H.A. Клюев: последние годы жизни (по архивным материалам)

В томских архивах имеются три дела Н. А. Клюева: два в архиве УВД (личные дела 47163 и 4273 и соответствующие им архивные регистрационные номера Р-12814 и Р-37092) и одно «расстрельное» дело 12301 в архиве ФСБ Томской области, которые позволяют выяснить и уточнить ряд существенных фактов биографии, а отчасти, и творчества поэта его последнего, самого трагического периода жизни.

Часть этих документов уже опубликована исследователями, но системно они не рассматривались, тем более что некоторые из них до сих пор оставались неизвестными.

Томские архивы

Кабинет следователя в музее «Следственная тюрьма НКВД»

Прибыл поэт в Томск, как это указано в справке, выданной взамен паспорта 25 марта 1934 года [7, ед. хр. 19]. В этот же день прошел регистрацию в Томском секторе НКВД. 31 марта, после прохождения санобработки, поэт ожидает отправки по этапу к месту назначения. Этот факт позволяет установить хранящаяся в его деле справка.

Справка

На а/сс. Клюев Николай Алексеевич

Год рождения 1884

Путь назначения Колпашево

В чьем распоряжении следует Колпашевский о/с ОГПУ

Кем, когда и на какой срок осужден Коллегией ОГПУ

от 5/Ш. 1934 по ст. 58-10-16-151

на срок 5

Отметка врача о прохождении санобработки и состояние здоровья

Здоров, санобработку прошел

Вручен пакет № 2679

следует по наряду

31. III. 1934

Нач. Пом. отдела [7, ед. хр. 18].

12 апреля поэту удается отправить заверенную у нотариуса доверенность на имя поэта С. А. Клычкова, которому поручает распоряжаться своим имуществом, находящимся в его московской квартире по Гранатному переулку № 12, кв. З [4, с. 409]. Именно дата 12 апреля 1934 года ошибочно считалась исследователями временем прибытия Клюева в Томск.

Нарымская ссылка

Томская тюрьма

Тюрьма на ул. Пушкина

Первым томским адресом поэта была Томская пересыльная тюрьма, или как ее называли, исправительно-трудовой лагерь (ИТЛ) на улице Пушкина. Об этом свидетельствует сохранившееся в семейном архиве А. Н. Яр-Кравченко письмо к Л. Э. Кравченко из Томска, датированное 22 мая: «На белом свете весна, а я все за решеткой. Отправку в Колпашево обещают на 24-е мая, но это не наверно» [7, с. 307]. Указанная дата отправки, как выясняется, оказалась точной. Целую неделю (с 24 по 31 мая) поэт со спецконвоем на подводе добирался в Колпашево: примерно столько было необходимо времени, чтобы преодолеть трудный путь по подсохшей после весеннего разлива грунтовке протяженностью около 350 километров. Вид транспорта нам позволяет уточнить имеющаяся в деле Клюева справка врача при Томском исправительно-трудовом учреждении (то есть, Томской тюрьме). Приведем текст данной справки.

Справка врача при Томском исправ. -труд, учреждении

Фамилия, имя, отчество Клюев Николай Алексеевич 50 лет.

Диагноз: атеросклероз, миокард.

Заключение. Следовать может на подводе.

11/V 1934. (подпись врача) [7, ед. хр. 17].

Косвенное указание о том, что Клюев ехал, а не плыл из Томска в Колпашево, как иногда утверждают исследователи, имеется и в письмах поэта к Н. Ф. Христофоровой и А. Н. Яр-Кравченко [4, с. 312, 319].

Этап до Колпашево

В Колпашево поэт появился не позже 31 мая, так как именно этой датой Временно исполняющим дела (ВРИД) оперуполномоченного Нарымским О/О НКВД Шкодским подписана анкета арестованного. Из нее свидетельствует, что по состоянию здоровья поэт являлся инвалидом второй группы (вторая группа инвалидности была присвоена на основании Заключения бюро врачебной экспертизы отдела здравохранения Ленинградского облисполкома и Ленинградского совета от 25 февраля 1930 г. Перечень заболеваний довольно обширный: кардиосклероз, артериосклероз, склероз мозговых сосудов, истерия, расширение вен правой голени. Есть основание полагать, что именно инвалидность поэта послужила основанием для смягчения судебного приговора, вынесенного ему 5 марта 1934 г. Коллегией ОГПУ) [8, ед. хр. 4–4а], а местом его рождения формально считалось село Мокеево Введенской волости, Кирилловского уезда, Новгородской губернии [1, с. 10–11].

Интересна также одна деталь в анкете: в графе 18 «Образование» (подчеркнуть и указать точно, что закончил) подчеркнуто – «низшее», хотя в последующих анкетах в этой графе будет указано, что поэт имеет среднее образование. И это понятно: идеолог контрреволюционной монархической повстанческой организации «Союз спасения России» не мог не иметь минимум среднего образования.

