Сказки о животных в архиве Г.Н. Потанина в НБ ТГУ — различия между версиями

Материал из НБ ТГУ
Перейти к: навигация, поиск
(Новая страница: «250px|thumb|right|Г.Н. Потанин (1835-1920) ==Инородческий вопрос в программ…»)
 
 
Строка 3: Строка 3:
  
 
Инородческая культура занимала центральное положение в общественно-философской программе областников. Деятельность областников производилась в регионах, для которых характерными чертами являлись межэтнические контакты и межкультурное взаимодействие с автохтонными народами. Опыт колонизации Сибири в частности и история расширения Российского государства в целом давали многочисленные примеры мирного сосуществования оседлого русского населения и народов, ведущих кочевой образ жизни. Областники не идеализировали данные процессы, указывая на ряд негативных последствий такого взаимодействия, но в целом давали положительную оценку данному процессу, полагая оседлую культуру более развитой, нежели номадическую: «Решение инородческого вопроса предполагало развитие коренных народов Сибири через приобщение к оседлой культуре, знакомство с европейской наукой, а через это и с результатами общечеловеческой цивилизации, формирование интеллигенции сибирских народов» [[#Литература | '''[1. C. 44]''']].  
 
Инородческая культура занимала центральное положение в общественно-философской программе областников. Деятельность областников производилась в регионах, для которых характерными чертами являлись межэтнические контакты и межкультурное взаимодействие с автохтонными народами. Опыт колонизации Сибири в частности и история расширения Российского государства в целом давали многочисленные примеры мирного сосуществования оседлого русского населения и народов, ведущих кочевой образ жизни. Областники не идеализировали данные процессы, указывая на ряд негативных последствий такого взаимодействия, но в целом давали положительную оценку данному процессу, полагая оседлую культуру более развитой, нежели номадическую: «Решение инородческого вопроса предполагало развитие коренных народов Сибири через приобщение к оседлой культуре, знакомство с европейской наукой, а через это и с результатами общечеловеческой цивилизации, формирование интеллигенции сибирских народов» [[#Литература | '''[1. C. 44]''']].  
 +
[[Файл:Чорос_Гуркин_(1870-1937).jpg|200px|thumb|left|Чорос Гуркин (1870-1937)]]
 +
Данные процессы должны были продуцировать рост национального самосознания и стимулировать гражданскую и культурную активность, что в перспективе должно было принять форму, с одной стороны, «различных автономий сибирских инородцев, а с другой, включить коренное население Сибири в процесс формирования сибирского субэтноса великорусского народа» [[#Литература | '''[1. C. 45]''']]. Важен был также процесс формирования «новой» культурной интеллигенции региона, состоящей не только из русского населения, но и из инородцев. В частности, эту стратегию реализовывало [https://ru.wikipedia.org/wiki/Русское_географическое_общество  Российское географическое общество], активно привлекающее инородческую интеллигенцию для сбора, анализа и публикации этнографических материалов. Также одной из ключевых фигур данной прослойки сибирского общества являлся художник Чорос Гуркин, создавший, по сути, один из центров притяжения для алтайского областнического сообщества. Для русского населения Сибири реализация областнической программы в отношении коренных народов должна была означать гуманизацию жизни в целом, что соответствовало духу гуманистического колониализма, присущего областникам.
  
Данные процессы должны были продуцировать рост национального самосознания и стимулировать гражданскую и культурную активность, что в перспективе должно было принять форму, с одной стороны, «различных автономий сибирских инородцев, а с другой, включить коренное население Сибири в процесс формирования сибирского субэтноса великорусского народа» [[#Литература | '''[1. C. 45]''']]. Важен был также процесс формирования «новой» культурной интеллигенции региона, состоящей не только из русского населения, но и из инородцев. В частности, эту стратегию реализовывало [https://ru.wikipedia.org/wiki/Русское_географическое_общество  Российское географическое общество], активно привлекающее инородческую интеллигенцию для сбора, анализа и публикации этнографических материалов. Также одной из ключевых фигур данной прослойки сибирского общества являлся художник Чорос Гуркин, создавший, по сути, один из центров притяжения для алтайского областнического сообщества. Для русского населения Сибири реализация областнической программы в отношении коренных народов должна была означать гуманизацию жизни в целом, что соответствовало духу гуманистического колониализма, присущего областникам.
 
