Англоязычные поэтические произведения Г.Д. Гребенщикова (из архива ГМИЛИКА)

Г.Д. Гребенщиков (1884-1964)

Англоязычные стихотворения Г.Д. Гребенщикова в архиве ГМИЛИКА

Англоязычные стихотворения Г.Д. Гребенщикова, хранящиеся в в основном фонде ГМИЛИКА (Барнаул), представлены в двух вариантах – машинописные документы с рукописными правками автора и поэтический сборник «The Trumpet Call» [Трубный глас], выпущенный в 1947 г. издательством «Алатас». Остановимся на следующих рукописях стихотворений: «To my American friends» [1. Л. 1][К моим американским друзьям] (в четырех версиях), «One of Russian Carols» [2. Л. 1] [Из русских колядок], «A Lonely Heart» [3. Л. 1] [Одинокое сердце], «World and the Poet» [4. Л. 1] [Мир и поэт], «Song about Evergreen and Evergrowing Ivy» [5. Л. 1] [Песнь о вечнозеленом и вечнорастущем плюще], «The Blood of Glory» [6. Л. 1] [Кровь славы], «To Russia» [7. Л. 1] [К России].

Эти стихотворения можно поделить три группы: «To my American Friends», «To Russia» и «А Lonely Heart», – представляют собой вариации одних и тех же текстов. Помимо этого, представлены единичные рукописи стихотворений: «Song about Evergreenand Evergrowing Ivy» и «One of Russian Carols». Тексты являются примером трансформации литературных замыслов Г.Д. Гребенщикова, что проявляется на уровне изменений финала произведения («To Russia») или же точки зрения лирического героя и идеи стихотворения в целом («А Lonely Heart»). Архивные манускрипты содержат рукописные пометы. Отдельно необходимо отметить смену заголовка к «One of Russian Carols», а также исправленные формулировки поверх затертого текста в «A Lonely Heart» [3. Л. 1] («But I never have ceased my hopeful song» [Но я никогда не прекращал мою обнадеживающую песнь]), характер которых также говорит о процессе выбора между более или менее удачными средствами выразительности. Исправлений, в целом, не так много, что показывает более или менее сформировавшийся замысел автора относительно содержания и формы стихотворений.

Все эти произведения написаны в силлабо-тонической системе стихосложения, что можно расценивать как признак языковой и поэтической интерференции. При выборе стихотворных размеров Гребенщиков также достаточно консервативен – в представленных текстах преобладают четырехстопные ямбы («To Russia» и «To my American Friends»), а также хореи: трехстопный в «Song about Evergreen and Evergrowing Ivy» и четырехстопный в «One of Russian Carols». Метр стихотворения «The Lonely Heart» несколько сложнее: оно написано трехстопным анапестом с добавочной ямбической стопой, что создает торжественный ритм с восходящей интонацией в конце каждой строки и является полноценным средством художественной выразительности, позволяющим отразить содержание стихотворения.

Один и тот же текст может быть представлен в архиве в нескольких вариациях с различными заглавиями, сменой лица (с первого лица на третье) и изменениями в тексте, как незначительными (на уровне подбора более или менее удачных эпитетов), так и меняющими модальность стихотворного текста. К примеру, в стихотворении «A Lonely Heart» [3. Л. 1] первые строки звучат следующим образом: «As I live in the world when which indeed is insane, // I can see that the Christ bore His cross in vain» [Так как я живу в мире, который определенно сошел с ума, // Я могу понять, что Христос нес свой крест зря]. Другая версия данного стихотворения [3. Л. 1] начинается с риторического вопроса: «Don’t you think our world has become insane? // Don’t you see that the Christ bore his cross in vain?» [Не кажется ли тебе, что мир сошел с ума? // Не думаешь ли ты, что Христос нес свой крест зря?].

Издательство Г.Д. Гребенщикова и Н.К. Рериха «Alatas Publishing Co.»

