Делопроизводственная автобиография сибиряка

Общая характеристика делопроизводственной автобиографии и исследованный материал

Делопроизводственная автобиография представляет собой особый документированный письменный текст, создаваемый на основании определенных официальных правил. При этом сквозь обезличенную официальную форму просматривается особый образ автора текста – обычного человека, фиксирующего события собственной жизни и условия, в которых они имели место быть. В результате в текстах производственных автобиографий сибиряков проявляются определенные особенности, заданные личностной спецификой авторов и условиями их проживания.

Материалом для исследования выступают не подвергавшиеся редакции делопроизводственные автобиографии сибиряков – документы, созданные с конца 1920-х по 1990-е гг., хранящихся в личных делах их составителей, в Государственном архиве Томской области (ГАТО).

Формальная организация делопроизводственных автобиографий сибиряков

Анкета, размещенная на бланке делопроизводственной автобиографии томича, 1935 г.

Структурная организация рассматриваемых текстов соответствует хронологической логике, которая является естественной формой репрезентации событий собственной жизни, и именно она определяет общность модели представления информации. Для производственного документа хронологический порядок изложения является институционально заданным, и жесткое следование ему соблюдается во всех рассмотренных делопроизводственных автобиографиях.

Производственные автобиографии составляются по официально заданной формально-содержательной схеме. Содержание производственной автобиографии составляет следующая информация: 1) сведения о составителе (имя, отчество, фамилия, дата и место рождения, сведения о родителях); 2) сведения об образовании (когда и где учился); 3) сведения о трудовой деятельности (специальности, виды деятельности, последнее место работы); 4) знаки отличия (награды, поощрения); 5) сведения о семье (семейное положение, состав семьи, домашний адрес, телефон); 6) дата и подпись [1, c. 77].

В отличие от современных документов такого типа, допускающих относительно свободный выбор автором сведений о себе, производственные автобиографии середины XX века во многих случаях формировались на основании анкетных вопросов и предъявлялись на специальных бланках, где указывались определенные требования к их содержанию. Например, на одном из рассмотренных бланков анкетные вопросы предваряются следующей пометкой: Составляется /…/ с обязательным освещением следующих вопросов, за которой следует перечень этих вопросов.

В материале, которым мы располагали, содержатся заполненные бланки автобиографий (относятся к 1940, 1949, 1954, 1955, 1958, 1979, 1990 гг.) с требованиями отразить в документе сведения о рождении, социальном происхождении и родителях, образовании, трудовой деятельности, службе в армии, партийности и партстаже, общественной работе, собственной семье, фактах применения к родственникам различных политико-правовых наказаний (лишался избирательных прав, подвергался репрессиям, был под судом и следствием и под.). Состав перечисленных требований отвечает особенностям государственных политических условий, предполагающих институционально заданное выяснение лояльности или латентной нелояльности человека к коллективу, учреждению, закону и в целом к власти (вопросы о причинах перехода с одной работы на другую, родственниках, лишавшихся избирательных прав, уголовном преследовании автора и его родственников, партийности) [2]

Содержательные особенности делопроизводственных автобиографий сибиряков

Делопроизводственна автобиография томича, 1943 г.

Соответствует специфике институционального запроса и реакция на него авторов производственных автобиографий, выраженная в выборе представляемого фактического материала. Б. Штудер и Б. Унфрид при исследовании автобиографий, написанных иностранными партийными кадрами в 30-х гг., отмечают, что «мастера сталинской автобиографии – это «виртуозы незаметности». Автобиография становится тем совершеннее, чем более она убирает специфическое, характерное, индивидуальное в личности и приближается к нормативному жизнеописанию, которое могло бы быть создано группой» [3, c. 107].

Так, в связи с тем, что составление документа рассматриваемого типа в период с 1930-х гг. по 1980-е гг. выступало как своеобразный инструмент контроля человека властью, его авторы старались сообщать о себе только ту информацию, которая была указана в требованиях на бланке [2]. При этом последний пункт требований – Другие сведения, которые Вы считаете необходимым осветить в автобиографии – авторы, как правило, игнорировали или отвечали на него таким образом: Других сведений, которые считал бы необходимым осветить в автобиографии, нет. Интересным является пример личного дела, в котором содержится три производственные автобиографии, написанные в 1943 г., 1951 г. и 1955 г. Только в автобиографии 1955 г. автор сообщает сведения о брате: В 1937 г. арестован брат Иван, причина ареста мне неизвестна. Представляя данный факт, автор намеренно дистанцируется от него, подчеркивая личную незаинтересованность в значимом негативном событии, произошедшем с близким родственником.

