Общетюркский комплекс вооружения: соотнесение лингвистических и археологических данных

Проблема изучения военной истории средневековых кочевников Центральной Азии

Общетюркский язык появился, по утверждению А.В. Дыбо [1], на рубеже эр после отделения носителей булгарского языка. Как показано в работе Ю.С. Худякова «Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии» [2], военное дело играло важнейшую роль в истории кочевых народов этого периода в степном поясе Евразии. Во многом благодаря высокому развитию вооружения и военного искусства культурно-хозяйственный тип кочевых скотоводов смог существовать на протяжении тысячелетий мировой истории.

В обобщающих трудах по всемирной истории военного искусства военному делу кочевников отведено немного места. Как правило, здесь затронуты отдельные сюжеты из военной истории скифов и гуннов в контексте истории войн Древней Греции и Китая. Военное искусство средневековых кочевников практически полностью выпало из внимания историков военного искусства. Относительно подробно рассмотрены лишь история войн и вооружение монголов в развитом средневековье. Однако феномен военных успехов монголов без знания предшествующей военной истории кочевников длительное время не мог быть правильно оценен и был целиком приписан таланту Чингисхана.

Фрагментарность сведений письменных источников длительное время затрудняла изучение военной истории средневековых кочевников Центральной Азии. Материальные следы войн включают древние фортификационные сооружения, руины и пепелища, идеологические аксессуары военной деятельности и др. Кроме того, следует учитывать, что в результате военных действий изменялись границы распространения однокультурных памятников. Наиболее важным источником для реконструкции процесса эволюции военного дела служит комплекс предметов вооружения. В его составе присутствуют виды оружия, материализующие в своей форме две основные функции военной деятельности – нападения и защиты.

Лингвистическая реконструкция орудий вооружения для пратюркского времени

Представляется, что наиболее полную информацию о комплексе вооружения тюркских кочевников может дать сопоставление археологических и лингвистических данных.

Изолированное исследование археологических и лингвистических аспектов вооружения тюрок дает несколько ограниченное представление о предмете изучения.

Данные археологии являются часто недостаточными, когда речь идет, во-первых, о предметах вооружения, изготовленных из дерева (щиты), сухожилий (пращи) и других плохо сохраняющихся материалов, во-вторых, о ряде культур археологические находки по которым немногочисленны, в-третьих, встречаются такие культуры, которые хорошо изучены археологически, исторически, однако идентификация их языковой принадлежности не вполне выяснена. С другой стороны, изолированный анализ лингвистического материала по вооружению тюрок не позволяет соотнести реконструированные слова с реальными археологическими находками и ответить, например, на вопрос, чем различались два вида колчанов: *Keĺ и *Kurug-luk, стрел: *ok и *sAg(u)n, наконечников стрел: *ūč и *Kol-luk, три типа панцирей: *jaryq, *Kuńak, *küpe.

Надо отметить, что лингвистическое и археологическое описание вооружения тюрок являются весьма разработанными областями. Но, насколько нам известно, эти две области исследований не были в полной мере сведены воедино.

С точки зрения лингвистики богатый материал по названиям вооружения в отдельных тюркских языках собран в работах, посвященных названиям вооружения в азербайджанском, башкирском, казахском, туркменском языках [3], [4], [5], [6]. Хочется специально отметить интересные работы по реконструкции названий пратюркского вооружения – это диссертация Т.В. Лосевой-Бахтияровой «Военная лексика тюркских языков: Названия вооружения» [7], статьи К.М. Мусаева [8]. Однако в этих работах не отслежены подробно уровни реконструкции, то есть специально не отмечается, какие предметы вооружения восстанавливаются для общетюркского и более поздних языковых уровней, также различие между сходными предметами вооружения, например, различными видами панцирей и т.д. восстанавливается лишь на основе фольклорных данных без привлечения материалов археологии.

По материалам лингвистической реконструкции для пратюркского времени восстанавливаются следующие виды оружия: ПТю *Kɨlɨ̄č ‘меч, саб¬ля’, *Kɨ̄n ‘ножны, чехол’ *kerki ‘топорик, тесло’, *süŋgü ‘копье, пика’, *jā(j) ‘лук’, *Kɨrɨl’ / *kiril’ ‘тетива’, *ok ‘стрела’, *ūč ‘наконечник’, *qalqan ‘щит’. Как было показано коллективом исследователей [9], пратюркскую прародину следуют локализовывать в Китае на Ордосе. Пратюрки вели кочевой образ жизни и кочевали между Ордосом и предгорьями Саяно-Алтая. На момент отделения булгар носители общетюркского языка уже проживали в предгорьях Саяно-Алтая, см. подробнее: [10].