Произведение «To my American Friends» [1. Л. 1] [К моим американским друзьям] написано в жанре литературного послания. Адресатом является Кеннет Колгроув (Kenneth Colgrove), профессор Северо-Западного университета. Занимал пост заведующего кафедрой политологии (Department of Political Science) с 1940 по 1949 г.

Специфика редакций «To my American Friends» Г.Д. Гребенщикова

Стихотворение имеет три редакции (две из которых датированы 2 марта 1943 и 10 марта 1943 г., соответственно, на третьей дата не стоит) и финальную версию, опубликованную в «The Trumpet Call». Произведение во всех своих редакциях сохраняет единый сюжет. Лирический герой, чьи дороги жизни были темны и узки, отправляется в странствие навстречу своей судьбе и, в конечном итоге, покидая родную землю, обретает свою новую родину в Америке. Редакции стихотворения, представленные в архиве, различаются количеством строф: в деле № 56739/108 строф пять, а в делах № 56739/554 и 56739/555 – четыре. Гребенщиковым была добавлена первая вводная строфа, в которой лирический герой повествует о тяготах своей жизни и надежде на светлое будущее («The cross-roads of my youth were dark and narrow, // But strength in poverty was gayly grown; // It’s grown in longing for a bright Tomorrow, // When hope is always leading to unknown» [Перекрестки моей юности были темны и узки, // Но в бедности возрастала сила; // Она росла в ожидании яркого Завтра, // Ведь надежда всегда ведет нас к неизведанному]). В версии стихотворения, опубликованной в сборнике, данная строфа также присутствует, но с изменениями («narrow» заменено на «sorrow», изменена последняя строчка: «Tomorrow always calling the unknown» [Завтра, влекущее за собой неизведанное]).

Джордж Кеннан (1845-1924)

Во всех редакциях упоминается путешественник Джордж Кеннан, ссылка на его труды является сюжетообразующей в стихотворении. Личность этого автора заслуживает отдельного комментария. Сам Гребенщиков дает следующий комментарий в сноске к стихотворению в делах № 56739/108 и 109 [1. Л. 1]: «George Kennan, American writer, visited Russia in eighties to study prisons and prisoners of Siberia» [Американский писатель Джордж Кеннан посещал Россию в восьмидесятые годы для изучения тюрем и узников Сибири. Здесь и далее перевод наш. – Е.М.]. Авторская сноска сохранилась и в издании «The Trumpet Call», хоть и в несколько измененном виде: «George Kennan, American writer, the times visited Russia in the Eighties to study prisons and described the Altai mountains as pearls of Russia» [Американский писатель Джордж Кеннан посещал Россию в восьмидесятые годы, чтобы изучить тюрьмы, и описал горы Алтая как жемчужины России].

В действительности, публичные разоблачения Джорджем Кеннаном тяжёлых условий содержания политзаключённых в сибирской ссылке стали толчком к распространению в США критического взгляда на политический режим Российской империи [8. C. 4]. Кеннан был автором ряда трудов, посвященных критике царизма и системы ссылок заключенных в Сибирь, например, этнографического издания «Tent life in Siberia, and adventures among the Koraks and other tribes in Kamtchatka and Northern Asia» [9] (в России издана под заголовком «Кочевая жизнь в Сибири. Приключения среди коряков и др. племен Камчатки и Сев. Азии», СПб., 1872), однако, учитывая упоминание путешествия 1880-х годов, речь в стихотворении идет, скорее всего, о его книге «Сибирь и ссылка» [10], переведенной на русский язык в 1906 г. [11](в печатной версии стихотворения автор упоминает, что прочел ее в 1907 г.).

