Вечность и современность в очерке Валентина Распутина «Горный Алтай»

В.Г. Распутин (1937-2015)

История создания книги «Сибирь, Сибирь...» В.Г. Распутина

Очерк «Горный Алтай» можно назвать самой поэтичной и самой патетической частью книги В.Г. Распутина «Сибирь, Сибирь…». В контексте эпохи создания текста (1987 г.) такой горизонт читательских ожиданий задает название книги, звучащее как припев популярной с конца 1950-х годов песни Л. Лядовой на слова Л. Кондырева «Люблю тебя, Сибирь», звучавшей на официальных кремлевских концертах в исполнении хора им. Пятницкого. Но многоточие в названии можно расценить как знак «усомнения» в ура-патриотической оценке роли Сибири в жизни страны. Рассматривая историю формирования книги, И.И. Плеханова разграничила два начала в её поэтике: идущее от издателей «развернутое концептуальное высказывание о значимости родного края для страны и всего мира, о его прошлом, настоящем и будущем, об отношениях человека и природы, об угрозах современной цивилизации и путях спасения» [1. С. 116]) и идущее от автора «решение темы и конкретное содержание».

Философия очерка «Горный Алтай»: тема человека и природы

Книга «Сибирь, Сибирь…» – признание В. Распутина в любви к Сибири-Родине, книга, бередящая раны сибиряков; в очерке «Горный Алтай» (первая публикация – «Советская культура». 1988. № 35–36) она становится книгой-молитвой о спасении души – души писателя, души читателя, души России через спасение природы. Очерк начинается с философского рассуждения о величии земли и человека: «Величие человека – в увеличении его благодетельных способностей, многосильность и яркость внутреннего завода. Величие земли – внешний покрой, её «благоделанность» и благолепие в широких и неповторимых движениях» [2. С. 145–146].

Книга В.Г. Распутина «Сибирь, Сибирь…»

Всевышний и высота (во вступлении описывается первая встреча с горой Белухой – самой высокой точкой Сибири – 4509 м.) сливаются в образ природной мощи горы, для выражения которой Создателем слов простому смертному не дано. Распутин присоединяется в этом утверждении к А.Е. Новоселову (в Иркутске в начале 1980-х в серии Литературные памятники Сибири вышел том Новоселова, в составе которого есть очерк о поездке на Алтай [3]; свой «алтайский гуж» Распутин без обращений к Новоселову не мыслит) и к художнику Е. Мейеру, известному только узким специалистам благодаря его рисункам в потрясающем по научному содержанию и великолепному полиграфическому исполнению труде П. Чихачева [4].

Высокая лексика этого вступления (Всевышний, благодетельный, благоделанность, благолепие, лепие, сотворение) логически дополняется далее словами душа, молитва, Бог, благодаря чему и возникает у очеркиста, а вслед за ним и у читателя, мысль о вечности в философской её трактовке – как о «всецелой собранности, неизменности и полноты бытия и жизни» [5]. Здесь, в горах, полнота бытия – от одного созерцания «властительной осиянности», «крепости и цельности», «природного волшебства» горного пространства, которое в очерке переходит в горнее, т.е. в таинственное место присутствия Бога, в образ престола Божия, символизирующее «восход от земли к небу» [12]. Истоки Катуни, берущей свое начало с ледников Белухи, описываются как горнее место в православном храме: «Это уже не земля в обычном понимании тверди, это ступенчатый восход к небу, монолитный и неизбежный» [2. С. 157]; сама Белуха «не выплывает из-за ближних вершин, а как бы снимает с себя покров и в глубине и высоте разом показывается за царскими вратами сверкающей образностью» [2. С. 158]; купелью в храме, в которой душа, «обезголосевшая от страданий и страха, сморщенная и жалкая», отмывает «страдания и забвение» [2. С. 176], становится в очерке Распутина Телецкое озеро.

