Встреча на краю земли. Интервью Н.П. Дворцовой с Анной Неркаги
Содержание
Предыстория интервью
Анна Павловна Неркаги - ненецкая писательница, номинированная в 2015 г. на соискание Нобелевской премии по литературе, пригласила нас с Леонидом Петровичем Быковым, профессором Уральского федерального университета, к себе в гости и назвала нашу встречу – встречей на краю земли. Живет Анна Павловна на полуострове Ямал, в Байдарацкой тундре, у отрогов гор Полярного Урала на фактории Лаборовая. От Салехарда, столицы Ямало-Ненецкого автономного округа, до Лаборовой шесть – восемь, а то и десять часов на вездеходе: дорог там нет.
До Лаборовой мы так и не доехали, помешала сибирская язва: на Ямале, в том числе и в Приуральском районе, где живет писательница, был объявлен карантин. Однако встретиться и поговорить с Анной Павловной мы все же смогли в Салехарде, куда она с трудом добралась, чтобы с командой журналистов телерадиокомпании «Регион-Тюмень» поработать над превращением «Мудрых изречений ненецкого народа» в аудиокнигу.
Перед началом поездки никакого особенного смысла в словах А.П. Неркаги о встрече на краю земли мы не вкладывали, ведь «Ямал» в переводе с ненецкого языка и означает конец или край земли. Оказалось, это было нашей ошибкой. На краю земли с Анной Неркаги мы оказались в центре мировых проблем, перед главными вопросами человеческой жизни.
16 августа 2016 г. было записано интервью с Анной Неркаги, в котором, помимо нее, принимала участие Н.В. Цимбалистенко, доктор филологических наук, главный научный сотрудник Научного центра изучения Арктики (Салехард).
17 августа по скайпу состоялась встреча Анны Неркаги с Эдит Уайтхилл Клюс, профессором Университета Вирджинии (США), которая уже несколько лет изучает культуру Сибири. Во встрече участвовали аспирантка Университета Вирджинии С.М. МакЭлени и Н.В. Цимбалистенко.
Анна Неркаги о «Земле надежды»
НАТАЛЬЯ ДВОРЦОВА (Н.Д.) – Анна Павловна, хочу поблагодарить Вас за уникальную возможность поговорить с Вами во время этой встречи на краю земли. Я сожалею, что с нами не приехал Леонид Петрович Быков, потому что именно Уральский федеральный университет выдвинул Вашу кандидатуру на соискание Нобелевской премии по литературе. Леонид Петрович передает Вам самый сердечный привет. Когда Вы нас приглашали, Вы говорили, что мы должны обсуждать не политику или погоду, а самое главное. Что, по-Вашему, сейчас главное для человека, живущего в Салехарде, в Тюменской области, в целом на планете Земля? Что главное, о чем можно и нужно сейчас говорить?
АННА НЕРКАГИ – Во-первых, спасибо Вам, за то, что Вы приехали. Ваше упрямое любопытство к моей личности меня настолько насторожило, что я согласилась на встречу с Вами. Любопытство бывает разным, иногда оно отталкивает и хочется отойти от человека как можно дальше. Но чем больше Вы любопытствовали, тем больше мне хотелось с вами встретиться. Леониду Петровичу тоже хочу сказать много хороших слов, я смотрела его интервью.
Вы знаете, творческие люди, как дети. Ребенку скажешь: «Ты молодец, ты очень хорошо это сделал» – и он начинает чувствовать, что его жалеют, любят и, главное, – понимают. Когда я прослушала интервью, мне стало ясно, что нет глухого непонимания, один-два человека меня понимают, и этого достаточно, чтобы насытить жажду понимания.
Вы для меня с Леонидом Петровичем и Наталией Васильевной великое дело делаете. Я сижу у себя в глуши, не скрываю, что временами себя очень плохо чувствую, потому что людей много, а тех, кто тебя понимает, – единицы, а иногда их вообще нет. Я благодарю вас всех, троих. После стольких лет моего молчания Вы, Наталья Петровна, сказали золотые слова обо мне в своей рецензии. Вы сказали этих слов больше, чем я услышала с тех пор, как в этом мире работаю маленьким творцом, я никогда не слышала столько хороших слов о себе, я не скрываю этого.
Н.Д. – Это были честные слова.