Образы «своего» – «чужого» в «To my American Friends» текстах Г.Д. Гребенщикова

Интересна имагологическая компонента произведения. На уровне заглавия автором вводится образ Америки, причем он сохраняется во всех версиях: «To my American Friends», «To my American Friend» и «America, God Given Motherland». Несмотря на различия, они все сохраняют общность за счет обращения автора к образам Америки и «американскости», что подкрепляет тезис, произнесенный в самом тексте о новой родине лирического героя. Америка получает определения «Lovely Motherland» [прекрасная родина], «God given Motherland» [Богом данная родина], лирический герой «bow[s] to every strand» [кланяется каждой травинке] и любит эту страну: «That’s why I love America in all her wonders» [Поэтому я люблю Америку во всех ее чудесах – прим.: перевод наш], также в другой версии используется лексема «yonders» [проявления]. Герой сравнивает Америку с «прекрасным и гостеприимным берегом» («But here, after storms and all the deadly thunders, // I found a beautiful and hospitable strand» [Но здесь, после штормов и смертоносных громов, я нашел прекрасный и гостеприимный берег]).

Данный одический текст не противоречит жизнестроительным стратегиям Гребенщикова. Даже в приведенном стихотворении он различает Россию в целом и Алтай в частности. Образ России воспроизводится автором через концепт «оставленной земли» («forsaken land unlimited and vast» [оставленная земля, неохватная и пустынная– прим.: перевод наш]). Алтай же приобретает эпитет «жемчужины», ставшей позже хрестоматийным для творчества Гребенщикова. В стихотворении он наделяется эпитетом «marvellous» [чудесный], ему становится присущ «splengour» [блеск].

Необходимо принять во внимание творческий поиск Гребенщикова в сфере сибирской топонимики, прочерчивающей путь Кеннана: в одной версии он прошел путь «от Волги до Китая», в другой – сохранил тот же путь, но также и описал красоты «полноводной Оби», в третьей – прошел путь «от Волги до Тарбагатая». Указанные топосы выполняют функцию обозначения широты и просторов России и Сибири, по которой сначала шел Кеннан, а потом – лирический герой Гребенщикова. Более того, все эти пути во всех версиях стихотворений приводят и Кеннана, и лирического героя к Алтаю, «жемчужине Сибири», а потом – к Америке. Таким образом, Гребенщиков вступает в диалог с американским исследователем Сибири, принимая во внимание и его политическую деятельность (прочтение труда «Сибирь и ссылка») и этнографическую (восхищение Кеннана красотами Сибири и Алтая).

Стихотворение «Song about Evergreen and Evergrowing Ivy» д-ру Ладду М. Спайви

Освоение Гребенщиковым жанра дружеских посланий продолжается в стихотворении, посвященном д-ру Ладду М. Спайви «Song about Evergreen and Evergrowing Ivy» [5] («Песнь о вечнозеленом и вечнорастущем плюще»). Данный текст генетически восходит к русскому романтизму, представленному в лучших своих образцах стихотворениями В.А. Жуковского, А.С. Пушкина, П.А. Вяземского и др. Гребенщиков, начиная с заглавия, определяет жанр произведения, называя его песнью – и продолжает этот мотив в первой строфе: «Let us sing together // Hymn to Dixie weather» [Давайте вместе споем // Гимн погоде в Дикси]. Можно предположить, что данное произведение, действительно, предназначалось для исполнения под музыку, что косвенно подтверждается работами Гребенщикова в жанре вокальных стихотворений.

Ладд Мирл Спайви с 1925 по 1957 г. был президентом Южного колледжа Флориды (Florida Southern College), с которым была связана просветительская и преподавательская деятельность Гребенщикова. Спайви также известен своими трудами по благоустройству кампуса Колледжа [12]. В апреле 1938 г. Спайви встретился с известным архитектором Фрэнком Ллойдом Райтом в надежде превратить Южный Колледж Флориды в национальную достопримечательность. Они заключили соглашение, которое в конечном итоге привело к проектированию и строительству учебных зданий в кампусе. На данный момент Южный колледж Флориды представляет собой крупнейшую в мире коллекцию зданий Фрэнка Ллойда Райта, построенную по заказу Спайви [13].