Афон как литературный образ Алтая

Мысль о горнем месте развивается в тексте и через сравнение Алтая с Афоном: «Всё тут живет своей жизнью, всё сияет, пылает, звенит, бежит и свисает по своим законам и надобности, все существует без смерти и тлена, надо всем стоит бесконечность – и как не повлечься через все препятствия и версты, как в старину на святой Афон, чтобы утвердить душу!» [2. С. 157]. Алтай как Афон – одно из ранних сравнений в литературном образе Алтая в сочинениях алтайских миссионеров. «Алтай великолепен как Афон», – восклицал Стефан Ландышев [7. С. 1]; «Афон и Алтай – поистине горы Божии», – ему вторил побывавший на самом Афоне протоиерей Михаил Путинцев [8. С. 33]. Не в тот ли момент в горах Алтая и началась дорога Распутина на святую гору Афон, завершившаяся паломничеством в 2004 г. (об очерке В.Г. Распутина «На Афоне» см. [9])?

Традиции научного травелога в очерке Распутина

Триада «душа – молитва – Бог» отчетливо складывается в мыслях очеркиста в Уймонской долине, когда он убеждается, что в переживании бессловесности как следствия аффекта от созерцания вечных снегов Белухи он не был одинок: художник Е.Е. Мейер описал уже подобное состояние: «…мне казалось, что я вижу живого Бога, со всею силой, красотою…» [2. С. 146]. Здесь и далее Распутин не указывает источник цитаты, путевой очерк того не требует; но имена предшественников, обращавшихся к теме Горного Алтая, отсылают к традиции научного травелога, предполагавшего исчерпывающее знакомство с литературой о предстоящем маршруте (уточним: вackground очерка «Горный Алтай» сформирован трудами ученых и писателей XIX-XX вв.; в тексте процитированы или упомянуты научные отчеты об экспедициях в Горный Алтай (В.В. Сапожников, А.П. Окладников), областническая классика сибиреведения (А.П. Щапов, С.С. Шашков, Н.М. Ядринцев), произведения литературы (А.Е. Новоселов, В.Я. Шишков, В. М. Шукшин, В.А. Чивилихин, Г. Горышин), названы художники (Е.Е. Мейер, Г.И. Гуркин), публицистика (Н.К. Рерих, Г.Г. Собанский – см. о нем на сайте Алтайского биосферного заповедника [10]).

Предыстория сюжета «Горного Алтая»

Гора Белуха

Событийную канву очерка составила поездка В.Г. Распутина в Горный Алтай в 1987 г., писателю тогда предстояла весьма деликатная миссия – отговорить местное руководство от реализации плана строительства на Катуни каскада ГЭС (к тому времени на Алтае писатель бывал уже не раз начиная с Дней советской литературы 1972 г. в Алтайском крае [11. С. 52], в состав которого входила Горно-Алтайская автономная область; тогда около ста писателей из всех союзных республик прибыли на Алтай под руководством Г.М. Маркова; Распутин на творческих встречах оказывался вместе с Г. Марковым, В. Пухначевым, С. Смирновым, М. Бубенновым, Р. Рождественским, Е. Мальцевым, Г. Коноваловым, М. Агашиной, О. Гончаром, С. Капутикян и др; в качестве справочной информации укажем, что с привязкой к этой культурной акции в 2012 г. Алтайском крае, в с. Косиха, был создан Мемориальный музей поэта Р. И. Рождественского в статусе филиала Государственного музея истории литературы, искусства и культуры Алтая – см. о его деятельности [12]). Всесильное Управление строящихся ГЭС, использовав отработанные ранее на Ангаре и Енисее схемы захвата гидроресурсов, уже развернулось к тому времени в Горном Алтае. Опыт же Распутина подсказывал, что вечное величие природы оказывается бессильным перед требованиями современности, если речь заходит об экономической выгоде: «… там, где становятся плотины и взбухают водохранилища, река перестает быть рекой и превращается в обезображенную и вымученную тягловую силу. Ни рыбы потом в этой реке, ни воды, ни красоты. Энергия потянет промышленность, для промышленности потребуется новая энергия, затем опять промышленность – и так до тех пор, пока поминай, как звали Катунь, её берега и далекие забережья» [2. С. 148]. Как не вспомнить в этой ситуации афоризм Н. Бердяева: «Возможно два отношения к времени: переживание настоящего без всякой мысли и рефлексии о будущем и вечном и переживание настоящего как вечного» [13. С. 292]; первое означает забвение…