С точки зрения археологии, в монографии Г.В. Кубарева «Культура древних тюрок Алтая (по материалам погребальных памятников)» [11] была впервые опубликована и систематизирована информация по представительной серии древнетюркских погребений, исследованных на территории предгорьев Саяно-Алтая.

Ниже представлен краткий обзор результатов соотнесения данных лингвистики и археологии по лексемам, которые реконструируются для общетюркского языка и отсутствовали в пратюркском.

Боевой нож

– ОТю *byčVq (от *by‰- ‘ре¬зать’): крх.-уйг. byčak / pyčak / bičäk; чаг. pyčak; як. byhах ‘нож’; тув. bi¼ek; тоф. pišek; алт. byčaq; хак. pyčax; шор., туркм. pyčaq; тур., гаг. byčak; аз. byčag; кум. byčaq; тат. pyčaq; башк. bysaq; каз. руšaq; ног., ккалп. руšak; кар. pyčaq; кбалк. byčaq; кирг. byčak; узб. pičoq ‘нож’; уйг. pičaq; [7. 283].

По материалам упомянутой монографии Г.В. Кубарева [11. С. 371] , в кургане № 9 в урочище Джолин, расположенном в истоках р. Юстыд (Кош-Агачский район Горно-Алтайской автономной области), обнаружен железный однолезвийный нож, найденный в деревянных ножнах у пояса погребенного, судя по длине (14-15 см) сохранившейся части, он мог применяться как боевой. Такие ножи в погребениях являются большой редкостью, вероятно, в связи с этим ранее считалось, что тюрки не пользовались боевыми ножами (см.: [2]).

Боевой топор

– ОТю *baltu ‘топор’: др.-тюрк. baltu (OUygh.); крх.-уйг. baldu (MK, KB); тур. balta; тат. balta; чаг. baltu (Abush., Sangl.); узб. bɔlta; аз. balta; турк. palta; хак. palty; malta (Sag.); шор. malta; алт. malta; як. balta’кузнечный молот’, baltysax ‘стрела с тупым концом для лука-самострела’; кирг. balta ‘топор’; каз. balta; ног. balta; баш. balta; балк. balta; кар. balta; ккалп. balta; кум. balta; [12. С. 61], [13. С. 333], [8. С. 397], [14].

Изредка в древнетюркских памятниках встречаются боевые топоры, которые служили вспомогательным оружием ближнего боя, примеры таких топоров найдены в урочище Джолин, в могильниках Чобурак I, Катанда II, Узунтал V, см. подробнее: [11. С. 99]. По форме лезвия они был проушными, узколезвийными, высокообушными (рис. 1: 9, 10). Данный вид оружия применялся тюрками в конце I тыс. н. э. О четком разделении тесла и боевого топора может свидетельствовать совместное их нахождении в одном погребении Катанда II, см. подробнее: [11. С. 73; 99].

Колчаны

– ОТю *Kel ‘кол¬чан с карманом или с щитком’: др.-тюрк. keš (OUygh., Yenis.); крх.-уйг. keš (MK); чаг. keš (Qutb., MA, IM); як. ke¬sex (Пек.); тув. xeš (Todzh., Рас. ФиЛ 188); тоф. xeš 1; кирг. keš (R); кар. keš, kes; [12. С. 258], [13. С. 752], [14. Т. 5. С. 60-61].

Колчаны носились на левом боку, подвешенными на двух ремнях к поясу, в наклонном положении. Древнетюркские лучники хранили и носили стрелы в берестяных колчанах, относящихся к одной группе – с циллиндрическим приемником. Г.В. Кубарев приходит к выводу, что почти все колчаны, найденные в погребениях, которые могут быть соотнесены с древними тюрками, принадлежат к типу «с карманом или с щитком». Этот тип встречен в 18 погребениях. Все они изготовлены из бересты. Размеры колчанов относительно стандартные. Длина приемника 75 см, ширина горловины 16,5 см, днища < 19 см. Приемники цилиндрической формы. Близ горловины и днища дополнительные слои бересты или костяные орнаментированные пластины. Стрелы хранились наконечниками вверх (рис. 1: 6–10).

