Поэтические опыты восточносибирского православного духовенства XVIII – начала ХХ века (по материалам епархиальной печати)

Материал из НБ ТГУ
Версия от 22:17, 26 марта 2021; Vcs (обсуждение | вклад) (Новая страница: «==Поэзия духовенства как предмет исследования== Представителями восточносибирского пра…»)
(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)
Перейти к: навигация, поиск

Поэзия духовенства как предмет исследования

Представителями восточносибирского православного духовенства XVIII – начала XX в., только на основе подсчета публикаций в Иркутских и Забайкальских «епархиальных ведомостях», было создано более 100 оригинальных поэтических текстов. В ходе дальнейших исследований и расширения круга источников за счет других периодических изданий и привлечения архивных документов количество подобных текстов может существенно возрасти. Но уже сейчас очевидно, что поэзия духовенства представляет достаточно значимый, в масштабах дореволюционной областной литературы, пласт сочинений. Однако он до сих пор не включен в общую историю сибирской литературы и не стал предметом специальных библиографических и литературоведческих исследований см. [1], [2], [3], [4, Т. III. С.239], [5], [6], [7], [8].

Первые примеры поэзии духовных лиц

Первые дошедшие до нас оригинальные поэтические строки, созданные духовным лицом на территории Восточной Сибири, относятся к первой трети XVIII в. и, с высокой долей вероятности, принадлежат первому иркутскому епископу, святителю Иннокентию (Кульчицкому). Поэтические элементы содержались в проповедях, произнесенных епископом в период управления им Иркутской епархией, то есть между 1727 и 1731 гг. Они были выявлены архимандритом Модестом (Стрельбицким) и описаны им в «Предании о проповедничестве св. Иннокентия» [9, 1871. № 11–14, 17–20, 23, 45; 1872. № 11–13, 33–35, 40, 49, 51; 1873. № 12–13, 15] .

Епископ Иннокентий(Кульчицкий)

Модест обнаружил две небольшие сатирические зарисовки, обличающие пороки пьяницы и богача. «Описывая, например, безобразие пьяницы наш проповедник говорит как бы «стихами»:

 «В церковь приходишь пьян; Стоишь, аки истукан;
 Устами позеваешь,
 А очами насилу прозираешь;
 С ноги на ногу переступаешь,
 Хребтом стены подпираешь,
 Слюну умножаешь, часто плюешь».

Или вот еще юмористические стихотворные выражения, которые влагаются в уста умирающему богачу:

 «О смерте немилостивая!
 Не слышишь ты гласа молящего тя.
 Любви не имаши,
 Дружбы не твориши.
 Друзья мои от жалости плачут,
 А недруги мои от радости скачут. 
 Вчера приятели мои ордами за мною,
 A ныне при смерти ни единого нет со мною…»  [9. 1872. № 51. С. 687–688].

Выпускник Киевской духовной академии и преподаватель словесности в Московской Славяно-Греко-Латинской академии (1706–1708 гг.), Иннокентий, очевидно, был знаком с техникой силлабического стихосложения и традициями барочной поэзии. Однако его собственный стих нельзя назвать силлабическим в строгом смысле (не случайно архимандрит Модест определяет его «как бы стихи»): принцип повтора количества слогов соблюдается лишь в некоторых случаях, постоянной цезуры также нет. Однако интенция к созданию стихотворного ритма очевидна: доказательство тому – регулярная рифма. Использование в проповедях поэтических элементов было не случайным и своего рода новаторским. «Мы привели очевидные доказательства, что наш проповедник во многом подражал Кириллу Транквиллиону, Иоанникию Галятовскому и прочим, – пишет архимандрит Модест, – а равно, что во второй половине поучений он большею частью следовал новому проповедническому направлению, указанному архиепископом Феофаном Прокоповичем.., который не любил ни отвлеченных, ни сухих рассуждений, ни школьных приступов и аргументаций, ни утомительной длинноты периодов; ясная, стройная и одушевленная речь – вот к чему стремился новый проповедник» [9. 1872. № 51. С. 685]. Сатирические строки, к тому же зарифмованные, а значит легко запоминающиеся, должны были сделать речь проповедника более эмоциональной и понятной его прихожанам, прежде всего, из числа простого народа.

