Структура сибирской критики (на материале томских газет и изданий 1880–1916 гг.)

Сибирская критика входит в понятие «сибирский текст», и имеет подчиненное ему значение, формируясь в последней четверти XIX в., когда начинается интенсивное развитие газет и журналов в регионе. В это время в «сибирском тексте» происходят глубинные изменения: сама Сибирь теперь состоит из центров и провинций. Томск, например, безусловно, становится одним из основных центров Сибири, особенно после открытия в нем в 1888 г. университета. По мнению известного американского литератора и путешественника, Джона Кеннана, посетившего в 1889-е гг. Томск, он был «вторым по величине и значению городом в Сибири, а по предприимчивости, интеллектуальному развитию… первым» [8, с. 44]. Именно в это время начинается развитие и местной периодической печати, на страницах которой создаются модели сибирских критических текстов. Ведущую роль в этом процессе играет фигура критика, имеющего свой «внутренний» взгляд на себя и мир, соотношение в его сознании идей регионализма и глобализма. В целом, можно выделить четыре модели в структуре сибирской критики 1880–1916 гг.: областническая, народническая, либеральная и постнародническая. О них ниже.

Представители областнической модели сибирской критики=

Ядринцев Николай Михайлович. Портрет. Открытка с фотографии. 1 лист. Изд. Сибирского землячества в Москве

Потанин Григорий Николаевич. Фотопортрет с дарственной надписью Н.И. Наумову. 1 лист. СПб. 5 нояб. 1881

В первую очередь назовем наиболее ярких представителей сибирской литературной критики. Это областники Григорий Николаевич Потанин (1835–1920) и Николай Михайлович Ядринцев (1842–1894). Оба вошли в историю культуры Сибири как яркие публицисты, общественные деятели, способствовавшие развитию периодической печати. Вместе с тем оба они были профессиональными учеными, исследователями-этнографами, внесшими значительный вклад в изучение Центральной Азии и Сибири. Потанин, выдающийся географ-путешественник, уделял также большое внимание изучению фольклора и мифологии разных народностей.

Казалось бы, идеология областников, призывающих к сепаратизму Сибири, предполагала изоляцию, отпадение от европейского и мирового сообщества. На самом деле вожди областничества были хорошо образованными людьми, владели иностранными языками. Ядринцев, например, перевел несколько песен Гейне и часть из «Паломничества Чайльд-Гарольда» Байрона. Да и сама областническая теория сформировалась под влиянием концепции организации соединенных штатов Америки, хотя ее основой был и российский опыт [18]. Через всю жизнь Ядринцев пронес свое увлечение Северо-Американскими Штатами и уверенность, что Сибири уготовано столь же прекрасное будущее. Г.Н. Потанин прямо заявлял на следствии в Омске, что мысль об отделении Сибири проистекала из аналогии с историей Северной Америки и испанских американских колоний. Для идеологов областничества было важно отыскать формулу соединения сибирского патриотизма с общечеловеческим стремлением к свободе и справедливости. Но в этой теоретической конструкции все же именно патриотизм был той почвой, на которую только и можно переносить современные идеалы. В одном из писем к Потанину в 1873 г. Ядринцев разъяснял: «Идеалы общечеловеческого развития воспримутся, они носятся в современном воздухе, они пройдут и в зарождавшуюся национальность, но им надо дать почву, надобно зародить пламенную патриотическую любовь к своему народу» [14, с. 180]. Двадцать лет спустя, в 1893 г. его убеждения не изменились, что видно из другого письма к Ядринцеву, написанного во время американской поездки: «Пишу вам 4 июля — праздник независимости: представьте мои чувства… Сердце замирает, и боль и тоска за нашу родину. Боже мой! Будет ли она такою цветущей» [21, с. 93]. Когда Ядринцев совершил открытие всемирного значения – нашел развалины древней столицы Чингисхана – Каракорума, – он посчитал нужным доложить о нем в 1890 г. на заседании Парижского географического общества. В 1893 г. он посетил всемирную выставку в Чикаго. Таким образом, сепаратистская идеология никоим образом не отгораживала Ядринцева и Потанина от мира, но формировала особый взгляд на будущее положение Сибири, равноправное с другими европейскими странами.

