Просмотр исходного текста страницы Историческая «травма» колонизации в рецепции сибирского областничества (вторая половина XIX – первая четверть XX вв.)

==Проблема региональной идентичности в ситуации имперской колонизации==

В современных исторических штудиях постколониальность может определяться не только в виде определённого уровня осмысления колониального прошлого или особого способа интерпретации современности, в которой исчезающий колониализм выполняет мобилизующие функции, но и как вариант ретроспективной рефлексии опыта локальных сообществ, члены которых сами являлись носителями гибридной идентичности, выступая одновременно в качестве колонизаторов и колонизуемых.

Внедрение в дискурс сибирского областничества как общественно-политического движения и, одновременно, локального сообщества, даёт уникальную возможность объяснения многих социокультурных феноменов, в частности – сибирской региональной идентичности, содержательное наполнение которой является сегодня предметом оживлённой научной полемики. 

Между тем сам факт постоянного будирования и обыгрывания темы региональной идентичности в системе координат имперского опыта колонизации восточных окраин может рассматриваться и как рельефно выраженный травматический синдром.

==Процесс «сибирских сепаратистов» (1865) как исходная точка формирования исторической «травмы» колонизации==
[[Файл:Г.Н. Потанин (1835-1920).jpg|200px|thumb|right|Г.Н. Потанин (1835-1920)]]
Понятие «травма» в этимологическом смысле – «рана», заимствовано из медицины (психиатрии) и, согласно интерпретации А. Ассман, она вызывается переживанием жизненно опасного, глубоко ранящего душу крайнего насилия, которое нарушает обычный защитный барьер восприятия и не может быть психологически освоено, преодолено в силу угрозы для целостности личной идентичности [[#Литература | '''[1. C. 57]''']]. Историки эпохи «антропологического поворота» трактуют «травму» как «социальный факт», который порождает разрушительные события. «Травма» распространяется среди членов определенной группы, разделяющих этот факт, интерпретируется и воспринимается группой как нечто, принуждающее и налагающее обязательства на их действия [[#Литература | '''[2. C. 126]''']].

Исходным сюжетом формирования исторической «травмы» колонизации, определившим модели её рецепции и репрезентации в научно-публицистической деятельности областников, стал знаменитый процесс «сибирских сепаратистов» в 1865 г., по результатам которого наиболее активные, с точки зрения следствия, фигуранты (Г.Н. Потанин, Н.М. Ядринцев, С.С. Шашков, Н.С. Щукин) оказались высланными под надзор полиции в северные губернии европейской части России. 
[[Файл:С.С._Шашков_91841-1882).jpg|200px|thumb|left|С.С. Шашков (1841-1882)]]
Принимая во внимание, что дело «сибирских сепаратистов» имеет достаточно полную и обширную историографию, отметим, что за гранью исследовательского интереса остаётся эмоциональная реакция «жертв», сложная система душевных переживаний, определивших их амбивалентный статус в восприятии данного события и выстраивании последующей стратегии поведения, запечатлённой в общественно-политической и научно-публицистической деятельности областников. 

==Переживание дела «сибирских сепаратистов» его участниками как личной травмы и отражение этого в их научно-публицистической деятельности==

Во-первых, следует отметить, что «переживание» личной «травмы» участниками дела «сибирских сепаратистов» до некоторой степени преобразовалось в признание собственной вины и желание искупления, что, так или иначе, находило выражение в коммуникации и сотрудничестве с имперской властью. Г.Н. Потанин, «чистосердечно» признавший себя во время следствия сепаратистом, сожалел, что «своим поступком “набросил сепаратистский плащ” на всю компанию и “дал окраску” всему делу» [[#Литература | '''[3. C. 209]''']]. Очевидно, что методы расследования и рациональный подход власти к делу сепаратистов, относительно гуманные решения, принятые по результатам следствия, способствовали, с одной стороны, инкапсуляции «травмы» и переходу её в латентное состояние, с другой, создали благоприятную ситуацию для привлечения фигурантов дела к экспертной работе и включению их в общеимперский контент решения колонизационных задач. Всем доподлинно известен вклад вчерашних государственных преступников в организацию и проведение экспедиций по исследованию географии, топографии, экономики, этнографии восточных окраин, разработку программ по изучению быта переселенцев, старожилов и коренного населения края [[#Литература | '''[4]''']].

Во-вторых, переживание «травмы» всегда связано с желанием сохранения целостности личной идентичности, что способствует конструированию особого механизма психологической самозащиты – диссоциации как бессознательной стратегии недопущения травмирующего события в сознание. 