Следующий, наиболее ранний поэтический текст, зафиксированный в «Иркутских епархиальных ведомостях», относится уже к первой трети XIX столетия. На него обратил внимание иркутский историк церкви и журналист протоиерей П.В. Громов. В статье «Первый, Первая, Первое в Иркутске» Громов упоминает в качестве «первого, из иркутских архиереев, заявившего себя поэтом» иркутского епископа Михаила II (М.И. Бурдукова), управлявшего епархией в 1816–1830 гг., и публикует его стихотворение, написанное по случаю рекреационного семинарского праздника. Ниже текст в сокращении:

 Братцы! пойте и играйте
 В милый сей свободы час,
 Лес и горы повторяйте
 Наш веселой песни глас! – Аз<…>
 Друг! – Да, это шутка эха
 Отзывается вот там?
 Продолжай жe, ну! для смеха
 Нашим подражать стихам. – Вам <…>
 Здесь не хуже Иппокрены
 Движет дух наш Ангара
 Вод журчаньем, как сирены
 Пеньем. Пой же, уж пора! –Тра–ра–ра. <…>
 Оживляй всечасно радость
 Дух наш и теки в крови.
 О! Живи невинна младость,
 К счастью и наук к любви. – Живи.
 Нет счастливей умных доли:
 Без ученья свет – тюрьма.
 Что плода с развратной воли?
 Что нам будет без ума? – Сума! <…>
"Иркутские епархиальные ведомости

Публикация сопровождалась комментарием: «Стихи пелись при закате солнца среди рощи немногими отборными голосами. Остальные семинаристы, расставленные в разных местах рощи несколькими группами, выкрикивали один за другим после каждой строфы Эхо, которое, в свою очередь, отражалось от прилегающих к Ангаре с восточной стороны гор и разносилось по распадкам и далеко вниз по реке. И все это вместе производило восхитительный эффект» [9. 1878. № 42. С. 475–476]. Написанное правильным хореем и являющееся основой театрального действа, стихотворение выглядит архаичным для своего исторического времени – эпохи расцвета русского романтизма. Скорее, оно соответствует поэтической традиции, сложившейся в духовной школе, которой и следует автор – выпускник, а затем ректор Тобольской (1799–1810 гг.) и Тверской (1810–1814 гг.) духовных семинарий. Примечательным кажется сравнение Ангары с Иппокреной. Возможно, оно является не отсылкой к античной мифологии («общим местом» классической поэзии, надежно усвоенным школьной пиитикой), но более индивидуально и опосредовано сибирским культурным контекстом: во время учебы и жизни Михаила в Тобольске, в 1789–1791 гг. в городе выходил журнал «Иртыш, превращающийся в Иппокрену», считающийся первым сибирским периодическим изданием.

Разновидность духовных поэтических текстов второй половины XIX в.

Поэтические тексты XVIII – начала XIX в. единичны, а их публикация является ретроспективной. Возможно, местными священниками и миссионерами того времени было создано значительно больше произведений, но они не дошли до нас, так как отсутствовали условия для их публикации. Такие условия сложились только во второй половине XIX в., с появлением в 1863 г. у православной церкви в Восточной Сибири собственного печатного органа – «Иркутских епархиальных ведомостей» («Забайкальские епархиальные ведомости» стали выходить с 1900 г.). Выход «ведомостей» позволил обнародовать не только уже существующие тексты, но и способствовал написанию новых, благотворно повлияв на творческую активность местного духовенства. При этом разрыв между созданием текстов и временем их публикации сократился до минимума, что позволяет отследить картину живого историко-литературного процесса.

Таким образом, основная масса поэтических произведений восточносибирского православного духовенства была создана во второй половине XIX в. Следует признать, что эти творческие опыты существенно разнятся по качеству. Значительная их часть представляет «стихи на случай», относящиеся к области наивной и подражательной поэзии. Но выявляются и авторские тексты более высокой степени оригинальности и художественного уровня, составляющие собственно духовную поэзию Восточной Сибири.