Все это сказалось на литературной критике областников, в которой можно отметить некоторую прямолинейную тенденцию, проистекающую из особого патриотизма к Сибири. Они приветствовали только те сочинения, которые касались проблем сибирской провинции, ее самоидентификации или регионалистики в целом. Ядринцев отказывал литературе в праве на самоценную эстетическую значимость, подчиняя ее общественным потребностям и задачам гражданского служения [15, с. 8].

Представители народнической модели сибирской критики

Русский революционер, народник Феликс Вадимович Волховский (1846−1914)

Еще одним критиком, проповедующим идеологию народничества, был политический ссыльный Феликс Вадимович Волховский (1846–1914), негласный редактор «Сибирской газеты», который назначение критики, в том числе и театральной, видел в развитии читателя и зрителя, воспитании его гражданских чувств и нравственных качеств. Именно в Томске по-настоящему «расцвел его многогранный талант поэта, очеркиста, фельетониста, театрального, литературного и общественного обозревателя, сатирика, сказочника и хроникера» 5, с. 148]. Волховский воплощал в своем облике черты своего нравственного идеала. Не случайно Дж. Кеннан особо выделил его среди томских ссыльных и дал в своей книге его привлекательный портрет: «это был человек <…> очень образованный, с благородным сердцем и высоконравственными стремлениями. Он прекрасно знал английский язык, был близко знаком с английской историей и литературой и перевел на русский язык многие поэмы Лонгфелло» [8, с. 60].

Театр Волховский, подобно другим народникам, считал более действенным средством в деле просвещения народа, чем книгу. Как искусство более синтетическое, он, по его мнению, может произвести сильнейшее впечатление и на человека, «которого не проймешь ни словом, ни картиной» ([Сибирская газета. – 1885. – № 42. – стб. 1117]). В связи с этим Волховский выдвигал особые требования к театральному критику и обозревателю, который должен, по его мнению, разъяснять «общественный смысл <…> отношений, характеров и обстоятельств» пьесы и воспитывать «правильные эстетические взгляды и инстинкты по отношению к литературе и драматическому искусству» ([Сибирская газета. – 1882. – № 48. – стб. 1225–1226]). Волховский наряду с комедией социального характера (Гоголь, Островский, Сухово-Кобылин) высоко ценил трагедию «общечеловеческих страстей» Шиллера и Шекспира [12]. Наряду с театральными рецензиями Волховский писал фельетоны, «сказки», святочные рассказы сатирической направленности. Талантливо используя сатирические приемы Гоголя и Салтыкова-Щедрина, критик гневно обличал невежество, тупость и трусость обывателя, произвол полицейско-бюрократического аппарата, всю российскую политическую систему в целом. Разговаривая с читателем «эзоповым» языком и прячась за разными псевдонимами в связи с притеснениями цензуры, Волховский много сделал для просвещения сибиряков и томичей. Вместе с тем областники считали его не совсем «своим», так как он не ставил интересы Сибири выше общероссийских и общеевропейских.

Представители либеральной модели сибирской критики

Весволод Алексеевич Долгоруков (1850−1912) писатель и издатель

Еще один тип сибирского критика представляет фигура Всеволода Алексеевича Долгорукова (1845–1912). Уже на раннем этапе своего пребывания в Томске Долгоруков активно сотрудничал в журнале «Сибирский вестник» (1885–1905), который оказался довольно интересным по своим материалам. В отличие от «Сибирской газеты», в которой не было обсуждения художественных произведений зарубежной литературы, редакция «Сибирского вестника» придавала большое значение популяризации иностранной словесности и театра. Долгоруков много писал о театре, театральных постановках, которые стали в Томске регулярными со времени открытия в городе первого каменного театра, называемого театром Е.А. Королева по имени известного мецената. В целом в своей деятельностью в области литературной критики Долгоруков способствовал сближению Сибири и Центра, включению Сибири в общеевропейский культурный процесс.

