Г.И. Успенский в Томске

Встречи с членами редакции «Сибирской газеты»

Конечным пунктом поездки Г.И. Успенского по Сибири, которая началась в июне 1888 г., стал Томск, где его с нетерпением ждали. Ещё 9 июня «Сибирская газета» поместила известие следующего содержания: Наш знаменитый писатель Глеб Иванович Успенский будет в это лето путешествовать по Сибири и с одним из следующих пароходов прибудет в Томск. Как говорят, Глеб Иванович едет с целью ознакомления с переселенческим движением [8].

Успенский остановился в Томске в редакционной квартире «Сибирской газеты», где ему понравилось и само помещение, и атмосфера, созданная сотрудниками. Большую часть пребывания в Томске писатель провел в редакции газеты, в обществе её сотрудников, административно-ссыльных – А.И. Иванчина-Писарева, Г.Ф. Здановича, Ф.В. Волховского, С.Л. Чудновского. Успенский не застал в Томске Д.А. Клеменца, который в это время находился в научной экспедиции. Не было уже в Томске и К.М. Станюковича. Срок его ссылки закончился незадолго до приезда Успенского. С кем-то из сотрудников газеты писателя связывало давнее знакомство, с кем-то его сдружил Томск. Так, первая встреча Успенского с Иванчиным-Писаревым, со студенческих лет примкнувшим к народническому движению, являвшимся членом «Земли и Воли», «Народной Воли», высланным в Сибирь в 1881 г., и Клеменцом, входившим в 1878–1879 гг. в редакцию нелегальной газеты «Земля и Воля», органа одноименной организации, и высланным за это в 1881 г. в Минусинск, откуда он и перебрался в Томск произошла ещё в 1875 г. в Париже. Успенский был искренне рад встрече с Г.Ф. Здановичем, находившимся за пропагандистскую работу с 1883 г. на поселении сначала в Иркутской губернии, а потом в Томске. С талантливейшим публицистом, одним из активных авторов «Сибирской газеты» С.Л. Чудновским, с 19-ти лет находившимся или под надзором, или в ссылке, Успенский познакомился и сблизился в Томске. Круг знакомых Успенского расширился случайным приездом в Томск О.Н. Фигнер (по мужу Фроловской), младшей сестры В.Н. Фигнер. «Оторванные от России, мы с жадностью воспринимали его живые, полные юмора характеристики разных явлений жизни, общих друзей и знакомых, – вспоминал Иванчин-Писарев, – и сознавали, что общение с ним дополнит и расширит сферу наших представлений о русских делах, и естественно, сократившуюся благодаря подневольной жизни на чужбине» [5, с. 394]. Сам же Успенский, осмыслявший свою поездку как проявление потребности делать добро, помогать ближнему, считал, что ему не удалось утешить своих друзей, развеять мрак их неволи. Уже на обратном пути Успенский писал Иванчину-Писареву из Омска 30 июля: «Я рад, что видел вас, Ольгу (Фигнер – И.А.), Здановича, Петра Александровича (Голубева – И.А.), Волховского, но я не рад, что привез себя к вам в таком гнусном виде: скучнее вам, милый Александр Иванович, стало от моего визита, не ободрил я вас ничем, ничем – вот что мне горько… Надо бы мне пожить у вас подольше, и я бы поправился, и мысли бы мои посвежели» [11, т. 14, с. 151]. В этом же письме писатель сожалеет о несостоявшейся встрече со ссыльными, целая колония которых жила не в самом Томске, а в пригородной Басандайке. «Я должен был там быть, а главное, сам хотел душевно. Довольно я нажился в пустопорожнем обществе, мне нужно ваше». Встреча не состоялась потому, что в приглашении басандайских ссыльных (Успенский называл их бахчисарайскими) он увидел желание побеседовать с «писателем, способным осветить какие-то вопросы спорного характера». Всегда далекий от мысли поучать кого-либо, проповедовать, Успенский не поехал на Басандайку, в чем потом сильно раскаивался [11, т. 14, с. 151–152].