АННА НЕРКАГИ – Вернемся к Вашему вопросу. Самое главное – это готовиться к жизни в вечности, потому что нам всем очень скоро предстоит вечность. Времени человеческого осталось совсем мало. В моей книжке написано, что у нас всех великое будущее, но каким будет будущее каждого отдельно взятого человека, зависит от него самого. У нас нет времени на то, чтобы совершать в своей жизни какие-то ошибки. Каждый совершенный грех – ошибка, чаще всего ошибки бывают грехами. Сейчас у нас нет времени их совершать, сейчас совсем другое время.
Иоанн Креститель говорил: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное». Я не слышу, чтобы кто-то с каких-то концов Земли произнес то, что говорил Иоанн Креститель. Пусть это звучит неприлично, но я – глас вопиющего в пустыне, я обязана произнести то, что сказал в свое время Иоанн Креститель. Недаром у нас на «Земле Надежды» стоит церковь Иоанна Крестителя. Для каждого из нас наступает время, когда он решает очень личную для себя задачу, где он будет в вечности: в раю или в аду, работать как творческая единица во вселенной или он будет в аду с бесами. Я в это верю и готова говорить это каждому. Вы помните, что в моей книжке есть такая фраза: «На этой древней, седой дороге веков придорожная трава вечно согнута только в одну сторону – сторону Смерти».
Н.Д. – Это очень сильный образ.
АННА НЕРКАГИ – Иисус Христос первым вернется по этой дороге, потому что смерть была им побеждена. Можно сказать, что только Иисус Христос умер, а мы с вами только пробуем умереть. У нас даже нет нормального опыта смерти. Иисус Христос первым умер такой смертью, какой бы и нам желательно умирать. Но мы на смерть не обращаем внимания или боимся ее, как черт боится ладана. Я сегодня пришла для того, чтобы сказать, как Иоанн Креститель говорил: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное». У нас с вами нет времени уже совсем, человеческого времени осталось век или полвека, это очень мало.
Когда мы встречались с патриархом, я поняла свою правду. Полтора часа по протоколу длилась эта встреча. Когда мы взялись за руки, я почувствовала, что человеческое время ушло, его не стало. Полтора часа этого визита пролетели быстро, но мы успели сказать друг другу столько, сколько люди не говорят друг другу за всю жизнь. Одна из наших договоренностей в том, что я по утрам за него пла́чу, я по утрам смотрю передачу «Слово пастыря», и вижу, что он, говоря свои речи, хочет заплакать, но не может себе позволить такую роскошь – плакать на глазах у всех христиан. А я, сидя в далеком углу, смотрю на него и пла́чу. Я отошла от вашего вопроса... сбилась, ушла мысль.
Н.Д. – Очень сильные переживания.
АННА НЕРКАГИ – Тогда я скажу о «Земле Надежды», чтобы потом мне вернуться к моей мысли. В «Розе Мира», если вы ее помните (я по телефону вам говорила), есть слова о том, что последние верные соберутся вместе на одном месте земного шара, которое будет им указано. И это будет Сибирь. Страна Сибирь. И место это называется Армагеддон. Когда я это слово изучила внимательно со всех сторон, мне оно показалось знакомым. Настолько знакомым, что у меня началось сильное волнение. Наталья Васильевна подтвердит мои слова. На ненецком языке ни одно слово не начинается с буквы «а». Все слова, которые бы хотели начинаться с буквы «а», начинаются у ненцев с буквы «ӈ». Армагеддон по-ненецки звучит как «ӈарамахаданддон». Эти два слова – как близнецы. И я в последние дни убеждена, я даже получила подтверждение своих мыслей, своей догадки, что «Земля Надежды» – это и есть тот самый Армагеддон, где соберутся последние избранные люди, которым Спаситель даст знак – надо собираться здесь. И недаром я в последнее время часто говорю, я уже всех достала этой своей фразой «Бог придет с Севера». Бог на этот раз придет с Севера. На это указывают значимые камни. На Полярном Урале есть значимые камни, и все они указывают своим движением, телодвижением, движением головы и рук, все они показывают на Север.
Н.Д. – Камни?
АННА НЕРКАГИ – Да. Камни и отдельно стоящие скалы. Я сначала не понимала, почему они все указывают на Север, а потом это все постепенно в голове и душе стало перерабатываться, и скажу, мне подсказывали, помогали эту мысль оформить в то, что я вам сейчас говорю. Бог придет с Севера, потому что северная часть неба сейчас за эти годы, за эти века, Им и его ангелами очищена, потому что Люцифер, люциферский штаб восстания на небе был на Севере. Небо разделилось на две части. Не только ангелы разделились на две части, небо разделилось на две части. Очень много времени Иисус Христос и его ангелы, архангелы, все его святые потратили на то, чтобы сам запах Люцифера с неба убрать, очистить Север.