[[Файл:Чорос_Гуркин_(1870-1937).jpg|200px|thumb|left|Чорос Гуркин (1870-1937)]]
 
 
==Специфика сказок о животных: «Сказка о перелете птиц» Г.Н. Потанина==
 
==Специфика сказок о животных: «Сказка о перелете птиц» Г.Н. Потанина==
  
 
Среди фольклорных и этнографических материалов [https://www.fondpotanin.ru/  Потанинского фонда] представляется возможным выделить отдельную группу текстов, посвященную сказкам о животных [[#Литература | '''[2. C. 60-68]''']], [[#Литература | '''[3. C. 68-75]''']]. Данную разновидность жанра выделил В. Я. Пропп: «Сказки волшебные и кумулятивные были выделены нами по признаку их структуры. По отношению к сказкам о животных такое выделение пока невозможно. Мы выделяем их по другому признаку, а именно по тому, что главными действующими лицами в них являются животные» [[#Литература | '''[4. C.245]''']].
 
Среди фольклорных и этнографических материалов [https://www.fondpotanin.ru/  Потанинского фонда] представляется возможным выделить отдельную группу текстов, посвященную сказкам о животных [[#Литература | '''[2. C. 60-68]''']], [[#Литература | '''[3. C. 68-75]''']]. Данную разновидность жанра выделил В. Я. Пропп: «Сказки волшебные и кумулятивные были выделены нами по признаку их структуры. По отношению к сказкам о животных такое выделение пока невозможно. Мы выделяем их по другому признаку, а именно по тому, что главными действующими лицами в них являются животные» [[#Литература | '''[4. C.245]''']].
[[Файл:Пропп_В._Я._Русская_сказка._Изд-во_ЛГУ,_1984.jpg|200px|thumb|left|Пропп В. Я. Русская сказка. Изд-во ЛГУ, 1984.]]
+
[[Файл:Пропп_В._Я._Русская_сказка._Изд-во_ЛГУ,_1984.jpg|180px|thumb|left|Пропп В. Я. Русская сказка. Изд-во ЛГУ, 1984.]]
 
Исследователь здесь же отмечает спорность выделения подобной группы, но признает, что «собственно жанровые признаки сказок о животных еще не изучены <…>. Сказки о животных, за некоторым исключением, все же составляют естественную группу, несмотря на то, что при ближайшем рассмотрении обнаруживают большое жанровое разнообразие» [[#Литература | '''[4. C. 245]''']].
 
Исследователь здесь же отмечает спорность выделения подобной группы, но признает, что «собственно жанровые признаки сказок о животных еще не изучены <…>. Сказки о животных, за некоторым исключением, все же составляют естественную группу, несмотря на то, что при ближайшем рассмотрении обнаруживают большое жанровое разнообразие» [[#Литература | '''[4. C. 245]''']].
  
Строка 15: Строка 15:
  
 
Архаические сюжеты и мотивы характеризуют носителей фольклора сквозь призму их отношений с природным миром. Большинство этиологических сказок исследуемого корпуса объясняет происхождение диких животных и птиц, а также природных явлений [[#Литература | '''[5. C. 124]''']]. Так, «Сказка о перелете птиц» [[#Литература | '''[6]''']], опубликованная Г.Н. Потаниным в «Очерках Северо-Западной Монголии», представляет сюжет, объясняющий сезонную миграцию птиц на юг и обратно в Якутию. Сюжет основан на том, что птицы, жившие в южных землях, стали ощущать недостаток пищи и решили отправить на поиски новых земель уважаемого в птичьем обществе журавля. После пяти лет странствий он обнаружил обширную и богатую лесами и кормом Якутию, но попытался утаить свое открытие, чтобы улететь туда вдвоем с супругой. Однако обман был раскрыт птицей «богоргоно», за что журавль вывихнул ему ноги и теперь вынужден нести его на спине во время сезонной миграции – поэтому журавль редко долетает до основных мест гнездовья.  
 