Участие Г.И. Успенского в специальном номере «Сибирской газеты», посвященном открытию Томского императорского университета

Горький осадок от поездки в Томск, неудовлетворенность собою оставил в Успенском и тот факт, что именно во время его пребывания в городе закрыли «Сибирскую газету». Дело в том, что он приехал в Томск как раз в тот момент, когда редакционный коллектив был занят составлением специального номера газеты, посвященного открытию первого в Сибири Томского университета. Успенский, вспоминает Иванчин-Писарев, «быстро вошел в курс дела и, узнав, что в номере проектируется отдел Замечательные сибиряки, предложил нам написать биографию историка А.П. Щапова» [4, с. 48]. Предложение было охотно принято, и Успенский принялся за работу. Намерение написать очерк о Щапове возникло неслучайно. Успенский хорошо знал работы Щапова. А.В. Успенская, рассказывая о первых встречах со своим будущим мужем, вспоминала, например, как он благодарил ее за присланную книгу Щапова, за сам этот выбор, сделанный женою. Память о Щапове в Сибири была жива, о нем необходимо было сказать в дни открытия первого сибирского университета. Эту благородную задачу взял на себя Успенский. Свою статью он посвящает общественно-литературной деятельности Щапова, его историческим взглядам, объясняя их во многом сибирским происхождением, сибирским характером историка. В то же время Успенскому чрезвычайно важна мысль о плодотворности соединения, взаимодействия двух культурных потоков – общерусского и регионального сибирского, которое только и может дать, по мнению автора очерка, феномены, подобные «великорусу-сибиряку» А.П. Щапову. При известной бесстрастности пера Успенского особенно заметен исключительно положительный характер оценок личности и жизнетворчества Щапова: «личность его является положительно обаятельной», «он был живой человек, слово и мыль которого были пламенны и животворны» [11, т. 11, с. 461, 463] и т.п. Возвышенный тон и интонации рассказа о Щапове включали эту статью в глубокую национальную традицию и вместе с тем, безусловно, определяли идеалы современной Успенскому эпохи. Автор сознательно акцентирует воспитательно-дидактический пафос созданного в очерке образа. И в этом плане публикация о «замечательном сибиряке» выглядит как публицистическая преамбула «Поездок к переселенцам», в которых Успенский, включившийся в общерусский поиск положительных ответов на трагические вопросы своего времени, горячо и решительно утверждал право и роль Сибири в формировании настоящего и будущего лица России. Статья Успенского «А.П. Щапов» была напечатана в № 55 «Сибирской газеты» за 20 июля 1888 г. А 22 июля должно было состояться торжество по поводу открытия университета. Успенский получил на него пригласительный билет. Члены редакции «Сибирской газеты» составили адрес в ознаменование праздничного события. Участвовал в этом и Успенский, который открытию университета придавал чрезвычайно большое значение в развитии Томска и Сибири в целом. Однако накануне торжества выяснилось, что «Сибирская газета» не будет на него допущена. Редакция не получила официального приглашения. Его получил издатель газеты, но не в качестве её представителя, а только как «жертвователь» на университет. От имени возмущенных сотрудников Волховский составил «ядовитое» письмо попечителю учебного округа В.М. Флоринскому, возглавлявшему строительство университета. Черновик письма, который следовало переписать и отправить за подписью официального редактора Гусева, по недоразумению, попал к Флоринскому. Это было явным доказательством того, что газетой руководят политссыльные. В результате приглашение на торжество получил Гусев, дававший газете, по существу, только свою подпись, а сотрудникам, всё-таки явившимся в актовый зал без приглашения, грубо предложили удалиться. Успенский был сражен таким поворотом событий. Он демонстративно ушел с чествования, отказавшись участвовать в торжественном обеде. Писатель присоединился к редакционной группе, устроившей свой «домашний» вечер по поводу открытия университета в доме Н.И. Наумова, который, получив пригласительный билет, в знак протеста тоже не поехал в университет. В доме Т.Х. и Н.И. Наумовых вечером 22 июля допоздна читали стихи, вспоминали о петербургских друзьях и знакомых, делились творческими замыслами, обсуждали случившееся. Несмотря ни на что открытие университета все присутствовавшие в доме Наумовых считали большой победой. Своей радостью спешат поделиться с Г.З. Елисеевым, уроженцем Томской губернии, профессором Казанской Духовной Академии, редактором петербургской литературно-политической газеты «Неделя», через которого в своё время шли статьи в передовые центральные журналы о необходимости открытия сибирского университета и не где-нибудь, а именно в Томске. Телеграмма за подписями Успенского, Наумова, Иванчина-Писарева, Здановича. Волховского, адресованная Г.З. Елисееву, начиналась словами: «Университет открыт». Позднее, уже по пути в Петербург Успенский выразит свои личные чувства по поводу открытия университета в письме Томской городской Думе: «Искренне присоединяю мою радость по случаю открытия Университета к радости всех сибиряков и всех томских граждан в особенности <…> общественное развитие (что бы там ни было) несомненно должно пойти вперед» [11, т. 14, с. 155].