Чистота должна быть на Земле. Благоухание чистое и духовное земли должно идти, чтобы они могли на нас работать. Спертый воздух с центральной части Земли, из огромных мегаполисов... Что творится в мегаполисах, мне не надо говорить? Это нехорошо для нашего неба, для нашего Бога. Вы видели, как бывает чиста северная часть неба? Я сегодня с полной ответственностью перед небесами, пред землей и пред людьми говорю: «Земля Надежды» – это Армагеддон, где соберутся последние верные, те, у которых в сознании, в душе останется мысль об Иисусе Христе и которые в глубине души сохранят капельку веры. Но это будет всего лишь капелька. Вот почему сейчас «Земля Надежды» – это непростая земля. Не просто там построен храм Архангела Михаила. Мы еще достроили маленькие церквушки семьи Архангела – архангелов Гавриила, Варахаила, Салафиила, Рафаила, Уриила, Иеремиила, Иегудиила. Все семь его архангелов находятся вместе с ним, и они там работают.
Все это сопровождалось знамениями и чудесами. У меня сейчас нет времени, чтобы рассказать о всех чудесах, которые сопровождали устроение этого места. Только одно могу сказать. За всю историю, с тех пор, как Господь сотворил мир, Архангел Михаил всегда готовил те места, куда должен был ступить Господь.
Мы когда готовились, начали с того, что нашего молодого губернатора Дмитрия Николаевича пленили. Чем мы его пленили, я могу сказать, потому что много времени уже прошло. Можно сказать?
Н.Д. – Можно, наверное. Он не будет возражать, я думаю; правды он не боится и шутки понимает.
АННА НЕРКАГИ – Когда первый раз он приехал к нам, на «Землю Надежды», я уже понимала, что здесь должен стоять храм. Я понимала, что Дмитрий Николаевич – это тот человек, который должен этот храм нам помочь построить. Как раз там у нас был монах. В маленькой келье этого нашего монаха (до сих пор эта келья на территории «Земли Надежды» стоит) мы пили чай, после того, как обошли территорию. И я поняла, что у меня никогда не будет другой возможности добиться того, чтобы этот молодой человек помог сделать великое дело для самого себя – построить храм на таком важном кусочке земли, как «Земля Надежды».
У ненцев есть прием, он запрещенный, но тем не менее его иногда используют очень сильные мужчины. Когда пастух хочет поймать оленя, на которого он имеет виды, чтобы использовать в своей работе, научить его ходить в упряжке, он его ловит. Олень брыкается, дрыгается, потому что наделен огромной силой. Пастух тогда делает то, что вообще-то запрещено делать в обычной жизни: очень сильными движениями руки он натягивает аркан так, что олень начинается находиться в полузадушенном состоянии и уже не может проявлять строптивость. Я честно говорю, что поступила с молодым губернатором вот так: я поймала его на аркан своими глазами и, несколько мгновений держа его в полузадушенном состоянии, как делали мои предки, за это время сумела подтащить его своим взглядом к себе настолько близко, что ему ничего не оставалось, как быть в этом плену.
Н.Д. – Я думаю, он не сильно сопротивлялся. Наверное, мог бы сопротивляться, если бы хотел.
АННА НЕРКАГИ – Он уже не имел возможности сопротивляться, потому что вопрос о храме в высоких инстанциях решался. Я думаю, в этот момент он почувствовал, что все его будущее зависит от того, построит ли он детям-сиротам храм Архангела Михаила. Я наблюдала за Дмитрием Николаевичем и видела, что он сразу, тут же на этой земле, дал распоряжения о строительстве храма, и строительство началось буквально, вы не поверите, на следующий день. Я извиняюсь перед Дмитрием Николаевичем, я очень его люблю, уважаю, ценю, и мы все им гордимся, особенно в связи с тем, сколько сил он, как настоящий отец, отдал борьбе с сибирской язвой. Мы восхищаемся нашим губернатором по-прежнему, но мне пришлось применить по отношению к нему запрещенный прием, которым пользовались мои предки, когда понимали, что они должны сделать дело.