Стихотворение написано в честь юбилея Спайви. Адресат именуется Гребенщиковым человеком, «умеющим дружить и враждовать» («Friends and foes creator» [создатель друзей и врагов]), «великим собирателем средств и динамичным рассказчиком» («Greatest money picker // And dynamic speaker» [великий собиратель средств и динамичный рассказчик]). Актуализируются Гребенщиковым яростность адресата в дискуссиях и его («Spivey is the crier, // Mad in his desire» [Спайви скандалист, безумный в своих желаниях]), что, несомненно, согласуется с фактами биографии Л.М. Спайви. Отдельно автором отмечается педагогическая деятельность адресата («Spivey Educator» [Спайви просветитель]). На протяжении текста Гребенщиков сравнивает адресата с «вечнозеленым плющом», что, безусловно, порождено и напрашивающейся рифмой, но также и сопоставлением качеств непосредственно плюща как растения (способностью долго сохранять зеленую листву, устойчивостью к непогоде) с жизненной энергией Спайви («To the Southern Ivy, // To Ludd Merril Spivey» [Южному плющу, Ладду Меррилу Спайви]). Также данный образ можно рассматривать как отсылку Ivy League – старейшим и престижнейшим университетам северо-востока США, и, в таком случае, Гребенщиков поэтому и называет Ладда М. Спайви «Южным плющем».

Сочетание природного и христианского в стихотворение «A Lonely Heart»

Однако присутствие Л.М. Спайви в качестве адресата в корпусе англоязычных стихотворений Гребенщикова не ограничено дружеским посланием в честь дня рождения. Ему посвящено еще одно стихотворение, известное под заголовками «A Lonely Heart» [3], «World and the Poet» [4] и «Before the Last Judgement» [4]. В отличие от «To my American Friends», версии данного стихотворения имеют между собой ключевые различия при едином сюжете – лирический герой обращается к несовершенству мира, перечисляя «землю в огне», «Христа, который нес свой крест напрасно», «рабов, несущих свои цепи».

Христианский текст дополняется активным использованием природных образов: поэтом выделяются стихия земли (связанная с образами крови и огня): «Since the earth submerged in the blood and flame» [С тех пор как земля погружена в огонь и пламя] и образ грозового неба. Природные образы в тексте дополняют основную идею и гармонируют с библейской традицией изображения Апокалипсиса, проявляясь на уровне параллелизма между стихийными бедствиями и божественным гневом. Связывается с этим также мотив песни и поэтического творчества: лирический герой полагает себя вестником божьего гнева. Лирический герой «потерян, словно песчинка», однако продолжает петь свою песнь и далее произносит высказывание, подводящее итог всему произведению:

 Гребенщиков
 If no one on earth to my call responds, 
 If no one’s to enlight the defiled lands, 
 Then the thunderous sky like a golden gong
 Will repeat my song as I’ve always sung

 Подстрочник
 Если никто на земле не ответит на мой призыв, 
 Если никто не осветит оскверненные земли, 
 Тогда грозовое небо, как золотой гонг,  
 Повторит мою песнь, которую я всегда пел

Исследователи неоднократно обращались к анализу религиозно-философской позиции Гребенщикова. Однако дискуссия относительно комплексных многокомпонентных религиозно-философских воззрений писателя зачастую сводилось к вопросу о его принадлежности к православной традиции: автора «Чураевых» характеризовали как христианина, призывавшего к «реставрации православия» [14. С. 23], или сводили путь религиозного поиска Гребенщикова к «возвращению» «в лоно традиционного православия» через «юношеский религиозный индифферентизм» и «увлечения космизмом рериховского толка» [15. С. 98-112]. Данные мотивы присутствуют и в анализируемом тексте, в частности, за счет актуализации образа Страшного суда, гнева божьего и поэта как носителя и проводника этого гнева.