Архаические сюжеты и мотивы характеризуют носителей фольклора сквозь призму их отношений с природным миром. Большинство этиологических сказок исследуемого корпуса объясняет происхождение диких животных и птиц, а также природных явлений [[#Литература | '''[5. C. 124]''']]. Так, «Сказка о перелете птиц» [[#Литература | '''[6]''']], опубликованная Г.Н. Потаниным в «Очерках Северо-Западной Монголии», представляет сюжет, объясняющий сезонную миграцию птиц на юг и обратно в Якутию. Сюжет основан на том, что птицы, жившие в южных землях, стали ощущать недостаток пищи и решили отправить на поиски новых земель уважаемого в птичьем обществе журавля. После пяти лет странствий он обнаружил обширную и богатую лесами и кормом Якутию, но попытался утаить свое открытие, чтобы улететь туда вдвоем с супругой. Однако обман был раскрыт птицей «богоргоно», за что журавль вывихнул ему ноги и теперь вынужден нести его на спине во время сезонной миграции – поэтому журавль редко долетает до основных мест гнездовья.  
[[Файл:Очерки_Северо-Западной_Монголии_Г._Н._Потанин.jpg|250px|thumb|right|Очерки Северо-Западной Монголии Г. Н. Потанин]]
+
[[Файл:Очерки_Северо-Западной_Монголии_Г._Н._Потанин.jpg|300px|thumb|right|Очерки Северо-Западной Монголии Г. Н. Потанин]]
 
Однако текст сказки, по сравнению с опубликованным в «Очерках», претерпел ряд изменений, проявляющихся как на языковом уровне («чирок отличался юркостью, веселостью и волокитством», «маленькая бойкая утка-богоргоно, родственница чирка, отличалась невоздержанностью языка» [[#Литература | '''[6]''']]), так и на сюжетном (на это указывает подсюжет о неверной журавлихе, спрятавшей чирка под кроватью во время внезапного возвращения журавля домой). Интересным является вопрос о национальной принадлежности данного текста. В «Очерках Северо-Западной Монголии» она значится как тибето-монгольская сказка, однако в архивной записи собиратель указал ее принадлежность к якутскому фольклору, что подтверждается анализом иноязычных вкраплений в тексте – «тойон» (с якутского: господин), «богоргоно» (с якутского: выпь). Данное смещение объясняется Л.И. Шерстовой: «Включение бурятов, алтайских народов, казахов в географические рамки “Северо-Западной Монголии” едва ли оказалось произвольным: оно отражало глубинные представления Г.Н. Потанина о Центральной Азии как о «целостном организме», составными частями которого являются Монголия, Алтай (вообще Южная Сибирь), казахские земли» [[#Литература | '''[7. C. 15-18]''']]. Определяя географию исследуемого района, Г.Н. Потанин подходил к этой проблеме с точки зрения, в первую очередь, этнографической парадигмы. Именно культурная и языковая непрерывность северных пределов Монголии и юга Западной Сибири, этногенетическая близость «позволяли рассматривать этот регион как некое культурно-языковое единство, вне зависимости от политических и ландшафтных систем» [[#Литература | '''[7. C. 15-18]''']].  
 