Помните, в моей книжке написано, что последние верные, которые останутся на «Земле Надежды», обнимут стопы пришедшего Христа. Когда я писала эти строки, у меня не было идеи про Армагеддон. Я для себя поставила цель, чтобы на «Землю Надежды» ступил ногою Кирилл, патриарх российский. Это было еще до тех событий, когда стало ясно, что патриарх посетит нашу землю. Я себе сказала, если здесь были стопы епископа Николая, если Кирилл оставит след своей стопы на этой земле, то здесь обязательно будет Спаситель. Три стопы должно быть на земле, чтобы она получила статус Армагеддона.
О самом важном событии в нашей жизни
Н.Д. – Армагеддон – таинственное, сакральное событие.
АННА НЕРКАГИ – Это настолько серьезно, что я после того, что я вам сказала, минимум неделю должна поститься, чтобы, если я сейчас допустила свою волю, она совершенно потеряла бы всякую силу. Вот настолько это серьезно. Но тем не менее о погоде я говорить с вами не могу, я говорю то, что я хочу сказать, то, что я должна говорить.
Н.Д. – И то, что мы хотим услышать.
АННА НЕРКАГИ – И то, что вы сами не осознавая, должны услышать. Потому что слова эти каждого касаются. Наталия Васильевна сейчас сказала, что хочет уехать отсюда, с нашей земли. А я говорю, что отсюда надо не уезжать, здесь надо умирать. Потому что человек должен умереть там, где он работал, где он прожил жизнь. И те, кто уезжают с этой земли умирать в более комфортные, по их понятиям, места, очень много теряют в посмертии и в момент смерти. Они теряют как раз те ценности, которые им нужны будут в вечности.
Н.Д. – То, что Вы говорите, противоречит общепринятым установкам глобализированного мира: человек – гражданин мира, он везде дома. Мне кажется, тем и интересно Ваше творчество, что Вы – голос народа, который живет на этой земле.
АННА НЕРКАГИ – Я не голос народа, я голос Бога. Не надо меня к какому-то народу прикреплять, пришивать. Это ошибка, когда своих малых пророков пытаются привязать к какому-то народу. Это не народ говорит, это говорит Бог. И это настолько серьезно, что сегодня это должны понять все. Мой народ меня не любит, он меня не понимает, он меня не признает. И он готов по-своему меня распять, точно так же, как человечество распяло своего Спасителя, когда он пришел. Не надо думать, что мой народ меня настолько любит, что задыхается от любви ко мне, когда я ему говорю: «Это ты неправильно делаешь».
Вот пример того, что сейчас происходит: давая женщинам образование, их изымают из моего маленького и без того затурканного народа. Это грех – изымать женщину с того места, где она должна находиться. Вы посмотрите, что творится с нашими девочками: женщин в тундре нет, чумы падают и их некому поднимать, их натурально некому ставить. Мужчины – неженатые. Если хочешь убить землю, возьми и соврати ее женщин. Все, больше никаких приемов, чтобы убить народ, не нужно. Дьявол совратил женщину изначально. И сейчас его методы такие же. Ничего не надо больше делать, чтобы убить маленький или большой народ. Без разницы. Совратите его женщину. Что сейчас мы и видим.
НАТАЛИЯ ВАСИЛЬЕВНА (Н.В.) – За невестами в другой округ можно не ехать.
АННА НЕРКАГИ – Да-да. И там тоже женщин нет, мне звонили из Архангельской области, с Ямала, спрашивали: «У вас есть женщины?» А я в ответ: «А у вас есть женщины?» Женщин нет. Женщины не в тундре, а в городах. Они скопийки, скопийцы, как написано в «Молчащем». Вернувшись из города, они здесь, в тундре, потом не могут определиться. Женщина натуральная и здесь не живет, и там не живет. И вообще женщины нет.
Н.В. – Я хочу поддержать Анну Павловну. Многие из ее народа, к моему большому сожалению, не любят ее. И творчество ее не признают.
Н.Д. – Ну, знаете, нет пророка в своем отечестве – это давно известно.
Н.В. – Это обидно.