Гребенщиков в поисках нужного тона совершает ряд изменений в модальности текста. Стихотворное повествование ведется то от первого лица («I am lost in the world like a grain of sand» [я потерян в мире, словно песчинка]), то от третьего («And his days of struggle so hard and long» [И его дни борьбы, такие тяжкие и долгие]), что было перенесено и в публикацию, где лирический герой был наделен характеристикой «мудрец» («wiseman»). Также Гребенщиков вводит в часть версий стихотворения риторический вопрос («Don’t you think our world has become insane?» [Не кажется ли вам, что наш мир сошел с ума?]), которая используется в качестве анафоры, за счет чего автор увеличивает лирическое напряжение, подводя читателя к яркой и драматичной развязке. Однако в одной из версий (написанной от первого лица) риторического вопроса нет, и все признаки «конца времен» перечисляются на уровне наблюдений лирического героя («As I live in the world when which indeed is insane» [Так как я живу в мире, который действительно безумен]). Признаки увядающего, сотрясающегося мира более или менее одинаковы во всех версиях стихотворения: «земля в огне, бывшая средоточением стыда десятилетиями», «пламя ада, распространяющееся над земным шаром» – все эти признаки восходят как к Апокалипсису, так и к военной риторике (важно, что стихотворение было написано в 40-е гг.).

Отдельного комментария заслуживает финал стихотворения – в рукописях он представлен достаточно единообразно, являясь призывом поэта услышать его песнь, или «гром небесный, подобно золотому гонгу, повторит ее». В версии, опубликованной в сборнике, финал принципиально иной:

 Гребенщиков
 Yet the mighty evil over all commands – 
 Over sea and sky, over hungry lands… 
 Come the heavenly thunder, The Almighty Lord, 
 Come and judge the Earth with Your flaming sword!

 Подстрочник
 Все же могущественное зло по всем пределам – 
 Над морем и небом, над голодными землями... 
 Приди, небесный гром, Всемогущий Господь, 
 Приди и осуди Землю Твоим огненным мечом!

Данный финал гармонично соотносится с заглавием стихотворения в сборнике «The Trumpet Call» («Before the Last Judgement» [Пред Страшным Судом]). Таким образом, находясь в процессе творческого поиска, Гребенщиков кардинальным образом трансформировал собственный текст, начав с описания конфликта «поэт против мира» и в итоге придя к апокалиптическим картинам и предвестью Апокалипсиса.

Стихотворение «To Russia» как яркий пример стихотворного послания

Можно предположить, что жанр дружеского стихотворного послания является характерным для русской поэзии на иностранном языке, хотя и не входит в круг канонических текстов национальной литературы. Посвящения подобного рода представлены в изобилии среди немецких сочинений и автопереводов Жуковского, обращавшегося в стихах к сестрам Юлии и Каролине фон Эглоффштейн, графине О.П. Бобринской, И. Радовицу и другим друзьям и единомышленникам в зарубежный период жизни и творчества. Как отмечает Н.Е. Никонова, «Жуковский придал модели кружковой (дружеской) словесности, доминирующей в начале XIX в., общеимперское социально-идеологическое значение» [16. С. 96], которое оказало влияние на дружескую словесность межкультурного континуума и в дальнейшем.

В.А. Жуковский (1783-1852)

Своего рода апогеем исканий Г.Д. Гребенщикова в данном жанре выступает стихотворное посвящение, адресатом которого является Россия. Стихотворение «To Russia», также озаглавленное как «The Blood of Glory», является своеобразным продолжением раннего текста «Моя отчизна» [17. С. 2]. Гребенщиков оказывается перед традиционным выбором способа описания Сибири [18. С. 6], традиционно описанный как лиминальное пространство символической «тьмы» и смерти [19. С. 27-35] («Моя отчизна – скучная деревня // Для детства моего была – могила»), наделенное соответствующим климатом (причем, природный климат в соответствии с канонами сентименталистской и романтической поэтики изоморфен психологическому состоянию лирического героя – «на сердце холод»).