В данном случае провинциальный работник ОГПУ Шкодский формально заполняет анкету: видит в Клюеве всего лишь административноссыльного, человека, не имеющего официального образования, а не известного поэта, стихи которого переведены на несколько иностранных языков. Впрочем, как свидетельствует картотека Томского мемориала, сам Захар Павлович Шкодский имел всего лишь начальное образование, был далек от литературы, и все Клюевы, проходившие через его руки, были лишь административно-ссыльными. Но жестоко распорядилась судьба: в недалеком для него 37 году, 3 июля, его арестуют по тому же делу, что и поэта, и он также тройкой будет приговорен к высшей мере наказания.

Одним из документов, который до сих пор официально не разрешен органами УВД для ксерокопирования, является меморандум, составленный на основании судебного заседания 14 марта 1934 г. работниками Лубьянки, представляющий основу личного дела административно-ссыльного Н. А. Клюева.

Меморандум — основной документ в Нарымском деле поэта, позволяющий уточнить некоторые его детали. В этом плане особое значение имеют его 7-11 пункты. Приводим копию данного меморандума.

Меморандум на проходящего по делу № 3444 ОГПУ

1. Фамилия, имя, отчество Клюев Николай Алексеевич

2. Год и место рождения 1884 г. Новгородская губ., Кирилловский у., Введенская вол., дер. Макеево

3. Постоянное место жительства Москва, Гранатный пер. 12, кв. 3.

4. Последи, место службы, должность, род занятий поэт

5. Основн, проф. и специальность поэт, литератор

6. Соц. полож. и происхожд. из крестьян

7. Характеристика обвинения, описание преступл. и степень его опасности Обвиняется в составлении и распространении к-р литерат. произведений и в мужеложестве.

8. Степень заинтересованности органа ОГПУ в дальнейшей проработке и в каком направлении. Необходимо прорабатывать связи Клюева, так как возможно его смыкание с реакционными элементами.

9. Необходимость агентурного обслуживания осужденного после освобождения из лагеря (ссылки и высылки). Необходимо агентурно обслуживать по окончании ссылки.

10. Можно ли вербовать и для какой работы. Не рекомендуется.

11. Какие ограничения в порядке содержания в случае осуждения заключенного в лагерь или в ссылку необходимы, по мнению ОГПУ, закончившего дело. Ограничений в работе по специальности не требуется.

Уполномоченный (подпись)

Согласен: Нач. 4 от. СПО ОГПУ Петровский

Утв. Нач C-П отд. ОГПУ Горб [8, ед. хр. не указана].

Как видим, в меморандуме не только указано, какое обвинение инкриминировалась Клюеву, но и высказаны рекомендации, которые давались служащим Органов в отношении к ссыльному поэту. Следование этим рекомендациям ОГПУ, «проработка» всех связей поэта вылились в конечном счете в сфальсифицированное работниками органов Томского отделения НКВД по ЗСК дело об участии Н. Клюева в кадетско-монархической повстанческой организации «Союз Спасения России».

Данный меморандум, как это свидетельствует письмо помощника начальника УСО ОГПУ Зубкина начальнику УСО ОГПУ Западно-Сибирского края в г. Новосибирске от 28 марта 1934 г. [8, ед. хр. 5], был приложен к делу № 14/3444/с от 14/ІІІ-34 г., что позволяет логично предположить: сначала Клюев находился в Новосибирске, а затем, после получения Меморандума, был отправлен в Томский отдел НКВД, а оттуда – в Колпашево, где ему предназначалось отбывать ссылку. Запрос начальника УСО ЗападноСибирского края в Нарымский окротдел НКВД по ЗСК г. Колпашево от 21 августа 1934 г. (копия: Томскому оперсектору НКВД) уточняет: Клюев в Новосибирске не находился (через спецорганы Новосибирска проходили только документы поэта), сам он прибыл непосредственно в Томск, причем с ним, как предполагалось сначала, должен был отбывать ссылку и другой поэт – С. Клычков.

В качестве доказательства приводим запрос начальника УСО, сохраняя орфографию и пунктуацию источника.

Нарымский окротдел НКВД по ЗСК – с. Колпашево, ЗСК

Копия: Томскому оперсектору НКВД – г. Томск, ЗСК

21 августа 1934 № 015/А

По имеющимся сведениям на территории Нарымского Окротдела отбывает ссылку а/сс Клюев Н. А. и Клычков, имя и отчество для нас неизвестно, обвиняемые в Мужеложестве и прошедшие через Томский Распределительный Пункт.

Просьба сообщить действительное нахождение на территории Вашего края указанных а/сс и если таковые являются особо участниками, вышлите нам учматериал, – если же относятся к группе массовой ссылки, вышлите карточки Ф № 1 с полными установленными данными.