Г.В. Кубарев считает ошибочные выделение колчанов «закрытого типа», который выделялся археологами ср. экземпляры 105 на рис. 1, поскольку среди них нет ни одного целого экземпляра, те, которые считаются иллюстрациями данного типа, по его наблюдениям, про представляют собой как перевернутые вверх дном колчаны с щитком, см. подробнее: [11. С. 90].

Рисунок 1.Колчаны: 1–5 – тип 1; 6–10 – тип 2.

По мнению Г.В. Кубарева, колчаны, отличные от типа «с карманом или с щитком», встречены только в 2 погребениях: Барбугазы и Калбак-Таш. Они изготовлены из тонких плашек, обернутых сверху берестой. Однако, они полуразрушены, и их форму зафиксировать не удалось. Схожие экземпляры встречаются также в более поздних погребениях конца I тыс. н.э.: Кара Хоя, Мощевой балки. Возможно, это и обусловило появление нового слова

– ОТю *Kurug-luk ‘футляр для лука, колчан’: крх.-уйг. quruγluq (MK); хак. xurlux; алт. qurluq; шор. qurluq; [13. С. 657; 660], [14. Т. 6. С. 163-164] для их обозначения только в более поздний период.

Стрелы

– ОТю *sAg(u)n ‘стрела-свистунок’: чаг. saγan (AH) ‘наконечник со свистком’; хак. soγan; шор. soγan; алт. soγon, sn; тув. soγun ‘стрела’; як. ono-γos ‘стрела (обычно игрушечная)’, долг. ono-gos (< *sagun-gač) ‘стрела с тупым концом’; [13. С. 426], [14. Т. 7].

Как было сказано выше, у носителей пратюркского языка уже было название *ok ‘стрела’. С учетом значения рефлекса в в чагатайском языка ‘наконечник со свистком’ можно предположить, что это было название «стрелы свистунка», которые были известны у хуннов. «Свистунками», как указывается исследователями [15] назывались стрелы с железными или бронзовыми наконечниками, на древко которых надевались полые костяные шарики с тремя отверстиями. В полете такие стрелы вращались и издавали пронзительный воющий свист. Этот свист пугал лошадей вражеских воинов и угнетающе воздействовал на моральное состояние самих противников. Костяные свистунки служили и муфтами, предотвращающими раскалывание древка стрелы, в которое забивался железный черешок наконечника.

Наконечники стрел

– ОТю *Kol-luk ‘1 железный наконечник стрелы; 2 стрела с железным наконечником’: хак. xosta 1, 2; як. kustuk ‘стрела с наконечником, боевая стрела’; шор. kosta; [13. С. 283]. Это стрела с раздвоенным “серповидным” наконечником, слово происходит от ПТю *kol- ‘пара, один из пары’ ср. [12. С. 283], [13. С. 670], [14. Т. 6. С. 90-94].

Древнетюркские наконечники стрел распадаются по материалу изготовления на два класса – железных и костяных. Железные относятся к одному отделу – черешковых, представленному (по сечению пера) несколькими группами, которые делятся на типы по форме пера. Как было сказано выше, в носителей общетюркского языка было как раз два различных названия: ПТю *ūč ‘наконечник’ и новое, появившееся на общетюркском уровне, ОТю *Kol-luk. Можно предположить, что более древнее название *ūč описывало костяные наконечники, а *Kol-luk - железные, поскольку есть указание на то, что рефлексы этого слова описывали именно железные наконечники в хакасском языке.

Праща

– ОТю *salma / *salŋu ‘1 праща; 2 аркан; 3 силок; 4 петля для пуговицы’: крх.-уйг. salŋu (MK) 1; чаг. salma 3 (Pav. C.); уйг. salma 4; хак. salba 1 (Sag.); хал. salγo 1; кирг. salmr ‘праща’; каз. salma ‘ornamental bands in a yurt’; баш. halmawyr 1; [12. С. 399], [13. С. 827].

Насколько нам известно, пращи практически неизвестны ни в тюркских, ни в иранских захоронениях. Предположительно, это связано с материалом, из которого изготавливались пращи в этом регионе. Как отмечает А.К. Акишев [16], по Видевдату 14,9 (см. [17]) у авестийского вождя было 12 предметов экипировки и среди них праща из сухожилий с 30 камнями. Если предположить, что и у тюрок праща изготавливалась из сухожилий, то это объясняет, почему она не сохранилась в археологических захоронениях.