В первой группе – всевозможные поздравления, приветствия, эпитафии, донесения и рапорты в стихотворной форме, поэтические пересказы и прочее. Достаточно большое их количество объясняется, в частности, тем, что пиитика входила в обязательный семинарский курс, и все выпускники имели базовые навыки стихосложения, которые и применяли с большим или меньшим успехом. Одной из ключевых поэтических семинарских практик было составление поздравлений и приветствий высшим лицам (архиерею, ректору), а также стихотворений к именинам, торжественным визитам:

 Похвал, похвал наговорили
 Тебе, достойный их отец!
 Но только указать забыли
 На золотой похвал венец:
 Без пятнышка и без упрека
 В Сибири жизнь чрез восемь лет
 Оставит память человека,
 Которого целуем след.  [9. 1877. № 12].

Это стихотворение, напечатанное под названием «Стишки прот. Громова Его Высокопреподобию», интересно, главным образом, именем своего автора. Прокопий Васильевич Громов, уже упоминавшийся выше как публикатор стихотворения епископа Михаила – известный сибирский историк церкви, первый редактор «Иркутских епархиальных ведомостей», автор порядка 200 церковно-исторических, публицистических и мемуарных сочинений. Для тех, кто знаком с литературным и научным наследием протоиерея и его языком, очевидно, насколько уступает всему написанному Громовым приведенный выше текст. Однако это не единственный его поэтический опыт. Громову принадлежит стихотворение «К академическим товарищам» [9. 1874. № 38], опубликованное за подписью «один из воспитанников Москов. дух. акад. III курса» и представляющее собой повествование в поэтической форме об однокурсниках иркутского протоиерея и их судьбах. Также с высокой долей вероятности именно Громов является автором подписанных одной буквой «Г.» поэтических переложений из Псалтири: «На реках Вавилонских» [9. 1869. № 7] и «На реках Вавилонских, тамо седохом и плакахом» [9. 1869. № 8].

Прокопий Васильевич Громов

Великолепный образец наивной поэзии дает стихотворение некого старца, настоятеля одного из сибирских монастырей. При публикации его «Донесения в поэтическом строе» редакция «Иркутских епархиальных ведомостей» из этических соображений не называет имени автора, так как адресует стихотворение «любителям курьезов»:

 <…> В сей день кавказский добрый князь
 Описывал наш монастырь,
 Чтоб заселить его пустырь,
 И произвесть в нем с миром связь <…>
 Князь оный с нами пообедал,
 О нашей бедности уведал!
 Погода пасмурна была –
 Претрудны наши все дела.
 Однако в доме очень ладно,
 Хотя от малой толки хладно!..
 Истопника нельзя купить, 
 И трудно печи здесь топить!.. <…>
 Вельможа нас хоть посещает,
 Но помощи не обещает!..»  [9. 1870. № 4].

«Стихотворения на случай» отражали события епархиальной и в целом губернской жизни, а также субъективную рефлексию по их поводу. Примером может служить эмоциональный поэтический отклик священника с. Листвиничное на Байкале Евгения Литвинцева, завершающий его же статью «На крушение парохода «Иннокентий»:

 Холодна в синем море волна
 И глубоки пучины морския,
 Но житейское море темней,
 И пучиной его пожираются,
 Словно жадною пастью чудовища.
 Столько жертв, замученных сил,
 Что в виду их могил
 Ничтожными кажутся
 Все наши сокровища.  [9.1870. №7. С.82].

Несмотря на поэтические несовершенства и даже описанные выше курьезы, эти и подобные им тексты имеют ценность как исторические источники и материал для социокультурных исследований.