Нач. УСО Сивняков

Уполномоченный Голомзик [8, ед. хр. 3]

Запрос в Колпашево был получен довольно скоро, 26 августа. В этот же день из Нарымского окротдела НКВД в Новосибирск был отправлен учетный материал (то есть, копия дела Клюева) и сопроводительное письмо.

Управление НКВД по ЗСК (УСО)

гор. Новосибирск

При этом препровождается учетный материал на адм/сс.

Клюева Николая Алексеевича.

Клычков на учете у нас не значится.

Приложение: Учетный материал.

Пом. нач. 2 отд. (Мишустин) ВРИД.

Нач. окротдела НКВД Жук

Оперуполномоченный УСО Циплятников

28/Ш/ 1934 [8, ед. хр. 4].

Спасение из нарымской ссылки

В этом же деле Клюева (регистрационный № 12814) имеется ряд документов, позволяющих установить, как происходил перевод поэта из Колпашева в Томск. К. М. Азадовский предполагает, что он был осуществлен благодаря распоряжению самого Наркома внутренних дел СССР Г. Г. Ягоды по ходатайству двух ему близких женщин: Н. А. Обуховой и Н. А. Пешковой [1, с. 296–298].

Эта версия требует уточнения. Путь к спасению из нарымской ссылки Клюеву подсказал начальник Нарымского окружного отдела НКВД Иштван Иштванович Мартон, которого в письме к Н. Ф. Христофоровой поэт назвал «прямо замечательным человеком» [4, с. 328]. В письмах Клюева из Колпашево к А. Н. Яр-Кравченко (от 4 июля и 24 июля 1934 г.) дважды звучит настойчивая просьба разыскать удостоверение об его инвалидности второй группы, которое осталось в московской квартире поэта, заложенное в «немецкую большую Библию» [4, с. 320, 325]. Видимо, от И. И. Мартона поэт мог узнать, что инвалидность второй группы может способствовать переводу «в место, где можно жить, не подвергаясь прямой гибели», то есть с более приемлемым климатом [4, с. 325].

Опасаясь, что удостоверение не удастся разыскать, поэт просил того же А. Н. Яр-Кравченко через посредничество знакомого ему влиятельного доктора Валентина Михайловича Белгородского обратиться в Бюро медицинской экспертизы затребовать копию такого удостоверения. Эта просьба также повторяется дважды [4, с. 320, 325].

Скорее всего, А. Н. Яр-Кравченко удостоверение не смог разыскать, но к доктору Белгородскому обращался, так как в письме к своему младшему другу от 25 сентября Клюев сообщает, что «от доктора В. М. Б. получил телег, 20 руб. с деревни, медсвид не получил» [4, с. 337].

Одновременно с этой же просьбой поэт в письме от 28 июля обращается и к Н. Ф. Христофоровой, которая была для него в ссылке своеобразным ангелом-хранителем. Ее он умоляет обратиться уже к посредничеству Надежды Андреевны Обуховой, которая хорошо знает доктора Д. Д. Плетнева, врача Горького. Есть основания предполагать, что именно посредничество настойчивой и обязательной Н. Ф. Христофоровой и влиятельной Н. А. Обуховой, солистки Большого театра Оперы и Балета, достигло результата. Инвалидность поэта, как мы полагаем, и послужила для Ягоды формальным основанием перевода Клюева в Томск. Вместе с тем само «инвалидное свидетельство» не было найдено, так как известно, что поэт еще раз, уже из Томска, просит своих корреспондентов, на этот раз В. Н. Горбачеву, разыскать его в той же немецкой Библии [4, с. 344–345].

Удивительно быстро завертелся маховик громоздкой махины НКВД. 4 октября из УСО УГБ НКВД СССР в Новосибирск, в управление НКВД по ЗСК (УСО), поступила шифрованная телеграмма за № 10715 с распоряжением о переводе Клюева в Томск.

На второй день, 5 октября, в Новосибирск отправлена новая телеграмма, в которой содержится важное уточнение: поэта Клюева (не административно-ссыльного!) отправить в Томск не этапом, а спецконвоем. Ниже приводим копию данной телеграммы.

НАЧ. УСО УГБ НКВД по ЗСК. Литер «А»

Согласно дополнительного распоряжения УНКВД поэта Клюева из Колпашево

в гор. Томск направьте не этапом, а спецконвоем.

5/IX-1934 года ЗАМ. НАЧ. СПО. УГБ (СОРОКИН) [8, ед. хр. 6]

Распоряжение из Новосибирска было передано в Колпашево шифрованной телеграммой 7 октября 1934 г., о чем имеется приписка на тексте телеграммы [8, ед. хр. 6].

Из Колпашево в Томск Клюев отправился на последнем пароходе сразу же 8 октября, об этом свидетельствует письмо начальника Нарымским О/О НКВД в Управление НКВД по ЗСК, г. Новосибирск [8, ед. хр. 5].