В стихотворении «To Russia» автор продолжает рефлексировать о покинутой родине, ее судьбе, былой и будущей славе. В данном случае Гребенщиков актуализирует такие же традиционные для своего творчества мотивы, как «Россия, крестьянская родина», богоизбранная страна («Alone in fight and in sustain // Thou shalt Eternity inherit» [Одна в бою и в поддержке, // Ты будешь наследовать Вечность]), которой предназначено великое будущее («Thy name enlightens gloom of ages; // And still unlimited thy space // For further march ever courageous» [Твое имя просвещает мрак веков; // И все еще неограниченное твое пространство // Для дальнейшего более смелого марша]). Такая система образности роднит стихотворение с образным рядом «Чураевых» (ср. с заглавием шестого тома эпопеи – «Океан багряный»).

В опубликованном варианте стихотворения концовка приобретает ультимативную и драматичную окраску: «Yet you must know that all your might // Can never stop the world commotion – // Only the Brotherhood in Christ // Will save the earth from bloody ocean» [Все же вы должны знать, что вся ваша мощь // Никогда не сможет остановить мировой шум – // Только Братство во Христе // Спасет землю от кровавого океана]. Тональность за счет изменения концовки меняется с грозно-восторженной на предупреждающую. Гребенщиков, верный своим религиозно-философским воззрениям, особенно в поздний период, регулярно обращался к мысли о спасительной роли христианства для мира в целом и общества и личности в частности.

Однако для Гребенщикова религия была наполнена не только гласом труб Судного Дня, но и нежным перезвоном праздничных колокольцев. Об этом говорит представленный в архиве перевод традиционной рождественской колядки [2], причем это единственное стихотворение, где Гребенщиков указан не как автор, а как переводчик. В рукописи представлены два варианта заглавия: зачеркнутый «The Southern Russia» и окончательный «One of Russian Carols», – что, во-первых, обозначает географическую и жанровую составляющие, а, во-вторых, диалог между их приоритетами для автора.

Текст, следуя за вокальными жанровыми канонами, построен на рефренах («Holy, holy holiday – Christ was born to us today In the manger, on the hay, Holy holiday!» [Святой, святой праздник – Христос родился для нас сегодня В яслях, на сене, Святой праздник!]) и является классическим образцом данного жанра, возможно, именно похожую колядку пели герои «Егоркиной жизни»: «Старушка тоже прикоснулась к волосам Егорки и пошло от этого прикосновения такое славное тепло, а от руки запахло воском – она только что зажгла свечку перед образами, чтобы христославы пели более молитвенно» [20]. Жанровая специфика текста реализована и на контекстуальном уровне, поскольку колядка была написана для исполнения на праздновании Рождества Христова в Епископальной церкви Лейкленда в 1942 г., о чем говорит соответствующая рукописная отметка внизу текста («…And performed // At the Lakeland Episcopal Church on the Eve of Christmas 1942»).

Перспективы изучения архива Г.Д. Гребенщикова

Рукописи стихотворений, представленные в архиве Гребенщикова, представляют перспективный для дальнейшего изучения материал. Характер текстов, их адресность и стилистические особенности подводят нас к мысли, что Гребенщиков и в эмиграции мыслил себя частью не только своей новой родины, но и частью русской литературы. В пользу данного вывода выступает сохранение силлабо-тонической системы стихосложения с использованием стихотворных размеров, характерных для классической русской литературы, частью и органическим продолжением которой считал себя автор. Также важно обозначить преобладание религиозных мотивов в лирике Гребенщикова, что роднит представленную лирику с более крупными поэтическими произведениями, к примеру, поэмой «Златоглав», над переводом которой Гребенщиков также начинал работу. Имагологическая составляющая, широко представленная в прозе автора, проявлена только в стихотворении «To my American Friends», однако и там находятся типичные для воображаемой географии Гребенщикова мотивы: связь Америки и Сибири (Алтая), разделение России как покинутой родины и Сибири (Алтая) как волшебного края, жемчужины страны.

