белой армией, в годы Гражданской войны. Если человеку приходилось в жизни сменить много разных занятий, он мог сделать упор на одних и обойти молчанием другие» [7, c. 28]. Кроме того, отбор фактов – в границах допускаемых документом возможностей – регулировался и особенностями восприятия личных жизненных обстоятельств.
Стиль делопроизводственных автобиографий сибиряков
Стиль производственных автобиографий формируется на основании жестко заданных институционально отработанных требований документа – с одной стороны, и характера авторской интенции, связанной с реакцией на социально-политические обстоятельства и оценкой фактов личной жизни, – с другой.
Для делопроизводственных автобиографий характерно использование клишированных конструкций, что соответствует требованиям стиля документа: Под судом и следствием никто из родственников не находился; Из близких родственников сужденных и репрессированных не имею. Сам не судим; Родители в белых, царской и красной армии не служили. К уголовной ответственности не привлекались. Органами советской власти не преследовались. Избирательных прав не лишались. За границей не жили; В советской армии не служил и в боях Отечественной войны не участвовал, на оккупированной территории не жил; Родственников за границей не имею и т.п. Характер фактов, представляемых в виде отработанных формул, позволяет проследить, какие сведения были наиболее институционально значимы, частотно востребовались и поэтому подвергались клишированию.
В стремлении соответствовать институциональной логике документа, но не достаточно владея его дискурсивным стилем, авторы производственных автобиографий порой использовали его требования неуместно, в результате чего текст получал форму «наивного письма»: Поэтому часто приходилось бросать учение и работать. Окончание было достигнуто благодаря самостоятельной работе, которая давала возможность заполнять пробелы, получающиеся в результате перерывов.
В текстах производственных автобиографий, созданных в 30-е-50-е гг. XX века, превалируют пассивные синтаксические конструкции, в том числе – с расщепленным сказуемым: Сразу же после окончания был оставлен ассистентом на кафедре палеонтологии; После этого мать подвергалась гонению со стороны белых, в связи с чем нам приходилось постоянно скрываться у крестьян. ˂…˃ С этой шахты меня перевели на коксовые печи; В 1935 году /…/ был передан Томскому Пединституту. Во многих случаях в текстах содержатся указания на конкретный государственный орган, по «воле» которого в жизни автора автобиографии состоялся очередной значимый поворот: После окончания срока службы в 1929 году был командирован Политотделом 36 на учебу во Владивостокский рабочий факультет Д.В. Государственного университета; После окончания рабфака, по решению Владивостокского горкома КПСС, был послан на исторический факультет Д.В. Педагогического института. Казалось бы, названные признаки стиля – соответствуют типу анализируемого документа. Но сравнение с современными производственными автобиографиями показывает, что этот документ вполне может состояться и при использовании в тексте конструкций с активным субъектом (ср.: В этом же году начал обучение в Дальневосточном гуманитарном университете по специальности «Журналистика». В 2012 году закончил его с красным дипломом. С августа 2012 года и по сей день работаю журналистом в газете «Вестник Владивостока» ). Не исключая действие советских традиций составления документа, отметим, что в этих традициях проявляется влияние эпохи, и стиль производственных автобиографий 30-х-50-х гг. XX века представляет человека как пассивного, контролируемого властью гражданина государства определенного типа.
Личностная значимость представляемых фактов фиксировалась при помощи текстовых показателей неофициального общения, допускаемых свободной формой изложения. Среди них – разговорные слова (За время прохождения ВВП в 1932 году получил небольшую премию (лыжная шапочка). ˂…˃ Из родственников сейчас имею кроме отца, матери и родного брата следующих: дядя и тётка в Минусинске, один двоюродный брат где-то в РККА на Дальнем Востоке; В последнее время заведовал энергофаком; Отец, мать и единственная сестра были зверски замучены гитлеровцами в 1943 году в г. Ровно), оценочные, экспрессивные слова и высказывания (скверное материальное положение; Так как N.N. тогда проживал в Москве, то мне пришлось по нотариальному договору оставить родительский дом за собой, а половину причитающейся суммы (3500 р.) выплачивать ему, причём мой брат, бывший тогда вполне обеспеченным научным работником, нашёл условие, чтобы я, неоперившийся, одинокий, 24-летний юноша, платил ему еще … проценты), разнообразные выразительные средства, не свойственные тексту документа (Я без всяких сомнений поступил на математическое отделение физико-математического факультета Казанского университета, в который меня влекло имя Лобачевского и сравнительная тишина Казани; Поэтому И.Н. отказался от совместительства, чтобы не порвать связь с родным политехническим институтом), характерные, в основном, для разговорного стиля конструкции с нарушением порядка слов (Из родственников имею только брата (рождения 1881 г.). Брат этот (В.Н.) выехал в США в 1919 г. Адреса его я не знаю, связи с ним никакой не поддерживаю и не знаю, жив он или нет) .
Итак, в производственные автобиографии сибиряков, созданные в особый период политической истории России, несмотря на их строгое соответствие документу, проникают индивидуальные реакции на политический контроль и признаки оценки личной жизни авторов. Чем жестче контроль, тем, с одной стороны, активнее стремление соответствовать политическим требованиям эпохи, а с другой – сильнее характер сопротивления официальной идеологии.
В связи с этим в текстах делопроизводственных автобиографий политически заданные смыслы либо используются для реализации личных авторских целей, либо нейтрализуются, в конкретных практиках приводя «политизированный» документ в соответствие с его задачей объективированного представления фактов.
Итак, тексты делопроизводственных автобиографий сибиряков хотя и в латентной форме, но отражают специфику из авторов и социокультурных условий их жизни.
С.В. Волошина, И.В. Тубалова
Литература и источники
- Дускаева Л.Р.. Протопопова О.В. Жанры официально-делового стиля // Стилистический энциклопедический словарь русского языка. М.: Флинта, наука, 2006. С. 76-77.
- Волошина С.В.. Литвинов А.В. Анатомия делопроизводственной автобиографии в Новейшей истории России: композиция и содержание текстов // Текст. Книга. Книгоиздание. 2016. № 1(10). C. 40–54.
- Штудер Б.. Унфрид Б. Сталинские партийные кадры. Практика идентификации и дискурсы в Советском Союзе 1930-х гг. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН): Фонд «Президентский центр Б.Н. Ельцина». 2011.
- Кронгауз М.А. Бессилие языка в эпоху зрелого социализма // Знак: Сб. ст. по лингвистике, семиотике и поэтике. М: Рус. учеб. центр МС, 1994. С. 233-244.
- Купина Н. А. Тоталитарный язык: Словарь и речевые реакции. Екатеринбург–Пермь: Изд-во Урал. ун-та, ЗУУНЦ, 1995. 144 с.
- Романенко А.П. Особенности организации семантики «советского языка» (культурологический аспект) // Русский язык сегодня. М., 2003. Вып. 2. С. 247-256.
- Срывайте маски!: идентичность и самозванство в России XX века. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН): Фонд «Президентский центр Б.Н. Ельцина». 2011. С. 28