Решение о переправке поэта со спецконвоем в Томск было сформулировано Постановлением Нарымского окротдела НКВД от 8 октября 1934 г. Приводим дословно текст этого постановления.

«Утверждаю» Нач. Нарым. Окротдела НКВД

(Мартон)

Постановление

1934 г. Октября 8 дня гор. Колпашево.

Я ИД оперуполномоченного УСО Нарымского Окротдела НКВД Шкодский на основании поступившей ш/телеграммы из УНКВД по ЗСК от 7/Х - 34 г. № 10415 в части направления со спецконвоем в гор. Томск для отбытия оставшегося срока ссылки а/сс Клюева Николая Алексеевича, осужденного Заседанием коллегии ОГПУ (судебн.) от 5/Ш 34 г. по ст. 58- 10, 16-151 на пять лет, считая срок с 2/Ш - 34 г.

Постановили:

Адм. ее. Клюева Николая Алексеевича со спецконвоем направить в распоряжение Томского оперсектора НКВД гор. Томска.

ВРИД опер. Уполн. УСО (Шкодский)

Согласен НАЧ. СПО (Жук) [8, ед. хр. 3]

В Томский оперсектор НКВД отправляются два письма (одно рукописное [8, ед. хр. 1, 26], другое напечатанное на машинке [8, ед. хр. 11]), сопровождающие административно-ссыльного Н. А. Клюева, а также его личное дело.

В деле сохранилась также записка ВРИД уполномоченного Шкодского для конвоя [8, ед. хр. 16].

Официально дело Клюева о переводе в Томск было пересмотрено 17 ноября 1934 г. на Особом совещании при Народном комиссариате внутренних дел СССР. Выписка из протокола этого совещания имеется в Томском деле Клюева. Она была доставлена в Томск, после прибытия туда поэта и помещена в Колпашевское дело [8, ед. хр. 8].

В Томск поэт плыл несколько суток и прибыл в город не позже 10–11 октября, хотя в письме к Н. Ф. Христофоровой, датированном 24 октября 1934 г., он сообщает, что перевод был осуществлен «на самый праздник Покрова», то есть 14 октября [4, с. 340].

Такие даты указаны нами не случайно, так как в деле Клюева имеется подписка, датированная 11 октября, в которой он обязуется без разрешения Томского оперсектора ОГПУ никуда не выезжать из города и аккуратно 10-го числа каждого месяца являться в TOC ОГПУ на регистрацию. Ниже приводим текст подписки.

ПОДПИСКА:

Я нижеподписавшийся а/сс Клюев Н. А. даю настоящую подписку Томоперсектору ОГПУ в том, что обязуюсь без разрешения TOC ОГПУ из гор. Томска никуда не выезжать, аккуратно 10 числа каждого месяца являться на регистрацию. Об изменении места службы и квартиры обязуюсь сообщать в TOC ОГПУ немедленно.

В случае нарушения данной мной подписки буду предан суду по 82 ст. УГ.

Подпись (отсутствует) 11.Х 34 г. [7, ед. хр. 3]

Остается невыясненным, почему в тексте данной подписки нет росписи Клюева. Возможно, высокое заступничество за поэта, изменение его судьбы в течение нескольких месяцев не предполагало от органов исполнения всех формальностей. Первого июня (на бланке ошибочно указано 00 июня) 1935 г. поэту было выдано удостоверение (взамен вида на жительство), очевидно, вместо истрепавшегося или утерянного, так как оно подписано как дубликат вида на жительство, в котором появляется новая деталь. Теперь поэта обязывают приходить на регистрацию только раз в месяц, каждого 10 числа [7, ед. хр. 6, 10, 32]. Но Клюев не являлся на регистрацию даже один раз в месяц, о чем свидетельствует регистрационная карта [7, ед. хр. 6].

Видимо, такое поведение ссыльного поэта навело гнев начальства. 10 ноября 1935 года ему выдается удостоверение (взамен паспорта), в котором строго прописывается ежемесячно, каждого 1-20 числа, проходить регистрацию в Томском секторе НКВД [7, ед. хр. 8].

В этот же день с него взята подписка, где он дает обязательство в указанные числа проходить регистрацию [7, ед. хр. 9]. На этих двух документах поэта уже вынуждают оставить свою подпись: об ответственности за нарушение распорядка он серьезно предупрежден. Больному человеку дважды в месяц ходит пешком из северо-восточной окраины города в центр было очень тяжело, и он первого декабря 1935 года обращается к уполномоченному Томского сектора НКВД с заявлением разрешить ему являться на регистрацию не два, а один раз в месяц. Свою просьбу поэт мотивирует крайне тяжелым болезненным состоянием и в качестве аргументации прилагает копию акта Бюро врачебной экспертизы отдела Здравоохранения Ленинградского облисполкома и Ленинградского совета от 25 февраля 1930 года, в которой имеется H. A. КЛЮЕВ: ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ 449 заключение врачей об его инвалидности [7, ед. хр. 6]. Исследователям остается только догадываться, кто из питерских друзей переслал эту копию поэту.