Однако текст сказки, по сравнению с опубликованным в «Очерках», претерпел ряд изменений, проявляющихся как на языковом уровне («чирок отличался юркостью, веселостью и волокитством», «маленькая бойкая утка-богоргоно, родственница чирка, отличалась невоздержанностью языка» [[#Литература | '''[6]''']]), так и на сюжетном (на это указывает подсюжет о неверной журавлихе, спрятавшей чирка под кроватью во время внезапного возвращения журавля домой). Интересным является вопрос о национальной принадлежности данного текста. В «Очерках Северо-Западной Монголии» она значится как тибето-монгольская сказка, однако в архивной записи собиратель указал ее принадлежность к якутскому фольклору, что подтверждается анализом иноязычных вкраплений в тексте – «тойон» (с якутского: господин), «богоргоно» (с якутского: выпь). Данное смещение объясняется Л.И. Шерстовой: «Включение бурятов, алтайских народов, казахов в географические рамки “Северо-Западной Монголии” едва ли оказалось произвольным: оно отражало глубинные представления Г.Н. Потанина о Центральной Азии как о «целостном организме», составными частями которого являются Монголия, Алтай (вообще Южная Сибирь), казахские земли» [[#Литература | '''[7. C. 15-18]''']]. Определяя географию исследуемого района, Г.Н. Потанин подходил к этой проблеме с точки зрения, в первую очередь, этнографической парадигмы. Именно культурная и языковая непрерывность северных пределов Монголии и юга Западной Сибири, этногенетическая близость «позволяли рассматривать этот регион как некое культурно-языковое единство, вне зависимости от политических и ландшафтных систем» [[#Литература | '''[7. C. 15-18]''']].  
[[Файл:Очерки_Северо-Западной_Монголии_Г._Н._Потанин._2_выпускj.pg.jpg|200px|thumb|left|Очерки Северо-Западной Монголии Г. Н. Потанин. 2 выпуск]]
+
[[Файл:Очерки_Северо-Западной_Монголии_Г._Н._Потанин._2_выпускj.pg.jpg|300px|thumb|left|Очерки Северо-Западной Монголии Г. Н. Потанин. 2 выпуск]]
 
==Бурятские тексты в архивном наследии Г.Н. Потанина и К.Д. Логиновского==
 
==Бурятские тексты в архивном наследии Г.Н. Потанина и К.Д. Логиновского==
  

Текущая версия на 00:30, 20 мая 2021

Г.Н. Потанин (1835-1920)

Инородческий вопрос в программе областников

Инородческая культура занимала центральное положение в общественно-философской программе областников. Деятельность областников производилась в регионах, для которых характерными чертами являлись межэтнические контакты и межкультурное взаимодействие с автохтонными народами. Опыт колонизации Сибири в частности и история расширения Российского государства в целом давали многочисленные примеры мирного сосуществования оседлого русского населения и народов, ведущих кочевой образ жизни. Областники не идеализировали данные процессы, указывая на ряд негативных последствий такого взаимодействия, но в целом давали положительную оценку данному процессу, полагая оседлую культуру более развитой, нежели номадическую: «Решение инородческого вопроса предполагало развитие коренных народов Сибири через приобщение к оседлой культуре, знакомство с европейской наукой, а через это и с результатами общечеловеческой цивилизации, формирование интеллигенции сибирских народов» [1. C. 44].

Чорос Гуркин (1870-1937)

Данные процессы должны были продуцировать рост национального самосознания и стимулировать гражданскую и культурную активность, что в перспективе должно было принять форму, с одной стороны, «различных автономий сибирских инородцев, а с другой, включить коренное население Сибири в процесс формирования сибирского субэтноса великорусского народа» [1. C. 45]. Важен был также процесс формирования «новой» культурной интеллигенции региона, состоящей не только из русского населения, но и из инородцев. В частности, эту стратегию реализовывало Российское географическое общество, активно привлекающее инородческую интеллигенцию для сбора, анализа и публикации этнографических материалов. Также одной из ключевых фигур данной прослойки сибирского общества являлся художник Чорос Гуркин, создавший, по сути, один из центров притяжения для алтайского областнического сообщества. Для русского населения Сибири реализация областнической программы в отношении коренных народов должна была означать гуманизацию жизни в целом, что соответствовало духу гуманистического колониализма, присущего областникам.

Специфика сказок о животных: «Сказка о перелете птиц» Г.Н. Потанина

Среди фольклорных и этнографических материалов Потанинского фонда представляется возможным выделить отдельную группу текстов, посвященную сказкам о животных [2. C. 60-68], [3. C. 68-75]. Данную разновидность жанра выделил В. Я. Пропп: «Сказки волшебные и кумулятивные были выделены нами по признаку их структуры. По отношению к сказкам о животных такое выделение пока невозможно. Мы выделяем их по другому признаку, а именно по тому, что главными действующими лицами в них являются животные» [4. C.245].

Пропп В. Я. Русская сказка. Изд-во ЛГУ, 1984.

Исследователь здесь же отмечает спорность выделения подобной группы, но признает, что «собственно жанровые признаки сказок о животных еще не изучены <…>. Сказки о животных, за некоторым исключением, все же составляют естественную группу, несмотря на то, что при ближайшем рассмотрении обнаруживают большое жанровое разнообразие» [4. C. 245].