Поэтика духовных стихотворений: Р. Алексеев, В.А. Корнаков, поэт Никчемный

В хронологической перспективе обнаруживается устойчивая тенденция к повышению общего уровня поэтической культуры и мастерства духовенства: ближе к рубежу XIX–XX вв. «качество» многих его стихотворных опытов позволяет уже всерьез говорить о них как о поэзии. Одним из важных аргументов является увеличение доли собственно духовных стихотворений: поэтического пересказа библейских сюжетов, переложения псалмов и богослужебных текстов, вариаций на тему известных евангельских строк и молитв, стихотворений рождественского и пасхального циклов, лирики общего религиозно-философского содержания.

Появляются и первые духовные поэты, выделяющиеся по количеству и эстетическому уровню сочинений. Можно назвать, по крайней мере, имена четверых таких авторов: Алексея Романова, Василия Корнакова, Василия Никчемного и Степана Попова. В среднем каждому из них принадлежит от 10 до 25 опубликованных поэтических текстов, возможно, существуют не выявленные публикации, а также рукописи.

Алексеев и Корнаков – рядовые священники, биографические сведения о них раскрываются только на основе клировых ведомостей церквей, где они служили, и редких упоминаний в официальной части «епархиальных ведомостей». Относительно Романа Алексеева известно то, что в 1880-е г. он обучался в Нерчинском духовном училище. Об этом свидетельствует его первое «Детское стихотворение (при поздравлении с праздником)» (Сижу я за столом / Пишу я Вам письмо: / И как я радуюсь, / Что сделался писцом! / Но тем я не горжусь / И нечем тут гордиться, / Но ведь под старость лет / И это пригодится…), опубликованное за подписью «Ученик II класса Нерчинского духовного училища Роман Алексеев. 13 января 1883» [9. 1883. № 9].

Все дошедшие до нас стихотворения Алексеева относятся к периоду его обучения в семинарии и опубликованы в прибавлениях к «Иркутским епархиальным ведомостям»: «Единоборство Давида с Голиафом» [9. 1888. № 38]; «На реках Вавилонских тамо седохом и плакохом, внегда помянути нам Сиона. Подражание псалму 136» [9. 1888. № 20]; «Смерть Самсона» [9.1888. № 13]; «Из ветхозаветной жизни» [9. 1889. № 38]; «На новый 1890 год: (Посвящ. моим товарищам)» [9. 1890. № 1]; «Посольский монастырь» [9. 1890. № 45].

В своих ученических стихах Алексеев следует традиции переложения псалмов, имеющей в русской литературе собственную богатую историю [11]. Примером может служить стихотворение «На реках Вавилонских тамо седохом и плакохом, внегда помянути нам Сиона. Подражание псалму 136»:

 Мы с плачем сидели у рек Вавилона
 И, полные горя, страданья, тоски,
 Мы там вспоминали о нашем Сионе,
 Повесив на ивах органы свои.  [9. 1888. № 20. С. 190].

Псалом перелагается достаточно близко к тексту, поэтическую вольность автор допускает, домысливая чувства пленённых евреев.

Несмотря на ученический характер стихов Алексеева, сам факт публикации в епархиальном издании свидетельствует о достаточно высокой их оценке. Подтверждением может служить комментарий редакции к стихотворению «Смерть Самсона»: «Печатая это стихотворение молодого автора в видах поощрения его к занятою священной поэзией, мы бы советовали ему испробовать свои силы в переложении в стихотворную форму высоко поэтических стихотворений Григория Богослова, переведенных прозой на русский язык и помещенных в Творениях св. Отцев за 1843 год. Если эти переложения будут удачны, мы с удовольствием будем печатать их в Иркутских Епархиальных Ведомостях. Ред.» [9. 1888. № 13. C. 118].

Лучшее стихотворение Алексеева – «Посольский монастырь» – является полностью оригинальным по своей тематике:

 Давно затих он… Грустью лишь одной
 Теперь от стен его печальных веет.
 Он весь окутан мертвой тишиной,
 Он весь и разлагается, и тлеет.
 Угрюмый, он стоит передо мной
 И будто о былом своем жалеет…
 А там, вдали, еще надежд полна,
 Шумит, звенит байкальская волна.
 Все тихо здесь. Молчание кругом.
 Лишь зазвучит церковный звон порою.
 И стихнет сразу в небе голубом,
 Лишь пенье пронесется вдруг святое…
 Все тихо… Все объято мертвым сном…
 Все предано забвенью и покою…
 Лишь там, вдали, еще надежд полна,
 Шумит, звенит байкальская волна.  [2, с.34],  [9.1880. № 45. C. 11].