Так, Н.М. Ядринцев и Г.Н. Потанин спустя  годы  единодушно  сходились  на  том,  что  это  дело  было раздуто, студенческие вечеринки сибиряков превращены в тайное общество, разговоры о возможном будущем отделении Сибири-колонии от России-метрополии по аналогии с Северными Соединенными Штатами Америки были представлены следствием как намерения; пропаганда сепаратизма была усмотрена даже в идее открытия сибирского университета [[#Литература | '''[5. C. 64]''']]. Н.М. Ядринцев в своей автобиографии  не отрицал, что они говорили об отделении Сибири и создании республики, но как об очень отдаленном будущем, желали своей родине «нового гласного суда, земства, больше гласности, поощрения промышленности, большей равноправности инородцам» [[#Литература | '''[6. C. 156]''']].
[[Файл:Письма_Николая_Михайловича_Ядринцева_к_Г._Н._Потанину._Красноярск,_1918._Вып._1..jpg|200px|thumb|right|Письма Николая Михайловича Ядринцева к Г. Н. Потанину. Красноярск, 1918. Вып. 1.]]
В-третьих, осмысление и переживание собственного «травматического» опыта происходило у представителей сибирского областничества дистанционно. Оказавшись далеко за пределами Сибири: Г.Н. Потанин – в Вологодской губернии, Н.М. Ядринцев, С.С. Шашков – в г. Шенкурске Архангельской губернии, ссыльные попали в более сложно устроенную коммуникативную среду, в обстоятельствах которой они были вынуждены реализовывать свои убеждения с учётом сложившихся бытовых обстоятельств. Так, Н.М. Ядринцев, приехав в Архангельск без денег и тёплой одежды, получил разрешение задержаться в ожидании гонорара и, в качестве компромисса, составил записку о положении русской пенитенциарии в крае, которая была отправлена на высочайшее рассмотрение за подписью местного губернатора [[#Литература | '''[7. C. 22]''']]. В благодарность, Н.М. Ядринцев был отправлен в Шенкурск не по этапу, а в экипаже [[#Литература | '''[7. C. 22]''']]. Вообще, отрыв областников от Сибири предоставил им возможность глубже погрузиться именно в сибирскую колонизационную проблематику, что было связано и с обстоятельствами объективного свойства. Находясь в ссылке, Н.М. Ядринцев и Г.Н. Потанин активно сотрудничали с местными изданиями, в частности, Волжско-Камской газетой, что не только наполняло жизнь ссыльных смыслом, но и предоставляло возможность обеспечивать себя. Важным следует признать и то, что местные издатели, во многом по цензурным соображениям, предпочитали публиковать периферийные (сибирские) сюжеты, не имевшие прямого отношения к проблемам собственного региона [[#Литература | '''[7. C. 24]''']].

Фактором, который также способствовал переформатированию личной «травмы», стало непривычное для активно коммуницирующих личностей состояние фрустрации, дополняемое чувством одиночества. Н.М. Ядринцев сетовал, что там (в Шенкурске – М.Ч.), нет людей одинаковой с ним породы: Шашков был сосредоточен на себе, Ушаров пил и все больше опускался: «Я одинок, как и Вы, – писал он Потанину, – и космополитическая среда, и ее интересы, и разговоры не удовлетворяют меня. Мне нужны птицы одной породы, и за соседство с Вами я променял бы все прочие соседства» [[#Литература | '''[8. C. 48]''']].

==Заключение==

Таким образом, можно предположить, что вынужденное помещение представителей областничества в новую среду обитания, возникновение трудной жизненной ситуации являлись важным сопутствующим условием более полных и цельных представлений о «травме», переживаемой субъектами колонизации: переселенцами из европейской России, сибирскими старожилами, индигенными народами, что оказалось детально репрезентировано в их публицистическом наследии.

<p align="right">Чуркин Михаил Константинович,
доктор исторических наук, профессор кафедры отечественной истории ОмГПУ, г. Омск</p>

==Список литературы==
#[https://cyberleninka.ru/article/n/aleyda-assman-dlinnaya-ten-proshlogo-memorialnaya-kultura-i-istoricheskaya-politika-per-s-nem-borisa-hlebnikova-m-novoe-literaturnoe Ассман А. Длинная тень прошлого. Мемориальная культура и историческая политика. М.: Новое литературное обозрение, 2014. 328 с.]
#[https://arxiv.gaugn.ru/s0132-16250000616-3-1-ru-768/ Логунова Л.Ю. Влияние исторической травмы на семейно-родовую память сибиряков // Социологические исследования. № 9. Сентябрь. 2009. C. 126–136.]
#[http://vital.lib.tsu.ru/vital/access/manager/Repository/vtls:000069701 Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск: Зап.-Сиб. кн. изд-во, 1983. Т. 6. 336 с.]
#[https://www.prlib.ru/item/436074 Семёнов В.Ф. Очерк пятидесятилетней деятельности Западно-Сибирского отдела Государственного русского географического общества. Омск: Издание Зап.-Сиб. Отдела Государственного Русского Географического Общества, 1927. 160 с.]
#[https://www.elib.tomsk.ru/purl/1-16990/ Лемке М. Николай Михайлович Ядринцев. Биографический очерк к десятилетию со дня кончины (1894–1904). СПб., 1904.]
#Ядринцев Н.М. К моей автобиографии // Русская мысль. 1904. Июнь.
#[https://www.elib.tomsk.ru/purl/1-8989/ Ядринцев Н.М. Русская община в тюрьме и ссылке / Сост., авт. предисл. и примеч. С.А. Иникова / Отв. ред. О.А. Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2015. 752 с.]
#[https://www.elib.tomsk.ru/purl/1-8990/ Ядринцев Н.М. Письмо Г.Н. Потанину от 17 января 1873 г. // Письма Николая Михайловича Ядринцева к Г. Н. Потанину. Красноярск, 1918. Вып. 1. С. 41–68.]