Исходя из специфики сюжетов, мотивации и функциональной направленности, сказки о животных условно можно разделить на этиологические и аллегорические. Несмотря на то, что объектами действия аллегорических сказок являются животные, речь в них преимущественно идет о людях, анималистические образы выполняют функцию иносказания. Этиологические сказки, объясняющие происхождение зверей или птиц, особенности отдельных их черт, органически связаны с мифами, к которым генетически восходят многие сказки. Они древнее аллегорических сказок, которые возникли на более позднем этапе развития человеческого общества.

Архаические сюжеты и мотивы характеризуют носителей фольклора сквозь призму их отношений с природным миром. Большинство этиологических сказок исследуемого корпуса объясняет происхождение диких животных и птиц, а также природных явлений [5. C. 124]. Так, «Сказка о перелете птиц» [6], опубликованная Г.Н. Потаниным в «Очерках Северо-Западной Монголии», представляет сюжет, объясняющий сезонную миграцию птиц на юг и обратно в Якутию. Сюжет основан на том, что птицы, жившие в южных землях, стали ощущать недостаток пищи и решили отправить на поиски новых земель уважаемого в птичьем обществе журавля. После пяти лет странствий он обнаружил обширную и богатую лесами и кормом Якутию, но попытался утаить свое открытие, чтобы улететь туда вдвоем с супругой. Однако обман был раскрыт птицей «богоргоно», за что журавль вывихнул ему ноги и теперь вынужден нести его на спине во время сезонной миграции – поэтому журавль редко долетает до основных мест гнездовья.

Очерки Северо-Западной Монголии Г. Н. Потанин

Однако текст сказки, по сравнению с опубликованным в «Очерках», претерпел ряд изменений, проявляющихся как на языковом уровне («чирок отличался юркостью, веселостью и волокитством», «маленькая бойкая утка-богоргоно, родственница чирка, отличалась невоздержанностью языка» [6]), так и на сюжетном (на это указывает подсюжет о неверной журавлихе, спрятавшей чирка под кроватью во время внезапного возвращения журавля домой). Интересным является вопрос о национальной принадлежности данного текста. В «Очерках Северо-Западной Монголии» она значится как тибето-монгольская сказка, однако в архивной записи собиратель указал ее принадлежность к якутскому фольклору, что подтверждается анализом иноязычных вкраплений в тексте – «тойон» (с якутского: господин), «богоргоно» (с якутского: выпь). Данное смещение объясняется Л.И. Шерстовой: «Включение бурятов, алтайских народов, казахов в географические рамки “Северо-Западной Монголии” едва ли оказалось произвольным: оно отражало глубинные представления Г.Н. Потанина о Центральной Азии как о «целостном организме», составными частями которого являются Монголия, Алтай (вообще Южная Сибирь), казахские земли» [7. C. 15-18]. Определяя географию исследуемого района, Г.Н. Потанин подходил к этой проблеме с точки зрения, в первую очередь, этнографической парадигмы. Именно культурная и языковая непрерывность северных пределов Монголии и юга Западной Сибири, этногенетическая близость «позволяли рассматривать этот регион как некое культурно-языковое единство, вне зависимости от политических и ландшафтных систем» [7. C. 15-18].

Очерки Северо-Западной Монголии Г. Н. Потанин. 2 выпуск

Бурятские тексты в архивном наследии Г.Н. Потанина и К.Д. Логиновского

Отдельную группу текстов представляют бурятские сказки, предания и легенды, присланные Г.Н. Потанину этнографом и фольклористом К.Д. Логиновским (дело № 2, 33 л.) [8]. Основным предметом исследований Логиновского являлись историко-этнографические проблемы забайкальского казачества, однако помимо этого он уделял внимание и «инородческому» фольклору, изучая верования бурятского населения и других народностей Забайкалья. В ходе активной переписки К.Д. Логиновский присылал Г.Н. Потанину различные тексты, полезные в фольклористической работе Потанина: «Перевод Логиновского в Иркутскую губернию сомнителен. Он спрашивает, где Вас разыскать. Прислал 15 номеров сказочек небольших и легенд. Есть интересное» [9. C. 265].