Панцирь

– ОТю *küpe ‘кольчуга’: крх.-уйг. küpe ‘кольчуга, кольцо кольчуги, серьга’; тур. küpe ‘серьга’; кум. gübe ‘панцирь’; тат. köbe ‘панцирь, кольчуга’; кирг., ног., кбалк., шор. kübe ‘панцирь’; [7. С. 139], [13. С. 687-689], [14. Т. 5. С. 48-49; 108; 114-115; 129-130].

– ОТю *jaryq ‘панцирь, доспехи’: д.-тю. jaryq (Orkh.); карах. jaryq (MK); ср.-тюрк.: jaryq (AH), [14. Т. 4. С. 147].

– ОТю *Kunak ‘латы, панцирь’: крх.-уйг. qujaq; чаг. qujaq (Pav.C.); хак. xujax; алт. qujaq; як. kuj~ax ‘панцирь, кольчуга, броня’; тув. qujaq; тоф. quj~aq; кирг. qyjaq ‘латы’; каз. qujqa; шор. qujaq; [13. С. 676], [12. С. 301], [8. С. 576], [14. Т. 6. С. 111; 113].

Кольчуга нечасто встречается в погребениях начала I тыс. н.э. в погребальных памятниках рассматриваемого региона. Создавались они путем плетения больших железных и маленьких бронзовых колец. Эти кольца были попеременно сварены и склепаны. Такая техника плетения кольчуг была характерна для Средней Азии. Вопрос об освоении ее кочевниками остается открытым, см. подробнее [11. С. 109-110]. Мы предполагаем, что ОТю *küpe обозначало ‘кольчугу’, поскольку рефлексы в крх.уйг. küpe и тур. küpe имеют значение ‘кольцо кольчуги, серьга’. А как показывают данные археологии кольчуга как раз состояла из больших и маленьких колец.

В погребениях древних тюрок находки панцирей крайне редки. В настоящее время известны только детали защитного доспеха обнаружены только в двух погребениях Балык-Соок I и Боротал I. Уникальным является панцирь в погребении Балык-Соок I, поскольку он целый, хотя и потревоженный грабителями. Система отверстий панцирных пластин показывает, что они скреплялись при помощи ремешков, то есть панцирь являлся ламеллярным, см. подробнее [11. С. 101-106]. Предположительно, такой тип панциря, позже вышедший из употребления и замененный на более совершенные технологии, описывала лексема ОТю *jaryq.

О существовании лат в этот период историки судят по петроглифам на Саяно-Алтае и по фольклору, см. [18. С. 101]. Было известно, что они легче панцирей, и их можно приторочивать к седлам лошадей, а в случае битвы быстро одевать. С учетом того, что тув. qujaq; тоф. quj~aq; кирг. qyjaq имеют значение ‘латы’, можно предположить, что он реконструировалось и для ОТю *Kunak.

Выводы

С точки зрения лингвистической реконструкции, по сравнению с пратюрскими видами оружия (ПТю *Kɨlɨ̄č ‘меч, сабля’, *Kɨ̄n ‘ножны, чехол’ *kerki ‘топорик, тесло’, *süŋgü ‘копье, пика’, *jā(j) ‘лук’, *Kɨrɨl’ / *kiril’ ‘тетива’, *ok ‘стрела’, *ūč ‘наконечник’, *qalqan ‘щит’), в общетюркском комплексе появляются как некоторые новые разновидности уже существовавших видов вооружения: наконечники стрел, так и принципиально новые оружия, уточнить реконструкцию их значения удалось путем сопоставления с данными археологии: *byčVq ‘боевой нож’, *baltu ‘боевой топор’, *Kel ‘колчан с карманом или с щитком, сделнный из бересты’, в конце общетюркского периода появляется второй тип колчана *Kurug-luk, изготовленный из тонких плашек, обернутых берестой, *salma / *salŋu ‘праща’. Кроме обычных стрел *ok, которые были у пратюрок, появляются стрелы-свистунки *sAg(u)n. У стрелы были разные виды наконечников: костяные *ūč, реконструируемые и для пратюркского периода, и *Kol-luk железные, появившиеся в общетюркский период. Интересно. что в этот период появляются сразу три новых слова, обозначающие защитные доспехи: ОТю *küpe ‘кольчуга’, *jaryq ‘панцирь, доспехи’, *Kunak ‘латы’.