Приведем еще один пример реакции автора производственной автобиографии на политически ангажированный запрос. Сообщая о родителях в трёх автобиографиях, написанных в 1946, 1954, 1955 гг., автор указывает их профессии и социально-политический статус: отец – инженер, член коммунистической партии, мать – врач. Но при этом ни в одном из текстов он не называет их имён. При обращении к другому документу из личного дела – анкете, в которой от заполняющего требовалось указать фамилию, имя и отчество родителей, – автор называет имя и фамилию матери, которые звучат как еврейские. Это позволяет предположить, что такое умолчание является реакцией на государственную политику антисемитизма, особо распространившуюся в конце 40-х и в 50-е гг. XX в. [2]

Реакция на особенности политической ситуации проявляется не только в отборе представляемых фактов, но и в их особом именовании, позволяющем подчеркнуть собственную политическую лояльность, обосновываемую, например, «чистотой» происхождения: Родился 23 апреля 1905 г. /…/ в семье крестьянина-бедняка; С 1924 г. по 1925 г. работал в своем бедняцком хозяйстве; Я, NN, родился /…/ в семье рабочих. Приведенные примеры отражают отмеченное исследователями особое свойство использования слов в соответствии с особенности советской политической культуры – их идеологически обусловленную трансформацию их значений, направленную на «соответствие» политическим требованиям (Кронгауз М.А., 2004 [4], Купина Н.А., 2005 [5], Романенко А.П., 2003 [6] и др.]. Их использование позволяет авторам повысить свой социально-политический статус.

Помимо социально-политической обусловленности отбор фактов для их включения в производственную автобиографию хотя и в незначительной степени, но все же зависел и от личностных установок ее автора. Показательным представляется пример, когда автор трех делопроизводственных автобиографий 1946 г., 1951 г., 1979 г. в последней сообщает о жене и сыне, при этом указывает, что сын – от второго брака. В тексте автобиографии автор не пишет о том, сколько раз он был женат. В связи с этим можно предполагать, что умолчание информации в данном случае связано с «тяжелыми» для автора воспоминаниями: возможно, о смерти жены, разводе и т.п.

Личностными интенциями определяется отбор информации и в следующем примере. Один из авторов нескольких документов в тексте 1936 г. указывает: В 1931 г. окончил четырехмесячные курсы по подготовке на педфак NNN, но в университет не поступил, ввиду отказа администрации отпустить с работы на учебу. В автобиографиях 1953 г. и 1974 г. этот факт не упоминается, а указывается следующее: в 1936 г. я поступил на физико-математический факультет NNN, который и закончил с отличием в 1941 г. по металлофизической специализации. Разница фактического материала объясняется тем, что с течением времени приоритеты в оценке событий собственной жизни изменились, и факт, представлявший значимость в 1936 г., в последующие годы эту значимость утратил.

Таким образом, при составлении производственных автобиографий авторы, предполагая, что сведения, которые они отражают в них, могут быть тенденциозно проинтерпретированы властью, пользовались тем, что «в автобиографии можно было опустить некоторые щекотливые моменты, например, пребывание на территории, занятой Белой армией, в годы Гражданской войны. Если человеку приходилось в жизни сменить много разных занятий, он мог сделать упор на одних и обойти молчанием другие» [7, c. 28]. Кроме того, отбор фактов – в границах допускаемых документом возможностей – регулировался и особенностями восприятия личных жизненных обстоятельств.

Стиль делопроизводственных автобиографий сибиряков

Стиль производственных автобиографий формируется на основании жестко заданных институционально отработанных требований документа – с одной стороны, и характера авторской интенции, связанной с реакцией на социально-политические обстоятельства и оценкой фактов личной жизни, – с другой.

Для делопроизводственных автобиографий характерно использование клишированных конструкций, что соответствует требованиям стиля документа: Под судом и следствием никто из родственников не находился; Из близких родственников сужденных и репрессированных не имею. Сам не судим; Родители в белых, царской и красной армии не служили. К уголовной ответственности не привлекались. Органами советской власти не преследовались. Избирательных прав не лишались. За границей не жили; В советской армии не служил и в боях Отечественной войны не участвовал, на оккупированной территории не жил; Родственников за границей не имею и т.п. Характер фактов, представляемых в виде отработанных формул, позволяет проследить, какие сведения были наиболее институционально значимы, частотно востребовались и поэтому подвергались клишированию.

В стремлении соответствовать институциональной логике документа, но не достаточно владея его дискурсивным стилем, авторы производственных автобиографий порой использовали его требования неуместно, в результате чего текст получал форму «наивного письма»: Поэтому часто приходилось бросать учение и работать. Окончание было достигнуто благодаря самостоятельной работе, которая давала возможность заполнять пробелы, получающиеся в результате перерывов.