Заявление Клюева является для нас одним из ценнейших автографов поэта, сохранившихся в хорошем состоянии. Помещаем ниже текст данного заявления с соблюдением авторской орфографии и пунктуации.

Уполномоченному Томским Сек. НКВД

Адмоссыльного Клюева

Николая Алексеевича

Заявление

Прилагая при сем копию с Акта Бюро Врачебной Экспертизы, по крайне тяжелому болезненому состоянию – сердечных припадков с потерей сознания, склероза мозговых сосудов, и закупорки вен в правой ноге, усердно прошу разрешить мне являться на регистрацию один раз в месяц.

Николай Клюев.

1го Декабря

1935 года [7, ед. хр. 7].

Документальных сведений о том, была ли удовлетворена просьба поэта, в его деле не имеется, можно только гадать.

Новый арест

23 марта 1936 года Клюев вновь был арестован. Ему инкриминируется ст. 58/10 и 11 УК – обвинение в участии в контрреволюционной церковной группировке [7, ед. хр. 23]. В служебном донесении начальника Томского отдела НКВД в У СО У НКВД ЗСК – город Новосибирска от 14 апреля 1936 г. говорится следующее:

Сообщаем, что а/с Клюев Николай Алексеевич 1884 г. рождения из гр-н Новгородской губернии, осужденный Заседанием Коллегии ОГПУ (суд) от 5/III – 34 г. по ст. 58/10 и 16/151 в ссылку на пять лет, в данное время нами арестован 23/Ш – 1936 г. и обвиняется как участник к-р. церковной группировки по ст. 58/10-11 УК ел. дело № 12204 за 1936 г.

Нач. Томского отдела НКВД (Подольский)

Ст. инспектор У СО (Михайлов) [7, ед. хр. 23].

Изучая дело P-37092, мы обратили внимание, что в нем отсутствует протокол обыска, а ведь известно из писем поэта, что у него были свои вещи: книги, иконы, а самое главное – написанные в ссылке новые произведения, среди них поэма Кремль. О том, что все рукописи были изъяты, свидетельствует письмо поэта к В. Н. Горбачевой от 10 августа 1936 года, в котором он сообщает: «Я написал поэму и несколько стихов, но у меня их уже нет: они в чужих жестоких руках» [4, с. 379, 450]. Теперь становится понятным, почему в письме к А. Н. Яр-Кравченко от 23 декабря 1936 г. с припиской 29 декабря, Клюев настоятельно умоляет своего адресата переслать Кремль для переделки [4, с. 387]. Если бы рукописи его произведений не были изъяты, необходимость в подобной просьбе, конечно бы, отпала. К сожалению, пока о судьбе клюевских рукописей ничего не известно. Невежественные работники органов, не обременив себя даже составлением протокола обыска, могли их попросту сжечь, выбросить, либо кому-нибудь отдать.

Арест совершенно подкосил и без того плохое здоровье поэта: произошел паралич левой половины тела. Клюев был положен в тюремную больницу. Более обстоятельно выяснить состояние поэта позволяет сохранившаяся его личная санитарная карточка, копию которой мы приводим ниже.

Медицинская часть.

Субъективные жалобы: общая слабость, недееспособность левой половины тела.

Анализ: В апреле месяце произошел паралич левой половины тела, с 8/ IV положен в больницу и с тех пор заметных улучшений в болезни нет.

Данные лечащего врача: паралич левой половины тела, старческое слабоумие.

Заключение врача. Нуждается в комиссии в специальном уходе специалиста. На основ. Ст. 7, 10 отнесен к инвалидности.

30 июня 1936 г.

Председатель НКВД Михайлов (Следует заметить, что врач, заполняя Личную санитарную карточку Клюева, допустил ошибку: Михайлов не председатель НКВД, то есть не начальник Томского отдела НКВД, а старший инспектор УСО НКВД – прим. автора)

[на обороте] Управление лагерей труд. Поселений и мест заключения УНКВД по ЗСК.

Санитарный отдел.

Протокол освидетельствования ВТК № 159

30 июня 1936 г.

Личная санитарная карточка № 159.

Род преступи. 58/10,11.

Основная профессия: служитель культа (Обратим внимание на данный факт: профессия Клюева обозначена как «служитель культа», видимо, врачи тюремной больницы не были знакомы с личным делом поэта и заполняли анкету, формально ссылаясь лишь на ст. 58/10 и 11 УК – обвинение в участии в контрреволюционной церковной группировке, по которой он привлекался. – прим. автора).