Е.В. Масяйкина

Список литературы

1. Гребенщиков Г.Д. To my American friends : [рукопись] // ГМИЛИКА. ОФ. Д. 56739/108. Л. 1. ; Д. 56739/109. Л. 1. ; Д. 56739/554. Л. 1 ; Д. 56739/555. Л. 1.
2. Гребенщиков Г.Д. One of Russian Carols : [рукопись] // ГМИЛИКА. ОФ. Д. 56739/111. Л. 1.
3. Гребенщиков Г.Д. A Lonely Heart : [рукопись] // ГМИЛИКА. ОФ. Д. 56739/112. Л. 1 ; Д. 56739/556. Л. 1 ; Д. 56739/557. Л. 1 ; Д. 56739/558. Л. 1.
4. Гребенщиков Г.Д. World and the Poet : [рукопись] // ГМИЛИКА. ОФ. Д. 56739/114. Л. 1–2 ; Д. 56739/115. Л. 1.
5. Гребенщиков Г.Д. Song about Evergreen and Evergrowing Ivy : [рукопись] // ГМИЛИКА. ОФ. Д. 56739/559. Л. 1.
6. Гребенщиков Г.Д. The Blood of Glory : [рукопись] // ГМИЛИКА. ОФ. Д. 56739/553. Л. 1.
7. Гребенщиков Г.Д. To Russia : [рукопись] // ГМИЛИКА. ОФ. Д. 56739/552. Л. 1.
8. Нечипорук Д.М. Американское общество друзей русской свободы (1891–1919) : автореф. дис. … канд. историч. наук. СПб., 2009. С. 4.
9. Kennan G. Tent life in Siberia, and adventures among the Koraks and other tribes in Kamtchatka and Northern Asia / G. Kennan N.Y. : G.P. Putnam & Sons; L. S. Low, Son & Marston, 1870. 425 р.
10. Kennan G. Siberia and the Exile System. N.Y. : The Century Сo., 1891. Vol. 2. 545 p.
11. Кеннан Д. Сибирь и ссылка . СПб. : Издание В. Врублевского, 1906. 458 с.
12. Haggard, Theodore M. Florida Southern College .The First 100 Years / T.M. Haggard. Florida, Lakeland, 1985. 235 p.
13. MacDonald, Randall M., Galbraith, Nora E., Rogers, James G. The Buildings of Frank Lloyd Wright at Florida Southern College. Charleston : Arcadia Publishing, 2007. 35 p.
14. Санникова А.А. Чураевка как идеал русской общины : культурно–просветительская деятельность Г.Д. Гребенщикова // Алтайский текст в русской культуре : мат. третьей региональной науч.-практ. конф. Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 2006. Вып. 3. С. 23.
15. Лепехин М.П. Гребенщиков // Русские писатели: XX век : в 2 ч. : биографический словарь / под ред. Н.Н. Скатова. М.: Просвещение, 1998. Ч. I : А–Л. С. 98–112.
16. Никонова Н.Е. Письма сестер Эглоффштейн к В.А. Жуковскому : из истории европейской литературы и живописи // Имагология и компаративистика. 2019. № 11. С. 96.
17. Гребенщиков Г.Д. Моя отчизна // Семипалатинский листок. 1906. № 16. 18 июня. С. 2
18. Анисимов К.В. От редактора // Сибирский текст в национальном сюжетном пространстве : коллективная монография / ред. К.В. Анисимов . Красноярск : Сиб. федер. ун-т, 2010. С. 6.
19. Тюпа В.И. Мифологема Сибири: к вопросу о «сибирском тексте» русской литературы // Сибирский филологический журнал. 2002. № 1. С. 27–35.
20. Гребенщиков Г.Д. Егоркина жизнь. The first kopeck : [рукопись] // ГМИЛИКА. ОФ. Д. 65643/002. Л. 1–25.