В Посольском Спасо-Преображенском мужском монастыре находилась Забайкальская духовная миссия, и обитель была духовным центром всего региона, а ее здания – его архитектурной доминантой. Пережившая период своего расцвета в 1860-е гг., в 1880-е, после перенесения резиденции духовной миссии в Читу, обитель стала быстро приходить в упадок, и в 1890-е оказалась под угрозой закрытия. Именно этот момент и описан в стихотворении. Сочинений Алексеева, опубликованных после окончания им семинарии, выявить не удалось.

Корнаков стал одним из первых авторов «Забайкальских епархиальных ведомостей», в первые четыре года существования газеты в ее неофициальном отделе было опубликовано 15 его стихотворений: «Вход Господень во Иерусалим» [2, с.34]; «Рождество Христово» [12. 1901. № 1]; «Молитву пролию» [12. 1903. № 15]; «Житейское море» [12. 1903. № 17 /18] и др.

Источником поэтического вдохновения для Корнакова служат библейские тексты: в основе стихотворения «Любовь» лежат слова из первого соборного Послания Иоанна Богослова «пребывающий в любви в Бозе пребывает» (4:16); стихотворения «Цветок» – слова Евангелия от Матфея (6: 28), являющиеся частью Нагорной Проповеди и содержащие заповедь не заботиться о завтрашнем дне, подобно лилиям полевым; стихотворение «Утро» является переложением 103 псалма о происхождении мира – «Вся премудростию сотворил еси».

Особое место в творчестве поэта занимает жанр молитвы, именно в нем поэтические опыты Корнакова представляются наиболее удачными.

 «Молитву пролию» 
 Молитву жаркую, Спаситель,
 К Тебе я ныне пролию;
 Тебе, Сладчайший мой учитель,
 Я расскажу печаль мою!
 Душа исполнена смущенья,
 Её томит греха позор,
 В ней ад кипучего мученья
 И страшной смерти приговор.
 Но Ты, Владыка мой Всесильный,
 Воздвигни падшего душой!
 Взывая, верю я, бессильный, 
 Простишь меня, Спаситель мой!»  [12. 1903. № 15. С. 254].

Корнакову присуще самоощущение как поэта. Размышляя о своем творческом пути, он говорит о «поэте нравственных начал» и утверждает ценность христианских истин в творчестве:

 «Поэт»
 <…> Но смолки струны звучной лиры 
 В душе поэта. Думал он:
 Все тлен, всё ложные кумиры,
 И дух мой ложью заражён.
 Любовь и нравственность святая
 В делах поэта быть должна
 И вера чистая, живая
 Должна быть в сердце возожжена.
 И облик истинный поэта,
 Поэта нравственных начал,
 Как луч небесного рассвета,
 Пред взором умственным предстал <…>  [12. 1904. № 1/2. С.11–12].

Гимном человеку-христианину и факту его Богообщения звучат слова стихотворения «О сердце, сердце!»

 <…> О, человек, венец творенья,
 Разумный, славный царь земной!
 Ищи, по воле Провиденья,
 Незримый, чудный жребий свой.
 Он там – в Начале без начала,
 В бессмертном чудном бытии,
 И где Творца сияет слава –
 Там все желания твои <…>  [12. 1904. № 6. С.76].

Поэтический язык Корнакова не всегда богат и правилен, что, однако, искупается экспрессивностью восприятия окружающей действительности и потребностью осмыслить её в христианских категориях.

Стихи Василия Никчемного также публиковались в неофициальном отделе «Забайкальских епархиальных ведомостей», за 1907–1915 гг. вышло 25 стихотворений: Молитва грешника» [12. 1907. № 23]; «Свобода» [12. 1907. № 24]; «К Рождеству Христову» [12. 1908. № 1] и др.