Занятие: в настоящее время: лежит в больнице с 8/1 V- 1936 г. [7, ед. хр. 22]

Освобождение из-за болезни

Таким образом, из личной санитарной карточки Клюева мы узнаем, что в тюремной больнице он находился около трех месяцев, с 4 апреля до начала июля 1936 года, а затем на основании медицинского заключения по распоряжению старшего инспектора УСО НКВД Михайлова был выпущен на волю. О своем решении Михайлов сообщает в УСО УГБ НКВД ЗСК гор. Новосибирска. Ниже приводим копию донесения, сохраняя его стилистику и пунктуацию.

Секретно

В УСО УГБ НКВД ЗСК гор. Новосибирск

4/VII-36

452/4

Сообщаем, что адмссыльный Клюев Николай Алексеевич 1884 года рождения, из граждан Новгородской губ., осужденный в ссылку Заседанием коллегии ОГПУ (суд) от 5 марта 34 года по ст. 58/10 и 16/151 в ссылку на 5 лет, будучи нами арестован 23 марта сего года и привлечен к ответственности как участник церковной кр. группировки по ст. 58/10 и 11 ук., сего числа нами из под стражи освобожден ввиду приостановления следствия по делу № 12204 ввиду его болезни – паралича левой половины тела и старческого слабоумия.

Просьба означенного взять на учет ссыльных.

Нач. горотдела НКВД

Капитан гос. Безопасности (Подольский)

Ст. инспектор УСО

Мл. лейтенант гос. Безопасности (Михайлов) [7, ед. хр. 20, 21]

Дом по ул. Красного Пожарника, 12

Пер. Красного Пожарника, 12

5 июля [4, с. 378] тяжелобольного, разбитого параличом поэта, перевозят из тюремной больницы и на руках относят в дом по переулку Красного Пожарника, № 12, к его прежней хозяйке Анне Исаевне Кузнецовой. После такого страшного диагноза у Клюева появилась надежда о его досрочном освобождении. Через посредство В. Н. Горбачевой он даже обращается с заявлением к Калинину [4. 377], но в Москве накануне страшного 37-го года уже никому не было дела до ссыльного поэта. Работники Томского отделения НКВД, как выясняется, из-за карьерных соображений наоборот стремились увеличить процент раскрытых политических преступлений, раздувая дела ссыльных, если имелась хотя бы малейшая зацепка. Поэтому Клюев был для них запасным вариантом: они только выжидали удобного момента, чтобы им воспользоваться.

Невероятно, но Клюеву вновь удалось выжить, буквально восстать из одра. В октябре он едва только передвигался по комнате, но в ноябре стал немного ходить, ступая на левую ногу.

Дом по пер. Мариинскому, 38

Дом по пер. Мариинскому, 38, кв.2 (пер. Мариинский, 40)

В конце декабря 1936 года поэт вынужден был переселится в большой деревянный дом с резными ставнями по Мариинском переулку, д. 38, кв. 2 [2]. Поселение поэта по новому адресу произошло в период с 24 по 29 декабря. Как мы узнаем из приписки к письму А. Н. Кравченко от 23 декабря 1936 г., переселение было «спешным»: когда письмо уже было написано, его хозяева заявили, что срочно продают дом и уезжают к дочери в г. Барнаул. «Пришлось спешно выехать в комнату по цене 6 м зимних – 40 р. и 6 м летних – 30 р.» [4, с. 387].

Дом Анны Филипповны Елаховой, жены инвалида-пенсионера, напоминал северные избы его родины, вдохновившие на создание поэтической книги об избяном космосе.

Есть основания выдвинуть версию, что именно в этом доме Клюев создает свое последнее из сохранившихся стихотворений. «Есть две страны: одна – Больница...» – своеобразное поэтическое завещание, его литературный памятник [5, с. 963]. Как известно, текст стихотворения сохранился в архиве Яр-Кравченко: он был приложен к письму поэта к своему младшему другу от 25 марта 1937 г. [5, с. 963]

Что дает основание для выдвижения данной версии? Во-первых, стихотворение было своеобразным приложением к мартовскому письму поэта к А. Н. Кравченко, когда он проживал по Мариинскому переулку, д. 38, в нескольких минутах ходьбы от двух поэтических реалий стихотворения: Больницы (до недавнего времени больница им. Г. Е. Сибирцева) и Кладбища (точнее группы кладбищ - православного Вознесенского, старообрядческого, еврейского и польского - составляющих «страну Кладбища»), находящегося на территории современного Томского кабельного завода. Эти топосы встречаются также и в письмах поэта.

Вторым аргументом в пользу выдвинутой версии является то, что в Мариинском переулке поэт поселился в конце декабря 1836 г., выжив после инсульта и болезни сердца, а затем осложненного гриппа. Все пережитое и предчувствие скорой неминуемой насильственной смерти побуждало его создать свой поэтический памятник. Писалось такое сложное, насыщенное многими образами культуры и аллюзиями, стихотворение не сразу, а в несколько заходов.