Закрытие «Сибирской газеты»: Успенский –– очевидец и участник событий

Овацией студентов, устроенной Успенскому около дома Наумовых, закончился вечер 22 июля 1888 г. А через несколько дней из Петербурга пришла телеграмма о приостановке «Сибирской газеты». Успенский, являвшийся не только очевидцем, но и участником всех событий, был возмущен и растерян чуть ли не больше всех. Сначала он просто отказывался верить сообщению: « Нет, это невозможно, тут какое-нибудь недоразумение! Это нужно разъяснить» (из воспоминаний П.А. Голубева). И Успенский был готов отправиться с этой целью к самому Флоренскому. Однако редакция единодушно решила этого визита не допустить, зная непреклонный характер попечителя и его отношение к газете (см.: [2. 1914. № 1. С. 297–298]). Уезжая из Томска, так и не найдя возможности защитить газету, Успенский тревожился: «Как же, как же вы теперь будете?» [2. 1915. № 10. C. 227–229]. И уже с дороги домой он слал друзьям письма, в которых говорил им о своей любви. «Поцелуйте первого Здановича. Я его люблю. И Петра Александровича (Голубева. – И.А.) люблю. Подлюбливаю и Волховского» [11, т. 14, с. 152]. «Милые, хорошие, добрые вы люди. Живите долго, и дай Бог вам всего хорошего» [11, т. 14, с. 152 (из письма Иванчину-Писареву от 30 июля 1888 г. из Омска)]. Личное участие, дружеская поддержка – единственное, чем мог помочь Успенский в сложившейся ситуации. Покидая город, писатель не знал, что очень скоро окажется в центре событий, связанных с «Сибирской газетой». Началось всё с совершенно безобидного замечания в ее адрес, прозвучавшего в одном из очерков «Поездок к переселенцам» Успенского – «Два примера непостижимых канцелярских тайн». Оно было использовано литературно-политической газетой-журналом «Гражданин», издававшимся в Петербурге, для того, чтобы выступить против областничества сибирских газет, чтобы подчеркнуть их «тенденциозность» вообще. Из указаний Успенского на неточность и путаницу в некоторых сообщениях «Сибирской газеты» по переселенческому движению «Гражданин» сделал неожиданные выводы. Вот замечание Успенского: Не сразу однако ж удалось мне разобраться в этом материале, собранном из местной прессы <…> одно известие противоречит другому и притом в одном и том же номере газеты» (и далее приводились, действительно, противоречащие друг другу известия, опубликованные в № 41 «Сибирской газеты») [11, т. 11, с. 115].

А вот обобщение «Гражданина», сделанное со ссылкой на Успенского: На сибирской печати <…> еще рельефнее выступают больные стороны русской печати вообще, которые сводятся к тому, что громадное большинство и пишущих, и издающих по большей части ищут в своей деятельности не правды, не изображения действительности, а иных, посторонних, преимущественно личных целей, для которых действительность и прикрашивается иной раз, а иной раз омрачается искусственно [3].