Представители постнароднической модели сибирской критики

Г.А. Вяткин (13 (25) апреля 1885, Омск − 8 января 1938, Новосибирск) − русский и советский прозаик, поэт, драматург, публицист

Постнародническое направление в критике представляет Георгий Андреевич Вяткин (1885–1941), который принадлежал к поколению «детей» Ядринцева, Потанина и Долгорукова. Вяткин был самым что ни на есть «коренным» сибиряком, потому что не только родился в Сибири (Омске, как и Ядринцев), но и образование получил в Томске. Его откровенные революционные убеждения не мешали ему сотрудничать в периодических изданиях и В.А. Долгорукова («Сибирский наблюдатель»), и в газете, выпускаемой профессорами томского университета («Сибирская жизнь»). Вместе с тем он активно печатался в столичных журналах, соединяя в своей деятельности Центр и Провинцию. Как критик Вяткин сосредоточивался на идеологическом и нравственно-воспитательном аспектах. Например, в рецензии на пьесу Г. Зудермана «Огни Ивановой ночи» в 1901 г. он предлагал читателю и зрителю задуматься над моралью произведения: «Сознательное отношение к тому, что требует нравственный долг – чистилище людей. Оно помогает сбросить оковы древнего язычества и отказаться от краденого счастья, даже если внешние обстоятельства к этому не принуждают» ([Сибирский вестник – 1901. – № 12. – С. 3]). Нравственный пафос критик подчеркивает и в пьесе «Родина» [11, с. 147–148]. Если учесть, что изрекает эти высоконравственные суждения шестнадцатилетний мальчик, становится понятным, что его резонерство во многом обусловлено юным возрастом.

Но и 1905 г. Вяткин резко отзывается о стихах З. Гиппиус и К. Бальмонта, рассматривая их как «проявление ультрадекаданса», «как бред извращенной души, извращенного разума» ([Сибирский наблюдатель – 1905. – № 1–2. – С. 193]. Он явно не приемлет уныния, депрессии, и этот лейбницевский оптимизм приводит его к примитивной трактовке сложных произведений рубежа веков. В своей интерпретации пьес Гауптмана он ненамного уходит вперед по сравнению с В.А. Долгоруковым. Так, в рецензии на пьесу «Одинокие» (1907) он пытается разъяснить ее якобы оптимистический морально-психологический пафос. Для этого он разводит «знаменитую философию одиночества» Мопассана и концепцию Гауптмана: «Мопассан приписывает одиночество самой природе человека, и потому взгляд его на это чувство глубоко пессимистичен. Гауптман смотрит светлее». Он «как бы говорит своей пьесой: <…> эта безнадежность только кажущаяся; если мы будем откровенны, искренни, если мы будем чутко прислушиваться друг к другу, постараемся понимать один другого, распахнем все двери своих душ, то увидим, как много у нас общих печалей и радостей, тоски и восторга, порывов и дел; почувствуем, что мы не одиноки, а, наоборот, крепко связаны друг с другом, и в этом единении – залог грядущего счастья человечества» ([Сибирский вестник. – 1907. – № 127. – С. 3]).

Излишне говорить, что эта трактовка совершенно искажает смысл пьесы Гауптмана, хотя она и ярко раскрывает чистые помыслы и высокие идеалы молодого критика. Вяткин очень старался быть на уровне сибирского просветителя, но похоже, ему не хватало культурного кругозора, образования, эстетического чутья, философской глубины. Многие рецензии этого критика обнаруживают его осведомленность, начитанность. Например, в отзыве об «Уриэле Акосте» Гуцкова (1905) содержится довольно обстоятельная информация о «Молодой Германии», с которой был связан Шиллер. Но к сожалению, Вяткин так и не обрел ни широты, ни самостоятельности суждений. Он отличался «крайней неустойчивостью в своих исканиях и идеалах» [22, с. 50].

Подводя итоги, можно выделить четыре модели в структуре сибирской критики 1880–1916 гг.: областническая, народническая, либеральная и постнародническая. Представители всех этих направлений по-своему, в силу своего таланта, способствовали развитию просвещения Сибири и ее культурного трансфера с Центром и Европой. Они существовали почти одновременно, организуя многоуровневый диалог внутри сибирского текста. И при его рассмотрении нельзя вырывать из контекста какую-либо одну отдельную модель, игнорируя остальные.