Проблема природы и человека в очерке писателя

Столкновения двух отношений ко времени в очерке выявляет факт забвения прежде всего данной человеку в момент творения способности «проникновенности и проницательности в глубь красоты и величия» той частью социума, которая ведет боевые действия за электроэнергию. Таковая представлена позицией второго секретаря Горно-Алтайского обкома партии В.И. Чаптынова и директора ГЭС Ю.И. Ташпокова. Им дана этническая характеристика: Ташпоков – «…среднелетый симпатичный алтаец, как и все алтайцы, немногословный, вслушивающийся и всматривающийся, но в принятом решении становящийся упрямым» [2. С. 147]; Чаптынов – «алтаец родом…, человек по натуре деликатный, интеллигентный, неравнодушный к своему краю и искренне желающий ему блага» [2. С. 149]. Распутин и его друг – барнаульский прозаик Е. Гущин отстаивали в диалоге с хозяйственниками идею вечности: «… грех великий превращать Горный Алтай в обычный промышленный район, его служба и дружба в другом – сохранить свою красоту и чистоту<…> Горному Алтаю повезло, он до сих пор чудом сохранил свой первородный облик…» [2. С. 149]. Их оппоненты, по укоренившейся с 1920-х гг. традиции восточной национальной окраины СССР, говорили об отсталости региона, и речи их живо напоминали риторику эпохи Большого террора: «…общественность пошумит, пошумит и успокоится. Убедят тем же, чем всегда: вы что – за реставрацию патриархальности и дикости, против благополучия алтайского народа? С чьего, интересно, голоса вы поете, на чью плотину льете воду? Красоты захотели, первобытности, а можно вашей красотой питаться, крепить могущество страны? Или вы об этом не думаете?» [2. С. 151] (общественность тогда шумела по всему СССР, разворачивалось международное движение «За спасение пресных вод»; и «именно протестующее слово Распутина» было самым веским в спасении Катуни – см. [14. С. 257–259]). В союзники оппоненты Распутина брали Н.К. Рериха, разбивая их оборону на этом рубеже (всё, что связано с деятельностью гидроэнергетиков, Распутин маркирует только батальной терминологией), писатель убеждал, что выдернутая из контекста фраза о «гремящих реках, зовущих к электрификации» [15. С. 43], противоречит рериховской трактовке будущего Алтая, с которым художник и мыслитель связывал особые надежды человечества – «Сам Николай Константинович видел в Горном Алтае и особенно в окрестностях Белухи природную и духовную святыню, влиятельную на всю планету, и так убедительно это сказал, что вызвал уже в наше время паломничество в Уймонскую долину» [2. С. 171] – и в наше время в этом можно убедиться, обратившись к сайтам музейного комплекса села Верх-Уймон [16].

Фольклорная составляющая Горного Алтая: образы горы и воды

Отчаянная борьба «за» строительство ГЭС (не инициированная сверху, а идущая снизу, от руководства области, боящегося упустить экономическую выгоду) противоречит прежде всего архетипическим представлениям коренных этносов Горного Алтая, для которых синкретический образ Дьер-суу (досл. Земля-вода) – это образ рождающего начала, отца-матери, а Белуха (Уч-Сюмер) – священная гора. «Еще больше, чем видно, Белуха действует чем не видно – какой-то осязаемой властительностью. Не зря алтайцы издавна испытывали перед нею священный трепет. Смотреть на неё как на божество, считалось недостойным человека, приблизиться – арканом не затащишь» [2. С. 160]. Этот алтайский архетип в контексте творчества Распутина соотносим с символическим образом Ангары (см. о нем [17], [18].