Возможно, обдумывалось оно во время возобновившихся в марте прогулок поэта по «пасмурной опушке» Михайловской рощи, находившейся в двух шагах от его жилища, и «стране Кладбища», где среди «угрюмых пихт и верб седых» [5, с. 631] любил также поэт прогуливаться, о чем он сообщает в письме к В. Н. Горбачевой от 25 октября 1935 года. «Какое здесь прекрасное кладбище - на высоком берегу Томи, березовая и пихтовая роща, есть много замечательных могил» [4, с. 371].

По свидетельству томских краеведов [2, с. 44], желающие попасть на Вознесенское кладбище, стучали в окошко жившему возле кладбища кладбищенскому сторожу, и тот открывал ворота. Этот факт также отражен в знаменитом стихотворении.

Дом по ул. Старо-Ачинской, 13

Дом по ул. Старо-Ачинская, 13

За неуплату злополучных сорока рублей Клюев вынужден был переселиться в «полутемную и сырую конуру» на Старо-Ачинской, 13, о чем он сообщает В. Н. Горбачевой в письме, помеченном второй декадой апреля 1937 г. [4, с. 389]

С 3 мая поэт уже указывает свой новый адрес. Здесь, в полуподвальном помещении в доме медицинского работника Марии Алексеевны Балакиной (видимо, поэт с ней о квартире договорился во время своего нахождения на лечении в больнице), прошел последний месяц жизни поэта на свободе. 5 июня поэт был арестован. Поэт ошибся ненамного в своем поэтическом предсказании: «предсмертный плач» был прерван не в «розовом апреле», а в «голубом июне». Из дома на Старо-Ачинской, 13 (ныне Ачинская, 15) поэт ушел в страну Кладбища. В настоящее время дом вошел в охранную зону города. На его фасаде при участии организаторов Всероссийской конференции «Николай Клюев: национальный образ мира и судьба наследия» (Томск, сентябрь 1999 г.) была установлена мемориальная доска с барельефом поэта (скульптор Н. Гнедых).

Последний арест

Дело № 12301 позволяет проследить самые трагические месяцы жизни поэта. Поскольку оно уже публиковалось в указанных нами источниках и подробно комментировалось К. М. Азадовским, позволим себе только некоторые замечания.

Прежде всего, следует обратить внимание, что новый арест Клюева планировался заранее. Органами Томского отделения НКВД фальсифицировалось громкое дело о контрреволюционной монархической организации «Союз спасения России», и нужен был ее идеолог. На его роль очень подходил Клюев: известный в дореволюционной России поэт, монархист, ранее судим, противник советской власти, издавался за границей. Начальником 3-го Томского отделения НКВД лейтенантом Госбезопасности Великановым составляется справка на арест поэта, в которой все эти указанные пункты являются основанием для политического обвинения Клюева.

28 мая 1937 года справка утверждается начальником Томского отдела НКВД, капитаном госбезопасности Овчинниковым, и в этот же день арест Клюева санкционируется военным прокурором 78-й стрелковой дивизии [9, л. 1]. Так сфабрикованное дело становится страшной реальностью.

Внимательное прочтение справки вызывает удивление: в ней указывается, что Клюев был выслан в Томск за контрреволюционную деятельность не из Москвы, а из Ленинграда. Случайна ли такая ошибка? Конечно, нет. Работниками НКВД тщательно прорабатываются ленинградские связи поэта, известные факты его литературной деятельности. Им становится известно, что поэт передавал свои произведения для публикации в берлинском издательстве «Скифы».

В этот же день, то есть 28 мая, теми же службистами НКВД составляется постановление об избрании меры пресечения и предъявления обвинения [9, л. 2], а также выписывается ордер на арест поэта [9, л. 3]. Но арестовывают Клюева только 5 июня и доставляют в подвал Томского горотдела НКВД [9, л. 7]. Почему так медлит репрессионная машина? Видимо, пока у следствия недостаточно материала для серьезного обвинения. То обвинение, которое инкриминируется поэту - «руководитель и идейный вдохновитель существующей в г. Томске контрреволюционной, монархической организации «Союз Спасения России», - пока не имеет даже формальных доказательств. Об этом свидетельствует также составленный 6 июня оперуполномоченным Ш-го отдела УГБ Г. И. Горбенко Протокол допроса [9, л. 7]. Показания обвиняемого Клюева пока прежние: создание им поэмы Погорелыцина антисоветского направления.