В Сибири сразу отреагировали и на статью «Гражданина», и на замечания Успенского, использованные в ней, и на развернувшуюся в центре полемику вокруг сибирской прессы. В «Сибирском вестнике», созданном губернатором И.И. Красовским в противовес «Сибирской газете», писали, в надежде окончательно уничтожить своего «противника»: «Кроме “Сибирской газеты” никакая другая сибирская газета неповинна в том сумбуре, который получился у г. Успенского благодаря штудированию ”Сибирской газеты” <…>. За грехи “Сибирской газеты” не станет, вероятно, отвечать “Восточное обозрение”, а тем менее мы. Нужно быть особенно благодарным г. Успенскому, что он фактически доказал степень достоверности сведений, помещенных в ”Сибирской газете”» [9]. Вполне понятно, что все упреки в адрес «Сибирской газеты» во время ее приостановки могли гибельно подействовать на ее судьбу. На защиту газеты встал А.И. Иванчин-Писарев, опубликовавший в «Восточном обозрении», тесно сотрудничавшем с «Сибирской газетой», открытое письмо Успенскому «По поводу Писем о Сибири Г.И. Успенского (письмо из Томска)» [1. № 45]. В нем давалось опровержение на замечания Успенского. В свою очередь газету взялся защищать и сам автор «Поездок к переселенцам». В ответ на статью Иванчина-Писарева он пишет статью «Страшен черт, да милостив Бог (письмо в редакцию)», в которой всё было названо своими именами [7]. Дело в том, что Успенский из писем Иванчина-Писарева, из публикаций «Восточного обозрения» хорошо знал о характере «Сибирского вестника», о том, что представляют собой его официальный редактор П.П. Картамышев и фактический руководитель Е.В. Корш. О первом можно судить по высказыванию Успенского из письма В.М. Соболевскому от 6.11.1888 г.: «… они же, картамышевы, только плутовали, пользуются репутацией проходимцев» [11, т. 14, с. 199]. О втором весьма красноречиво высказались примерно в это же время в «Восточном обозрении»: «г. Корш еще раз показал, что злоупотребеление чужим доверием, за которое вылетел он из присяжных поверенных (Е.В. Корш был сослав в Сибирь за растрату денег – И.А.), стало его присяжной профессией в Томске» [1. № 46]. Успенский сразу понял суть «полемики», возникшей вокруг «Сибирской газеты» и сибирской прессы в целом, и отводимую ему «Сибирским вестником» (и «Гражданином») роль в ней. Сразу после публикации письма Иванчина-Писарева Успенский пишет В.М. Соболевскому: «Отвечать на него крайне необходимо, тем более, что в нём никакого опровержения нет, а есть… страх за “Сибирскую газету”… Дело это затеял “Сибирский вестник” (с Коршем и пр.), которому нужно убить “Сибирскую газету”, которая теперь запрещена. “Сибирский вестник” и прикрылся мной» [11, т. 14, с. 255 (письмо от 11.01.1889 г.)]. В своей статье «Страшен черт, да милостив Бог» Успенский сказал обо всем этом в полный голос: «… “опровержение” написано с вполне ясной целью: защитить “Сибирскую газету” от несправедливого поклепа на неё со стороны “Сибирского вестника”, который цитировал моё письмо <…> как доказательство редакционного хаоса, будто бы отличающего “Сибирскую газету”. Вот в чем дело-то, господа! Как известно, “Сибирская газета” в настоящее время приостановлена, и в том же Томске, где издавалась она, издаётся её конкурент “Сибирский вестник”. Пользуясь случаем закрытия газеты, он, конечно, спешит воспользоваться счастливым случаем безмолвия “Сибирской газеты” и употребляет, конечно, для этого те средства, которые найдет удобным. Я и думаю, что в числе этих средств он и задумал уронить репутацию “Сибирской газеты”, сославшись на моё письмо<…>, её хотят уколотить пред сибирским читателем, прикрывшись моим именем» [11, т. 11, с. 231–232]. «Плутовать потихоньку в своей тайге они не будут» – эти слова из письма В.М. Соболевскому красноречиво раскрывают благородные цели Успенского, которому важно было прежде всего показать широкому читателю правдивость и объективность «Сибирской газеты» по существу и то, как относятся к передовой печати в России и в Сибири, в частности. Позднее при перепечатке очерка Успенский значительно его переработал именно в связи с развернувшимися вокруг него событиями. Было отброшено большинство цитат из «Сибирской газеты», были ослаблены выражения по поводу неточности и путаницы на ее страницах. Однако ничто не помогло, да и не могло, очевидно, помочь газете. Участь ее была, по сути, давно уже решена. О ее возобновлении, скорее всего, не могло быть и речи, ибо приостановка использовалась лишь как средство, которое должно было «смягчить» процесс закрытия «нежеланной» газеты.

Успенский о томских переселенцах

За неожиданными хлопотами, возникшими у Успенского в Томске в связи с сотрудничеством с «Сибирской газетой» и участием в ее судьбе, за встречами с томскими друзьями писатель не забывал об основной (во всяком случае так ему казалось в начале поездки) своей задаче – сборе материалов о переселенцах.