Мысль о высокогорье как месте рождения возникает в сознании писателя при разглядывании (слово «взгляд» – ключевое в очерке) реки Катуни с высоты птичьего полета, когда на вертолете в сопровождении Чаптынова и Ташпокова он летит к Белухе. Река сверху видится ему родовым древом, и в душе художника начинает звучать призыв родовой памяти сибиряка – «чувство, то восторженно, то молитвенно отзывающееся на родственность, словно отсюда и отсюда по капле тебя выносила Катунь и где-то затем что-то сбирало в душу, хоть и рожден ты в другой стороне» [2. С. 156]. Только при таком разгляде и могла родиться афористическая мысль: «Родина – это не одно лишь место рождения, но и место родительства и предтечества» [2. С. 156].

Река Катунь

«Катунь, «катын» по-алтайски, – жена, хозяйка. Подобно хозяйке, она собирает и питает всю окрестную жизнь» [2. С. 152]; река – и мать, и «хозяйка-хлопотунья, кормилица-поилица». Этот образ указывает на детальную проработку Распутиным материалов профессора В.В. Сапожникова о Русском Алтае [19. С. 89], [20]. Гора Белуха – над «хозяйкой хозяйка». Развитие этого образа закономерно приводит Распутина к теме старообрядчества (всё тот же Уймон), заставляя обозначить основные вехи истории присоединения Горного Алтая к Российской Империи; обратиться к истории «каменщиков» и к мифу о локализации Беловодья в пределах Белухи. Беловодье – это вечная тяга к красоте, поиски рая земного, для которых необходим сильный характер. Здесь очеркисту пришлось обратиться к А.П. Щапову [21. С. 175], чтобы показать особенности уймонцев, сохранивших старообрядческие устои – «народ беспокойный, ловкий, смелый до отчаянности и непоседливый» [2. С. 166–167]. В музее старообрядческого села Верх- Уймон Распутин мог узнать о существовании богатого рукописного наследия старообрядцев Уймонской долины с их рассказами о поисках рая земного (ныне эти материалы исследуются и публикуются [22]).

Заключение

Три исключительных по силе воздействия на человека природных объекта Горного Алтая приковали к себе внимание В.Г. Распутина: гора Белуха, река Катунь, озеро Телецкое. Благодаря спасению Катуни от вмешательства в её ток сооружений гидроэнергетики Горный Алтай сохранил свою первозданность. И в 1998 г. два из указанных объектов были включены в список Всемирного наследия ЮНЕСКО под общим названием «Золотые горы Алтая» (Алтайский заповедник и буферная зона Телецкого озера, Катунский Заповедник и буферная зона горы Белухи); третьей в этом списке стоит зона покоя Укок. Образ Золотых гор витает в очерке Распутина, перекликаясь с интерпретацией эпитета «золотой» с В. Чивилихиным. Литературный наставник В. Распутина писал: «Алтай» в переводе на русский значит «золотые горы». Хотя золотишко в здешних местах и водится, но наверное, не потому так назвали край. На языке древних жителей этой части Сибири слово «золотой», мне кажется, должно было означать то же, что у русских «красный», то есть «красивый», «видный» <…> Алтай воистину прекрасен <…> Красота Горного Алтая никого не оставит равнодушным. Проникнув в сердце любого человека, она успокоит взволнованного и взволнует спокойного, не поощрит в тебе ни праздности, ни тоски, а подымет новые силы» [23. С. 14]. Солидаризировавшись с Чивилихиным в оценке эстетического потенциала высокогорья, Распутин разошелся с ним в оценке потенциала экономического, так как считал, что выгоднее строить не каскады ГЭС в Горном Алтае, а развивать индустрию отдыха и туризма – и в этом он оказался пророчески прав. Но спасенная писателем Катунь, застроенная теперь сверх всякой меры туристическими объектами в местах предполагавшегося затопления, все же остается под угрозой – об этом с болью писал горно-алтайский прозаик В. Г. Бахмутов [24] – верный продолжатель традиций прозы В. Г. Распутина в русскоязычной литературе Горного Алтая [25. С. 434–437].