Проведенный лингвистический анализ полностью согласуется с выводами, полученными археологами, о том что, общетюркский комплекс вооружения принципиально отличался от пратюркского. Если пратюркская конница состояла из легковооруженных воинов практически без защитного вооружения (за исключением щита), то в общетюркское время Ю.С. Худяков [11] на основании археологических данных выделяет в составе комплекса две группы: тяжеловооруженного панцирного всадника и легковооружённого воина. На вооружении панцирных всадников были защитные доспехи: панцирь, щит; в ближнем бою применялись мечи, палаши, копья с удлиненно-ромбическими наконечниками, тесла; в дистанционном бою – луки со срединными и концевыми накладками, трехлопастные стрелы. Стрелы хранились в колчанах. В рукопашном бою использовались кинжалы и стилеты. Легковооруженные всадники пользовались щитом, луком и стрелами, боевыми топорами и ножами, кинжалами.

Ю.В. Норманская, ИЯз РАН, ИСП РАН. Работа выполнена при поддержке гранта РНФ № 20-18-00403

Список литературы

1. Дыбо А.В. Лингвистические контакты ранних тюрок. Лексический фонд. Москва, 2007.
2. Худяков Ю.С. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии. Новосибирск 1995.
3. Багышов Д.Г. Военная терминология азербайджанского языка. Баку, 1990.
4. Ягафарова Г.Н. Военная лексика башкирского языка. Уфа, 2003.
5. Байжанов Т. Военная лексика в казахском языке. Алма-Ата, 1991.
6. Багаутдинов Т.Н. Традиционная военная лексика башкирского языка. Диссертации на соискание ученой степени кандидат филологических наук. Уфа, 2001.
7. Лосева-Бахтиярова Т.В. Военная лексика тюркских языков: Названия вооружения : Дис. ...канд. филол. наук. М., 2005.
8. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков: Лексика. Ì., 1997.
9. Дыбо А.В., Норманская Ю.В., Мусаев К.М., Кызласов И.Л. Природное окружение и материальная культура пратюркских народов. М., 2008.
10. Норманская Ю.В. Географическая локализация прародины по данным языка // Природное окружение и материальная культура пратюркских народов. М. 2008. С. 119–155.
11. Кубарев Г.В. Культура древних тюрок Алтая (по материалам погребальных памятников). Новосибирск, 2005.
12. Räsänen M. Versuch eines etymologisches Wörterbuchs der Türksprachen. Helsinki, 1969.
13. Clauson G. An Etymological Dictionary of Pre-Thirteenth-Century ТУР. Oxford, 1972.
14. Севортян Э.В. Этимологический словарь тюркских языков. М., 1974–1980. Т. I–III; Этимологический словарь тюркских языков: Общетюркские и межтюркские основы на буквы «Җ», «Ж», «Й» / Авт. сл. статей Э.В. Севортян, Л.С. Левитская. М., 1989 (T. IV); Этимологический словарь тюркских языков: Общетюркские и межтюркские основы на буквы «К», «Қ» / Авт. сл. статей Л.С. Левитская, А.В. Дыбо, В.И. Рассадин. М., 1997 (T. V); Этимологический словарь тюркских языков: Общетюркские и межтюркские основы на букву «Қ / Авт. сл. статей Л.С. Левитская, А.В. Дыбо, В.И. Рассадин. М., 2000 (T. VI); Этимологический словарь тюркских языков: Общетюркские и межтюркские основы на буквы «Л», «М», «Н», «П», «С» / Авт. сл. статей Л.С. Левитская, Г.Ф. Благова, А.В. Дыбо, Д.М. Насилов, Е.А. Поцелуевский. М., 2003 (VII).
15. Никоноров В.П., Худяков Ю.С. «Свистящие стрелы» Маодуня и «Марсов меч» Аттилы. Военное дело азиатских хунну и европейских гуннов. СПб, 2004. 320 с.
16. Акишев А.К. Костюм «золотого человека» и проблема катафрактария // Военное дело древних пемен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981.
17. Herzfeld E. Zoroaster and His World. Princeton, 1947. V. 1–2. Р. 52.
18. Липец Р.С. Образы Батыра и его коня в тюрко-монгольском эпосе. М., 1984. 264 с.