Кажется, Клюевым мало интересуются. Только через 17 дней, 23 июня, сотрудником НКВД составляется анкета арестованного. Затем поэта почти на три с половиной месяца, до 9 октября, оставляют в покое. А. Л. Афанасьев задержку с составлением второго протокола объясняет тяжелой болезнью поэта – инсультом [2, с. 45]. Действительно, подписи на протоколе поэта свидетельствуют, что подсудимый настолько был слаб, что еле мог водить ручкой по бумаге. Но есть и другое объяснение, оно связано с накоплением материла дела. Наконец дело сфабриковано. Клюева теперь признают уже только «одним из руководителей», но по-прежнему «идейным вдохновителем» контрреволюционной монархической, повстанческой организации «Союз Спасения России». «Найдены» и непосредственные руководители организации: бывший князь Волконский, бывший князь - штабс-капитан белой армии Ширинский-Шихматов, бывший ротмистр Левицкий-Щербина, бывший штабс-капитан белой армии Баландин и бывший кадет Слободской. Клюеву инкриминируется руководство церковной группировкой организации и обвинение по статье 58-2-10-11 УК РСФСР.

Поскольку дело приобрело теперь законченный вид, работники НКВД стремятся его поскорее завершить, словно опасаясь, что что-то может ему помешать. Спешно 13 октября составляется обвинительное заключение [9, л. 115–117] и выписка из заседания Тройки управления НКВД Новосибирской области, текст которой приводим ниже [9, л. 118].

Выписка из протокола № 45/10

Заседания ТРОЙКИ УПРАВЛЕНИЯ НКВД

НОВОСИБИРСКОЙ ОБЛАСТИ

от 13 октября 1937 г.

СЛУШАЛИ ПОСТАНОВИЛИ

65. Дело № 12301 Томский ГО НКВД Клюева Николая Алексеевича

Клюев Николай Алексеевич, 1870 г. РАССТРЕЛЯТЬ

рождения, урож. дер. Макеево, быв. лично принадлежащее ему Кирилловского уезда, Новгородской губ. имущество конфисковать.

Обвиняется в к-р повстанческой деятельности

Подпись

Парализованного, практически неподвижного поэта, насильственно лишают жизни в период с 23 по 25 октября, о чем свидетельствует самый страшный документ дела № 12301.

Выписка из акта

Постановления Тройки УНКВД Запсибкрая от «13»

Октября месяца 1937 года о расстреле Клюева Николая Алексеевича приведено в исполнение 23-25/Х мес. 1937 г. в « » час.

ВЕРНО: СОТРУДНИК ОПЕРШТАБА (подпись) [9, л. 119]

Правомерен вопрос: почему нет точной даты исполнения приговора тройки? Наблюдение В. И. Николаева за статистикой уничтожения людей на территории нынешней Томской области в 1937 году по материалам книги памяти Боль людская [3] свидетельствуют, что в сентябре-октябре происходит резкий подъем волны расстрелов арестованных. Если в первой половине года в месяц расстреливали единицы, то в окаянном октябре 37-го года число жертв террора уже равнялось 1 772 человекам. Настолько большие были партии людей, предназначенных к уничтожению, накапливаемых в Томской тюрьме, что исполнение приговора растягивалось на несколько дней. Поэту Клюев пришлось до конца испить смертную чашу, мучительно ожидая конца земной жизни.

Прошло почти два года со дня страшного октября 1937 года, и в Томский отдел УНКВД пришел запрос из Новосибирска, подписанный 10 июня 1939 года, в котором выяснялось место пребывания Клюева [7, ед. хр. не указана]. Оказалось, что вышестоящая организация не была вовремя оповещена о новом обвинении, выдвинутом против поэта, и его гибели. Это тоже страшный факт тогдашней действительности: машина репрессий захлебывалась в крови, и ее обслуга не успевала вовремя писать отчеты. Не получая известий о Клюеве, его разыскивают друзья, знакомые. Запросы поступают в адресное бюро Томского городского отделения милиции, откуда следуют трафаретные ответы: «По адресному бюро нет». Один из таких ответов адресного бюро и является последним документом в деле поэта P – 37092 [7, ед. хр. не указана].

В.А. Доманский

Литература

1. К.М. Азадовский, Жизнь Николая Клюева: документальное исследование, СПб., 2002.
2. А.Л. Афанасьев, «Не железом, а красотой купится русская радость», Наука и бизнес на Муроме: науч.-практ. журн., серия «Духовная практика», № 4 (31): Духовный путь и земная жизнь Николая Клюева, Мурманск, 2002.
3. Боль людская: книга памяти репрессированных томичей, сост. В. Н. Уйманов, Ю. А. Петрухин, в 5-ти томах, Томск, ТГУ, 1991-1999.
4. Н.А. Клюев, Словесное древо, проза, вст. статья А. И. Михайлова; сост., подг. текста и прим. В. П. Гарний, СПб., 2003.
5. Н.А. Клюев, Сердце Единорога: стихотворения и поэмы, СПб., РХГИ.
6. Л.Ф. Пичурин, Последние дни Николая Клюева, Томск, 1995; «Документальные материалы», в сб.: Николай Клюев: образ мира и судьба, Томск, 2000.
7. Арх. УВД Томской области № P-37092.
8. Арх. УВД, № P-12814.
9. Арх. ФСБ, № 12301.