В представленном деле содержатся 4 сказки, 5 сказаний, 6 легенд, где анималистические образы и сюжеты реализованы в трех текстах: сказка № 3 без названия, «Харасхай и лисица», «Почему собака стала мохната». Сказка, включенная в дело № 3, повествует о том, как бедный человек по имени Шаргадар, имевший только рыжую корову и коня, получил предложение от двух воронов – отдать им своих животных в обмен на большое количество золота. Шаргадар согласился, но счастье его длилось недолго – вскоре богатство его иссякло, и «пошел он тогда по свету <неразборчиво> без всего» [8]. Данная сказка, будучи небольшой по объему, заключает в себе несколько интересных деталей. Во-первых, образ ворона в ней представляется возможным трактовать как образ посланника судьбы, силы, которая посылает герою испытания, что коррелирует с бытующим в северо-азиатском фольклоре представлением о вороне как о «небесной птице», демиурге, создавшем небо, землю, людей и зверей (напр.: герой чукотского фольклора ворон Кутх). В представленной сказке вороны дают герою выбор между ложными и истинными ценностями, и он не справляется с испытанием. Исходя из сюжетно-мотивной организации произведения, его можно отнести к аллегорическим сказкам.

Сказка «Харасхай и лисица»

Сказка «Харасхай и лисица» [8] повествует о противостоянии лисицы и ласточки-харасхай с бесхвостой мышью-охтаношкой. Лисица узнает, что ласточка-харасхай снесла яйца, и, угрожая ей расправой над всем ее потомством, заставляет ласточку отдавать ей по одному яйцу в день. Об этом узнает «охтаношка» и при помощи хитрости спасает ласточку и ее гнездо от лисы, однако лиса отгрызает ей хвост при попытке бегства. Данная сказка в полной мере проявляет свойства аллегорического текста: анималистические образы здесь являются оболочкой для истории о коварстве и противодействии ему. В отличие от большого количества северо-азиатских сказок лиса здесь выступает в роли трикстера-неудачника, хотя сказок с таким сюжетом количественно меньше, чем повествующих об удачных проделках лисы [10. C. 277-283]. Примечателен этот текст используемыми собирателем заимствованиями – «харасхай» (орфографически верное написание – хараасгай), «охтаношка». Любопытно указание собирателя на финал сказки в самом ее начале – охтаношка сразу называется им «бесхвостой мышью», хотя хвост мышь теряет в конце истории, что свидетельствует об объединении этологического и аллегорического начал в тексте. Схожий сюжет представлен в сказке № 3 дела № 26 [11], где содержатся 4 сказки, присланные исследователю Ш.Б. Базаровым (бурятским учителем, активно помогавшим Г.Н. Потанину в собирании фольклора). В ней лиса также выступает в роли неудачливого охотника, в то время как «охотоно» сумела обхитрить лисицу: «В прежние времена лисицы говорили, что если жуешь, раскрыв рот, то вкусно, а если жуешь, не раскрыв рта, то вонько. Неужели нынешние лисицы любят, чтобы было во рту вонько?». Лисица раскрывает рот, и мышь «охотоно» сбегает. Лиса успевает только откусить ей хвост, «потому все охотоно [мыши] без хвостов».

Сказка «Отчего собака стала мохната»

Сказка «Отчего собака стала мохната» из корреспонденции К.Д. Логиновского [8] является интересным образцом синтеза антропоморфных и зооморфных мотивов, что реализовано за счет равноправного бытования в тексте двух сюжетов: об объяснении поведения собаки и о появлении зла в человеке. Также данный текст примечателен за счет смешения традиционной и христианской культур. Христианские мотивы косвенно указывают на происхождение этой легенды из региона, близкого к о. Байкал, так как именно в этом регионе сосредоточен основной христианский сегмент бурятского народа (чем дальше на восток, тем больше влияния буддизма и традиционных верований).