Вечна красота земли, вечна красота труда, вечна красота души того, кто сражается за спасение неземной красоты уникальных уголков природы, а потому «земля должна знать своих поэтов и устроителей, тогда она будет знать и свое достоинство» [2. С. 155] – как молитву заставляет читателя повторять всем смыслом очерка «Горный Алтай» В.Г. Распутин.

Т.П. Шастина </p

Список литературы

1. Плеханова И.И. Книга «Сибирь, Сибирь…» В. Распутина как лирико-философско-публицистический трактат / И.И. Плеханова // Вестник Томского государственного университета. Филология. 2016. № 3 (41). С. 115–134.
2. Распутин В. Г. Горный Алтай / В.Г. Распутин. Собрание сочинений в 3 т. Т. 3. М., 1994. С. 145–187.
3. Новоселов А.Е. Отчет о поездке на Алтай: У старообрядцев Алтая / А.Е. Новоселов. Беловодье: Повести, рассказы. Иркутск. 1981. С. 381–406.
4. Tchihatcheff, P. Voyage scientifique dans l"Altai oriental et les parties adjacentes de la frontiere de Chine / P Tchihatcheff. Paris, 1845.
5. Новая философская энциклопедия: в 4 т.
6. Православная энциклопедия
7. Ландышев Ст. Алтайская духовная миссия / Ст. Ландышев. М., 1864.
8. Путинцев М. протоиерей. Алтай / М. Путинцев. М., 1891.
9. Кубасов А.В. «На Афоне» В.Г. Распутина и «Афон» Б.К. Зайцева: два варианта дискурса ответственности / А.В. Кубасов // Творчество Валентина Распутина: ответы и вопросы. Иркутск, 2014. С. 157–168.
10. Заповедные люди
11. Валентин Григорьевич Распутин: биобиблиографический указатель / сост. Г.Ш. Хонгордоева, Э. Д. Елизарова. Иркутск, 2007.
12. Репертуар музея Р. Рождественского
13. Бердяев Н.А. Философия свободного духа / Н. А. Бердяев. М., 1994.
14. Румянцев А.Г. Валентин Распутин / А.Г. Румянцев. М., 2016.
15. Рерих Н.К. Сердце Азии / Н.К. Рерих. Southbury: ALATAS, 1929.
16. Уймонская долина. Наследие Алтая
17. Галимова Е.Ш. Архетипический образ реки в художественном мире Валентина Распутина
18. Имихелова С.С. Образ-символ Ангары в прозе В. Г. Распутина/ С. С. Имихелова // Творческая личность Валентина Распутина: живопись – чувство – мысль – воображение – откровение. Иркутск. 2015. С. 267–276.
19. Сапожников В.В. Катунь и ее истоки: Путешествия 1897–1899 гг.
20. Сапожников В.В. По Алтаю: Дневник путешествия 1895 г.
21. Щапов А.П. О влиянии гор и моря на характер поселений / А.П. Щапов. Сочинения. Т. 2. СПБ., 1906.
22. Шитова Н.И. Рукописи старообрядца Т. Ф. Бочкарева в контексте истории и культуры старообрядцев Уймона (XVIII – XXI вв.) / Н.И. Шитова. Горно-Алтайск, 2013.
23. Чивилихин В.А. Месяц в Кедрограде. Путевой дневник // В.А. Чивилихин. Сибирка: повести и путевые дневники. М., 1965. С. 9–82.
24. Бахмутов В. Катунская ГЭС: двадцать пять лет спустя
25. Шастина Т.П. Традиции В. Распутина в прозе Горного Алтая последней четверти ХХ – начала ХХ1 вв. / Т.П. Шастина // Литературный текст ХХ века: проблемы поэтики: Материалы V междунар. науч.-практ. конф. Челябинск, 2012. С. 433–438.