О.Б. Кафанова

Литература

1. Горенинцева, В.Н. (2007): Американская литература на страницах томской периодики конца XIX – начала XX века // Сибирский текст в русской культуре. Томск, вып. 2, с. 196–202.
2. Долгоруков, В.А. (1869): Долгорукие, Долгоруковы и Долгорукие-Аргутинские. Санкт-Петербург.
3. Долгоруков, В.А. (1897): Предисловие // Путеводитель по всей Сибири и среднеазиатским владениям России. Томск, с. I–IV.
4. Долгоруков, В.А. (1896): Театр и музыка // Сибирский вестник, 1896, № 271 (15 дек.).
5. Доманский, В.А. (1996): Ф.В. Волховский – негласный редактор «Сибирской газеты» // Русские писатели в Томске. Томск, с.147–166.
6. Доманский, В.А. (2007): Структурные уровни сибирского текста // Сибирский текст в русской культуре. Томск, вып. 2, с. 50–59.
7. Кафанова, О.Б. (2007): Трагедия Карла Гуцкова «Уриэль Акоста» на томской сцене // Сибирский текст в русской культуре. Томск, с. 165–174.
8. Кеннан, Дж. (1906): Сибирь и ссылка. В 2- ч. Санкт-Петербург.
9. Козмин, Н.Н. (1919): <Вводная статья>// Н.М. Ядринцев. Сборник избранных статей. Издание журнала «Сибирские записки» к 15-летию со дня смерти автора 7 июня 1894 г. Красноярск, с. III–XIV.
10. Лобачева, Д.В. (2007): Драмы Ф. Шиллера на сцене томского театра // Сибирский текст в русской культуре. Томск, с. 157–164.
11. Олицкая, Д.А. (2009): Г. Зудерман в томской периодике рубежа XIX–XX вв.: литературно-театральный портрет // Европейская литература в зеркале сибирской периодики конца XIX – начала XX в., с. 143–152.
12. Петровская, И.Ф. (1975): Театральная критика в провинции // Очерки истории русской театральной критики. Ленинград, с. 313–314.
13. Письма Г. Н. Потанина (1989): Иркутск, т. 3.
14. Письма Н.М Ядринцева к Г. Н. Потанину (1918): Красноярск, вып. 1.
15. Постнов, Ю.С. (1980): Н.М. Ядринцев – литературовед и критик // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, т. 8, с. 7–18.
16. Разумова, Н.Е. (2007): «Сибирский вестник» о Г. Гауптмане: «автопортрет» томского интеллигента // Сибирский текст в русской культуре. Томск, с. 176–177.
17. Разумова, Н.Е., Власова, Ю.Ю., Карпова, А.Ю. (2009): Герхардт Гауптман в восприятии томской критики рубежа XIX–XX вв. // Европейская литература в зеркале сибирской периодики конца XIX – начала XX в. Томск, с. 104–142.
18. Ремнев, А.В. (1997): Западные истоки сибирского областничества // Русская эмиграция до 1917 года – лаборатория либеральной и революционной мысли. Санкт-Петербург, с. 142–156.
19. Русская мысль. Ежемесячное литературно-политическое издание. (1895): Москва, кн. X, с. 523–524.
20. Серебренников, Н.В. (2004): Опыт формирования областнической литературы. Томск.
21. Сесюнина, М. Г. (1974): Г.Н.Потанин и Н. М. Ядринцев – идеологи сибирского областничества (к вопросу о классовой сущности сибирского областничества во второй половине XIX в.). Томск.
22. Трушкин, В.П. (1985): Пути и судьбы. Литературная жизнь Сибири 1900‒1929 гг. Иркутск.
23. Шмидт, И. Я. (1927): Из далёкого прошлого (Поездка с А. П. Чеховым по Сибири) // Вопросы литературы, 2010, март – апрель, с. 415–427.
24. Чехов, А.А. (1976): Полн. собр. соч. и писем: В 30 тт. 1974–1982. Письма, Москва, т. 4.