Собиратель дает свой комментарий к тексту: «Эта легенда имеет тот интерес, что как бы поясняет народное воззрение на зарождение зла в человеке» [8]. Сюжет произведения заключается в том, что Бог создал человека и «поставил собаку сторожить его, а сам ушел». В этот момент пришел дьявол и попытался подойти к человеку, однако собака его не пустила. Тогда дьявол наслал сильный холод, собака стала мерзнуть, и дьявол предложил ей: «Подойди ко мне, я тебя оближу, и у тебя будет хорошая и теплая шуба». Собака соглашается, и дьявол, получив доступ к человеку, плюет в него, что делает человека рябым. Бог, вернувшись, злится на собаку, прогоняя ее, а человека выворачивает наизнанку – поэтому человек снаружи чистый, а внутри рябой, испорченный дьяволом. Далее в сказку входит второй частотный сюжет о том, как собака стала жить с человеком – попытавшись прежде поселиться с различными животными (львом, волком, медведем), она просится назад к человеку. Схожий сюжет упоминал в письмах Г.Н. Потанину М.Н. Хангалов, в его редакции данная сказка опубликована в «Балаганском сборнике». С точки зрения мотивной организации сказку можно причислить к синтезирующим этологический и аллегорический аспект. Также примечательны реализованные в тексте религиозные мотивы.

Заключение

Как собирателя фольклора Г.Н. Потанина интересовали в первую очередь этологические тексты, что обусловлено его глубоким интересом к происхождению народных верований и их взаимопроникновению в ходе культурных контактов населения. На это указывает и его переписка: вопросы, которые он задает собирателям, касаются в первую очередь степени распространения сюжетов в фольклоре («Не окажется ли связи между этой легендой и легендой о Эрдэни-цзу?» [9. C. 334]) и объяснения населением природных явлений (в переписке с М.Н. Хангаловым, содержащейся в фонде Потанина, был зафиксирован вопрос «Отчего бурундук стал полосат?»).

Е.В. Масяйкина

Список литературы

  1. Малинов А. В. Философия и идеология областничества / А.В. Малинов. СПб.: Интерсоцис, 2012. С. 44.
  2. Масяйкина Е.В. Корреспонденты Г.Н. Потанина в архиве Научной библиотеки Томского университета // Диалог культур: поэтика локального текста : материалы VI Международной научной конференции. Горно-Алтайск, 26–29 мая 2018 г. Горно-Алтайск, 2018. С. 60–68.
  3. Масяйкина Е.В. Фольклор народов Сибири в фонде Г.Н. Потанина в НБ ТГУ: сказки о животных // Актуальные вопросы филологической науки XXI века: сборник статей VII Международной научной конференции молодых ученых. Екатеринбург, 09 февраля 2018 г. Ч. 2 : Современные проблемы изучения истории и теории литературы. Екатеринбург, 2018. С. 68–75
  4. Пропп В.Я. Русская сказка. Л.: Изд-во ЛГУ, 1984. С. 245.
  5. Буряты. Народы и культуры / отв. ред.: Л.Л. Абаева, Н.Л. Жуковская. М.: Наука, 2004. С. 124.
  6. Якутская сказка о перелете птиц : [рукопись] // ОРКП НБ ТГУ. Архив Г.Н. Потанина. Д. 1. Л. 1170–1773.
  7. Шерстова Л.И. Этнографическая проблематика в труде Г.Н. Потанина «Очерки северо-западной Монголии». Непреходящая актуальность и современное восприятие // Вестник Томского гос. ун-та. 2004. № 2. С. 15–18.
  8. Логиновский К.Д. Бурятские сказки, сказания и легенды: [рукопись] // ОРКП НБ ТГУ. Архив Г.Н. Потанина. Д. 2. Л. 1774–1806.
  9. Потанин Г.Н. Письма: в 5 т. ; отв. ред.: Н.А. Логачев, Ю.П. Козлов. Иркутск: Изд-во Иркутского ун-та, 1990. Т. 4. С. 265.
  10. Николаева Н. Н. Лиса в эпическом фольклоре бурят // Вестник Бурят. гос. ун-та. 2010. № 10. С. 277–283.
  11. Базаров Ш.Б. Бурятские сказки // ОРКП НБ ТГУ. Архив Г.Н. Потанина. Д. 26. Л. 2430.