Переселенческие проблемы, оказавшиеся сложнее и масштабнее, чем ожидал писатель, «общерусские», как он сам называл их, не оставили времени и сил для знакомства с собственно сибирской жизнью. В письмах томским друзьям, написанных после поездки, Успенский часто сожалеет о том, что ему не удалось «коснуться явлений собственно сибирских». Его, например, заинтересовал сибирский крестьянин, «сибирский мужик», его характер, психология, мораль. Успенский сразу заметил в нем самое главное: «Не имеет он понятия… о на конюшню, о бурмистре, <…> не орудовал над ним барин–вольтерьянец <…> барин-аракчеевец, не был он проигран в карты, пропит с цыганками, <…> не был бит в морду Карлом Карловичем, <…> не был он доведен до греха», «до бегства на край света или до пересылки… по этапу» [11, т. 11, с. 43]. Интересует писателя – и «гордость» сибиряка, и его «нахрапистость», и его «раздолье». С просьбой прислать обо всем этом материалы Успенский обращается прежде всего к собрату по перу, писателю-томичу Н.И. Наумову. Они были знакомы еще со времен проживания Наумова в Петербурге. Известно, например, что весной 1880 г. Наумов присутствовал при встрече молодых литераторов с приехавшим из-за границы И.С. Тургеневым, происходившей в квартире Успенского. Наумов и Успенский близко сошлись, по-видимому, во время сотрудничества в артельном народническом журнале «Русское богатство». Естественно, что, приехав в Томск, Успенский бывал у Наумовых в гостях, ведь еще до своего приезда он получил письменное приглашение Наумова остановиться в Томске в его доме. Позднее В.Н. Наумова-Широких, дочь Н.И. Наумова, вспоминала, что приезд Успенского в Томск был большой радостью для ее отца и что писатель был практически все время в их доме (см.: [10]. Успенский подолгу и внимательно слушал рассказы Наумова, вернувшегося в Сибирь еще в 1884 г. и служившего чиновником сначала в Мариинске, а потом в Томске. У них было о чем говорить – это и общие друзья и знакомые, и творческие замыслы, и проблемы переселенческого движения, к которым Наумов обратился впервые еще в Петербурге, а здесь в Сибири он уже лицом к лицу столкнулся с этим. Переселенческое дело уже стало одной из основных тем его творчества, а позднее оно войдет и в круг его профессиональных обязанностей, как чиновника по крестьянским вопросам. Судя по письмам Успенского, он брал у Наумова некоторые материалы и документы. 30 июля с дороги домой Успенский писал Наумову: «…спасибо, глубокое спасибо Вам за Ваше радушие, – я так рад видеть Вас, и таким простым, милым, задушевным человеком! Как ни плохо в Сибири, но, ей-богу, она не повредила Вам так, как бы повредил за все эти годы Петербург. Уверяю Вас, что Вы там были бы раздражены не так, как раздражает Вас сибирская кляуза, а смертно, то есть до безнадежности. Я и приехал-то в таком состоянии, только крепился, а увидел Вас, ваше письмо простое и радушное, и сохранность полную в Вашей душе, – сам почувствовал себя лучше и хоть еду опять на смертную казнь беспросветной теперь уже насильственной работы журнальной, – но вот все-таки есть капля какого-то облегчения» [11, т. 14, с. 153]. Дальше в этом же письме Успенский просит Наумова прислать ему «что-нибудь по домашним семейным делам сибирских крестьян – это было бы хорошо, но все, что ни пришлете, все будет хорошо, и за все я буду бесконечно благодарен» [11, т. 14, с. 153]. Кроме того, он просит Наумова передать г-ну Розанову, крупному чиновнику Управления Алтайского горного округа, с которым встречался у Наумовых, что он хотел бы получить от него некоторые материалы. «Не может ли г. Розанов <…> написать мне несколько сцен анекдотов <…> и отдать их в мое распоряжение, где была бы видна гордость сибирского мужика. Он так отлично его знает! Мне же нужны эти черты» [11, т. 14, с. 153]. И далее Успенский вспоминает рассказанный ему Розановым диалог российского и сибирского крестьянина о боге. Этот и другие рассказы Розанова писатель хотел бы получить «в свое распоряжение» в более точном и с психологической, и с речевой точки зрения варианте. «Мне это нужно. Забрала меня Сибирь за живое!» – заканчивает Успенский письмо Наумову [11, т. 14, с. 154]. Очевидно, просьбы выполнялись. Так, из письма Иванчина-Писарева Успенскому от 6 октября 1888 г. следует, что он просмотрел для писателя объемное дело томского губернатора о переселенцах, многие материалы переписал и отправил в Петербург. Материалы эти Успенский предполагал использовать в неосуществившихся очерках для «Русской мысли». Позднее, в 1891 г. они все же были обработаны для очерков «Кочевники и русские переселенцы» [6]. Материал рассказов Розанова, в частности, упоминавшийся разговор двух крестьян – сибиряка и из центральной России – о боге получил развитие в рассказе «Не знаешь, где найдешь». Дата отъезда Успенского из Томска требует уточнения. В отдельных статьях указывается, что он уехал из города 28 июля. Но судя по некоторым письмам Успенского, писанным с дороги в Томскую городскую Думу, Наумову, Иванчину-Писареву, по воспоминаниям последнего, писатель покинул Томск 25 июля. Как бы там ни было, ясно одно: встретившись с друзьями, ознакомившись с переселенческим делом, собрав большой материал, Успенский уезжал из Томска, увозя с собой добрые впечатления и тревогу, «капельку облегчения» и чувство вины, растерянность и готовность работать.