Вероятнее всего, Никчемный (другое написание Некчемный) – псевдоним. Фамилия Никчемный встречалась среди сосланных в Сибирь поляков, однако сведений о таком священнике обнаружить не удалось. Василий Никчемный – поэт начала XX вв. Сочинения печатались при жизни автора, и время их выхода практически совпадало со временем создания: доказательством служат стихи, посвященные Первой мировой войне, опубликованные в 1914–1915 гг. Большое количество текстов, выходивших в «ведомостях» в разные годы, свидетельствует о том, что они не были перепечаткой из других изданий, а их автор, скорее всего, жил в Забайкалье. Мы не знаем, был ли Никчемный священником или миссионером, но совершенно очевидно, что он был человеком православным и воцерковленным, а его поэзия – это собственно духовная поэзия.

В его стихах современная история соотносится с евангельскими событиями, и время переживается литургически. Основные лирические темы: страсти человеческие и страх Господень, греховность и покаяние, свобода воли и воля Божья; любовь и вера; кризис современного мира и Церковь Христова как оплот и прибежище человека.

Приведем несколько отрывков из разных стихотворений как примеры развития этих тем:

 «Свобода»
 <…> Но как и где добыть свободу,
 Как обуздать свою природу,
 Как страсти все повергнуть в прах,
 Чтоб в сердце веял Божий страх
 И засиял свободы свет, –
 Скажите, как найти ответ?  [12. 1907. № 24. С. 527].
 «Под великопостный благовест» 
 <…> Ты слышишь, зовёт тебя медный глашатай
 Под мирные своды в храм Божий святой;
 Спеши же туда и бедняк, и богатый,
 И грешник холодный с суровой судьбой.
 Не медли, зовёт тебя церковь святая,
 Зовёт, чтоб согреть тебя лаской своей;
 Как к матери, ты припади и рыдая
 Там все расскажи ей о жизни своей.  [12. 1910. № 7. С. 173 –174].
 «Да придет Царствие Твоё!» 
 Утеряно светлое царство свободы <…>.
 То было блаженство счастливого века;
 Но вскоре свершился позор роковой:
 Забыт был Создатель в душе человека –
 Мир внешний там занял все только собой <…>  [12. 1910. № 18. С. 489 – 490].

Никчемный также создает поэтические вариации на тему ключевых текстов христианской традиции. Например, слова Ионна Златоуста – «Мачтой пусть будет тебе Крест, якорем – вера, канатом – надежда, веслом – молитва, кормилом – правые помыслы, парусом – Христос, попутным ветром – Дух Святой, Кормчим – Отец всяческих» – положены в основу стихотворения «По житейскому морю»:

 Пусть тебе мачтой крест будет святой,
 Якорем вера в груди молодой,
 Крепкий канат твой – надежда, мой друг, 
 Сильные весла – молитвенный дух.
 Пусть парус твой будет Владыка Христос,
 И чтоб тебя ветер противный не снёс,
 Правые мысли пусть правят рулём
 В море житейском твоим кораблём.
 A ветром попутным пусть будет твоим
 Тихое «веянье Духом Святым»,
 И в пристани будешь ты, друг, наконец,
 Где ждёт тебя Добрый Небесный Отец.  [12. 1910. № 4. С. 77]

В подзаголовке стихотворения «Пасхальный звон» сам Никчемный указывает, что это «подражание И.И. Козлову», имея в виду его известное стихотворение «Вечерний звон»:

 Пасхальный звон, пасхальный звон!
 О чем напомнил ныне он?
 О детских днях в краю родном,
 Стоит где церковь – Божий дом,
 И помню ясно, как сейчас,
 Я был в нём с матерью не раз.
 Как жаль мне светлых детства дней
 И друга матери моей:
 Её уж нет теперь в живых,
 Она в обителях иных  [12. 1908. № 8. С. 181–182].