В текстах производственных автобиографий, созданных в 30-е-50-е гг. XX века, превалируют пассивные синтаксические конструкции, в том числе – с расщепленным сказуемым: Сразу же после окончания был оставлен ассистентом на кафедре палеонтологии; После этого мать подвергалась гонению со стороны белых, в связи с чем нам приходилось постоянно скрываться у крестьян. ˂…˃ С этой шахты меня перевели на коксовые печи; В 1935 году /…/ был передан Томскому Пединституту. Во многих случаях в текстах содержатся указания на конкретный государственный орган, по «воле» которого в жизни автора автобиографии состоялся очередной значимый поворот: После окончания срока службы в 1929 году был командирован Политотделом 36 на учебу во Владивостокский рабочий факультет Д.В. Государственного университета; После окончания рабфака, по решению Владивостокского горкома КПСС, был послан на исторический факультет Д.В. Педагогического института. Казалось бы, названные признаки стиля – соответствуют типу анализируемого документа. Но сравнение с современными производственными автобиографиями показывает, что этот документ вполне может состояться и при использовании в тексте конструкций с активным субъектом (ср.: В этом же году начал обучение в Дальневосточном гуманитарном университете по специальности «Журналистика». В 2012 году закончил его с красным дипломом. С августа 2012 года и по сей день работаю журналистом в газете «Вестник Владивостока» ). Не исключая действие советских традиций составления документа, отметим, что в этих традициях проявляется влияние эпохи, и стиль производственных автобиографий 30-х-50-х гг. XX века представляет человека как пассивного, контролируемого властью гражданина государства определенного типа.

Личностная значимость представляемых фактов фиксировалась при помощи текстовых показателей неофициального общения, допускаемых свободной формой изложения. Среди них – разговорные слова (За время прохождения ВВП в 1932 году получил небольшую премию (лыжная шапочка). ˂…˃ Из родственников сейчас имею кроме отца, матери и родного брата следующих: дядя и тётка в Минусинске, один двоюродный брат где-то в РККА на Дальнем Востоке; В последнее время заведовал энергофаком; Отец, мать и единственная сестра были зверски замучены гитлеровцами в 1943 году в г. Ровно), оценочные, экспрессивные слова и высказывания (скверное материальное положение; Так как N.N. тогда проживал в Москве, то мне пришлось по нотариальному договору оставить родительский дом за собой, а половину причитающейся суммы (3500 р.) выплачивать ему, причём мой брат, бывший тогда вполне обеспеченным научным работником, нашёл условие, чтобы я, неоперившийся, одинокий, 24-летний юноша, платил ему еще … проценты), разнообразные выразительные средства, не свойственные тексту документа (Я без всяких сомнений поступил на математическое отделение физико-математического факультета Казанского университета, в который меня влекло имя Лобачевского и сравнительная тишина Казани; Поэтому И.Н. отказался от совместительства, чтобы не порвать связь с родным политехническим институтом), характерные, в основном, для разговорного стиля конструкции с нарушением порядка слов (Из родственников имею только брата (рождения 1881 г.). Брат этот (В.Н.) выехал в США в 1919 г. Адреса его я не знаю, связи с ним никакой не поддерживаю и не знаю, жив он или нет) .

Итак, в производственные автобиографии сибиряков, созданные в особый период политической истории России, несмотря на их строгое соответствие документу, проникают индивидуальные реакции на политический контроль и признаки оценки личной жизни авторов. Чем жестче контроль, тем, с одной стороны, активнее стремление соответствовать политическим требованиям эпохи, а с другой – сильнее характер сопротивления официальной идеологии.

В связи с этим в текстах делопроизводственных автобиографий политически заданные смыслы либо используются для реализации личных авторских целей, либо нейтрализуются, в конкретных практиках приводя «политизированный» документ в соответствие с его задачей объективированного представления фактов.

Итак, тексты делопроизводственных автобиографий сибиряков хотя и в латентной форме, но отражают специфику из авторов и социокультурных условий их жизни.

С.В. Волошина, И.В. Тубалова

Литература и источники

1. Дускаева Л.Р.. Протопопова О.В. Жанры официально-делового стиля // Стилистический энциклопедический словарь русского языка. М.: Флинта, наука, 2006. С. 76-77.
2. Волошина С.В.. Литвинов А.В. Анатомия делопроизводственной автобиографии в Новейшей истории России: композиция и содержание текстов // Текст. Книга. Книгоиздание. 2016. № 1(10). C. 40–54.
3. Штудер Б.. Унфрид Б. Сталинские партийные кадры. Практика идентификации и дискурсы в Советском Союзе 1930-х гг. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН): Фонд «Президентский центр Б.Н. Ельцина». 2011.
4. Кронгауз М.А. Бессилие языка в эпоху зрелого социализма // Знак: Сб. ст. по лингвистике, семиотике и поэтике. М: Рус. учеб. центр МС, 1994. С. 233-244.
5. Купина Н. А. Тоталитарный язык: Словарь и речевые реакции. Екатеринбург–Пермь: Изд-во Урал. ун-та, ЗУУНЦ, 1995. 144 с.
6. Романенко А.П. Особенности организации семантики «советского языка» (культурологический аспект) // Русский язык сегодня. М., 2003. Вып. 2. С. 247-256.
7. Срывайте маски!: идентичность и самозванство в России XX века. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН): Фонд «Президентский центр Б.Н. Ельцина». 2011. С. 28