Литература

1. Восточное обозрение. 1888.
2. Голос минувшего.
3. Гражданин. 1888. № 264.
4. Иванчин-Писарев А.И. Глеб Успенский и революционеры 70-х годов // Былое. 1907. № 10. С. 44–58.
5. Иванчин-Писарев А.И. Хождение в народ. М., Л., 1929.
6. Русская мысль. 1891. Кн. 3.
7. Русские ведомости. 1889.
8. Сибирская газета. 1888. 9 июня.
9. Сибирский вестник. 1888. № 69.
10. Томский альманах. Вып. 3. Томск, 1948.
11. Успенский Г.И. ПСС. В 14. т. М., 1951.

Ссылки

1. с переселенческим движением Сибирская газета. 1888. 9 июня.
2. «жизни на чужбине» Иванчин-Писарев А.И. Хождение в народ М., Л., 1929.
3. «мысли бы мои посвежели» Успенский Г.И. ПСС. Т. 14.
4. сильно раскаивался Успенский Г.И. ПСС. Т. 14.
5. историка А.П. Щапова» Иванчин-Писарев А.И. Глеб Успенский и революционеры 70-х годов // Былое. 1907. № 10.
6. были пламенны и животворны» Успенский Г.И. ПСС. Т. 11.
7. «должно пойти вперед». Успенский Г.И. ПСС. Т. 14.
8. его отношение к газете Голос минувшего.
9. «теперь будете?» Голос минувшего.
10. Волховского» Успенский Г.И. ПСС. Т. 14.
11. «вам всего хорошего» Успенский Г.И. ПСС. Т. 14.
12. в № 41 «Сибирской газеты») Успенский Г.И. ПСС. Т. 11.
13. омрачается искусственно Гражданин. 1888. № 264.
14. «помещенных в ”Сибирской газете”» Сибирский вестник. 1888. № 69.
15. «письмо из Томска» Восточное обозрение. 1888.
16. своими именами Русские ведомости. 1889.
17. «репутацией проходимцев» Успенский Г.И. ПСС. Т. 14.
18. «в Томске» Восточное обозрение. 1888.
19. «прикрылся мной» Успенский Г.И. ПСС. Т. 14.
20. «моим именем» Успенский Г.И. ПСС. Т. 11.
21. «по этапу» Успенский Г.И. ПСС. Т. 11.
22. в их доме (см.: Томский альманах. Вып. 3. Томск, 1948.
23. «облегчения» Успенский Г.И. ПСС. Т. 14.
24. бесконечно благодарен» Успенский Г.И. ПСС. Т. 14.
25. «эти черты» Успенский Г.И. ПСС. Т. 14.
26. письмо Наумову Успенский Г.И. ПСС. Т. 14.
27. «русские переселенцы» Русская мысль. 1891. Кн. 3.