Полностью сохранен ритмический рисунок оригинала – размер стиха и все рифмы, много повторов лексики, вплоть до целых словосочетаний. Но тем значительнее выглядит изменение основной идеи и настроения стихотворения. У Никчемного, в отличие от Козлова, стихотворение посвящено не женщине, а матери; отчий дом становится домом Божьим; тема ухода, забвения, смерти и могильной тишины заменяется на тему преодоления смерти и обретения бессмертия души.

Поэзия духовенства и духовная поэзия: сочинения С.С. Попова

Понятия «поэзия духовенства» и «духовная поэзия» признаются пересекающимися, но не тождественными, вследствие чего можно решать вопрос о включении в круг духовных писателей и светских авторов по-разному. Например, если митрополит Евгений для светских авторов создал отдельный словарь в дополнение к «Словарю писателей духовного чина [13], то архиепископ Филарет за основание принимал само содержание текстов и включал в свой обзор, наряду с духовенством, и светских писателей – Ломоносова, Державина, Пушкина, Лермонтова и др.

В Восточной Сибири XIX столетия таким светским духовным поэтом был выходец из купеческого сословия, известный в Иркутске своего времени общественный деятель и журналист – Степан Степанович Попов. Дата рождения Попова определяется условно – около 1830 г. По матери Попов принадлежал к знаменитому в Сибири роду купцов Трапезниковых [9. 1887. № 10. С. 83 ]. Он учился в Иркутской гимназии Щукина и Седакова, но за смертью отца курса не кончил. Получив в наследство значительный капитал, некоторое время жил в Петербурге.

Вернувшись в Иркутск, Попов занялся общественной деятельностью, одной из ярких страниц которой стала попытка создания в начале 1850-х гг. публичной библиотеки в Иркутске. С 1880-х гг. С.С. Попов обращается к Церкви. Об этом свидетельствует интерес, проявляемый им к религиозной и церковно-исторической проблематике. В 1885 г. Иркутских «ведомостях» выходит его трактат «Ложная надежда на спасение есть путь к погибели. Беседа мирянина со своими собратьями мирянами» [9. 1885. № 10–12]. Свидетельством разысканий в области церковной истории является подготовленная Поповым публикация «Старинные рукописи об освидетельствовании и открытии св. мощей преподобного Феодосия Тотемского Чудотворца и пожертвования императора Павла I Спасосумарину монастырю, где сии мощи почивают» [9. 1887. № 10–12]; то же: Иркутск: Тип. А. Сизых, 1887.

В сотрудничестве с «епархиальными ведомостями» раскрывается и поэтический талант Попова, на их страницах публикуются его стихотворения: «Теперь и после» [9. 1883. № 51]; «Переложение молитвы Господней» [2, с.34][9. 1884. № 21]; «Поклонникам златого кумира» [9. 1884. № 43]; «Воскресение Христово» [9.1884. № 15] и др. Некоторые публикации подписаны псевдонимом «Сибиряк-старожил», иногда используется двойная подпись «Попов Ст. Ст. Сибиряк-старожил».

У Попова есть «стихи на случай», имеются и примеры религиозно-дидактической поэзии. Но основное место занимают стихотворения пасхальной и рождественской тематики, в которых автор говорит о смысле христианских праздников и пытается раскрыть некоторые богословские понятия. Источником вдохновения является для него храмовая литургическая поэзия, например, пасхальная служба:

 «Пасхальная песнь»
 Христос воскрес из мертвых
 И смертью смерть попрал,
 И во гробах лежащим
 Жизнь снова даровал.
 Воскрес – и силу ада
 Навеки сокрушил,
 От тли воздвиг Адама
 И падших воскресил<…>

В авторском послесловии к публикации этого стихотворения говорилось о принципах и целях переработки евангельского текста: «Излагая в стихах молитву Господню, я старался, насколько мог, буквально держаться евангельского текста в русском переводе (Мтф. VI. 9–13; Лук. XI. 2–4), в необходимых же для рифмы и размера стиха добавочных словах я руководствовался катехизическим толкованием сей молитвы. Небольшой труд этот я решился предпринять с той целью, чтобы облегчить первоначальное знание молитвы Господней, особенно для детей, которые, как известно, лучше и легче удерживают в своей памяти прочитанное в стихах. В заключение прошу снисходительного отношения к моему посильному труду как к первому в этом роде опыту» [9. 1884. № 21. С. 251].

Помимо «Иркутских епархиальных ведомостей», С.С. Попов сотрудничал с общественно-политическими изданиями – газетой «Амур» и «Восточным обозрением». Его поэтическое наследие не исчерпывается сочинениями религиозной и церковно-исторической тематики, но включает образцы и гражданской лирики. Примером может служить стихотворение «Желанная пора»:

 Суров твой жребий, край изгнанья,
 И не заслужен твой позор,
 Но верь, что жребий испытанья
 К концу желанному пришел.
 И для тебя, наш край родимый,
 Приходит лучшая пора,
 И над тобой стеной незримой
 Восходит светлая заря <…>.

Заключение

Несмотря на то, что работа по выявлению оригинальных сибирских духовных поэтических текстов далеко не завершена, уже на данном этапе есть достаточные основания говорить о поэзии восточносибирского православного духовенства как о самостоятельном феномене, являющемся частью не только церковной, но и литературной жизни региона. Интерес представляют поэтические опыты выдающихся церковных деятелей, дополняющие их уже сложившиеся исторические портреты. Можно назвать и несколько самобытных поэтов, чьи имена вполне заслуживают быть вписанными в историю русской духовной литературы.

С.В. Мельникова, Е.В. Жданова

Литература

  1. Евгений (Болховитинов), митроп. Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина Греко-Российской Церкви : в 2 ч. 2-е изд., испр. и умнож. СПб., 1827. Т.1. 343 с.; Т.2.333 с.
  2. Филарет (Гумилевский), архиеп. Обзор русской духовной литературы. 862–1863. Изд. 3-е., с поправками и доп. автора. СПб., 1884. [Кн. 1 и 2. 511 с.]
  3. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых (от начала русской образованности до наших дней) : Т. 1–6. СПб., 1889–1904.
  4. Межов В. И. Сибирская библиография : указ. кн. и ст. о Сибири на рус. яз. и одних только книг на иностранных яз. за весь период книгопечатания: в 3 т. СПб., 1891–1892. Т.1. 1891. 485 с.; Т.2.1891. 470 с.; Т.3. 1892. 303 с.
  5. Литературная Сибирь. Писатели Восточной Сибири : биобиблиографический справочник / сост. В.П. Трушкин. Иркутск, 1971. 336 с.
  6. Писатели Восточной Сибири : биобиблиографический указатель / Зон. об-ние б-к Вост. Сибири, Иркут. обл. б-ка им. И. И. Молчанова-Сибирского. Иркутск, 1983. 256 с.
  7. Литературная Сибирь: критико-биобиблиографический словарь писателей Восточной Сибири / сост. В. П. Трушкин, В. Г. Волкова. Иркутск, 1986 –1988. Ч.1.1986. 303 с.; Ч.2. 1988. 351 с.
  8. Краеведы и литераторы Забайкалья. Биобиблиографический указатель. Дореволюционный период. / Сост. Е.Д. Петряев. 2-е изд. испр. и доп. Чита, 1981. 128 с.
  9. Иркутские епархиальные ведомости. Прибавления. 1863–1917.
  10. Иркутские епархиальные ведомости. 1863 – 1917.
  11. Псалтирь в русской поэзии XVIII вв. М., 1995. 384 с.
  12. Забайкальские епархиальные ведомости. Отд. неофиц. 1900–1919.
  13. Евгений (Болховитинов), митроп. Словарь русских светских писателей, соотечественников и чужестранцев, писавших в России, служащий дополнением к Словарю писателей духовного чина, составленному митрополитом Евгением. М., 1838. Т.1: от А до Г. 367 с.
  14. Полищук Ф.М. История библиотечного дела в дореволюционном Иркутске (конец XVIII века – февраль 1917 года). Иркутск, 1983. 166 с.