АННА НЕРКАГИ – Когда нет пророка, так говорят? Я склонна винить в этом самого пророка. Народ-то, конечно, готов сказать, что пророка нет. Иоанн Креститель был пророк очень сильный. А кто сейчас скажет, что он любит Иоанна Крестителя? Наш современник сможет сказать, что он Иоанна Крестителя любит и признает правоту его слов? Нет. Точно так же, если пророка в своем отечестве не любят и не признают, тут отчасти есть вина самого пророка, потому что он, как трус последний, не может сказать того, что я сейчас говорю. Я ведь тоже иногда думаю: «Что я лезу? Что я возглашаю что-то?» Ведь это дело и без меня произойдет. Да, погибель человеческая она и без меня произойдет. Но спасение этого человечества, одной хотя бы единицы в этом человечестве, без меня не произойдет. И в этом смысле пророка не надо гладить по голове за то, что он сидит, оберегая сам себя, сидит где-то там, в пещере, или, подобно мне, вдалеке. Н.Д. – Вот вы говорите, не любят. Многие говорят, что мир оскудел любовью, что люди разучились любить, заменили любовь всевозможными суррогатами и псевдоотношениями, поэтому о сокровенном людям проще молчать. Если они молчат о том, как они к вам по-настоящему относятся, может это и есть правда?
АННА НЕРКАГИ – По-настоящему, простите, я скажу на современном языке, мне должно быть все равно, как ко мне относятся люди. Для меня очень важно, как ко мне относится Тот, Кто мне эту работу дал. Для меня очень важно, как ко мне относится Спаситель. Я сегодня тоже могла бы увести наш разговор в такое русло, чтобы вы восхищались и сказали: «Какая Анна Павловна умная писательница, какая она молодец». Но самое главное, что нужно вам сегодня услышать и услышать людям, я бы не сказала, и это было бы плохо для Того, Кто мне велит говорить это. Я сегодня не стыжусь говорить, что я работаю от Спасителя, что я – Его маленький, очень маленький, пророк. Вот вы ведь прочитали мои произведения, и у вас в душе что-то произошло. Это я вас окрестила. Иоанн Креститель крестил водою, а я крещу всех словом, потому что слово священнодейственно. Застать человека, когда он одинок, когда он сидит и читает, и окрестить его в этот момент тем возможным средством, которое у меня есть – это моя задача.
Н.Д. – Честно сказать, когда я читала книгу «Мудрые изречения ненецкого народа», я плакала – от восторга и печали.
АННА НЕРКАГИ – Вот видите. От восторга, печали и надежды, что это правда.
Н.Д. – Да, и от того, что это правда.
АННА НЕРКАГИ – Что это – не очередной обман, что это правда. Мы будем бессмертны, мы будем жить. И я готовлюсь вернуться на свою родную землю. Я знаю, что я умру и покину свою землю, но я покину ее ненадолго, я покину ее, по слову «ӈарамахаданддон» – «когда ты вырос, ты пришел». Армагеддон – ненецкое слово «ӈарамахаданддон» – переводится дословно как «когда ты вырос, ты пришел», а другой литературный перевод – «когда он достигнет своей силы, он придет во славе». Иисус Христос возрастет настолько, что он придет. Он придет и своей волей установит Царство Небесное. Но желающих этого Царства на земле всего останется сотня. Может быть, полторы сотни. Ждущих этого Царства. А все остальные, им это Царство Небесное, как сейчас оно, простите за выражение, до фени, оно и тогда будет – трижды до фени. Я собираюсь вернуться сюда. Я вернусь...
Н.Д. – Вы пишите, что вернетесь адвокатом или утренней мамой.
АННА НЕРКАГИ – Да, я вернусь во всех своих лучших качествах. Точно так же, как вы, если сейчас зададитесь целью вернуться, вы поймете, что смерть – это лишь небольшой узелок на вечности. Если вы сейчас начнете работать для себя с той мыслью, что вернетесь в свой израненный, извращенный город, вы вернетесь: каждый вернется туда, куда начнет сам себя готовить.
Я, например, вернусь сюда, на свой Полярный Урал. И начнется великая работа, но я уже буду сильна, не так, как сейчас, я буду очень сильной. А когда Иисус Христос вернется, он будет настолько сильным, что он заставит нас быть тем, кем Он хотел нас видеть. Я смогу вернуться и сделать то, что мне сейчас не удастся, а мне сейчас многое не удастся.
Н.Д. – Это вещи очень сложные и сокровенные, но все-таки: мир погибнет?
АННА НЕРКАГИ – Разрушение мира достигнет предела. Никто пусть не думает, что этот мир будет прекрасен, и что он будет стоять так, как он сейчас стоит. Он будет настолько развращен, и настолько все здесь будет ужасно, и у нашего Спасителя кончится терпение. Он сейчас каждое утро надеется на то, что я перестану развращать свою землю, вы перестанете это делать, Наталия Васильевна перестанет, мы все перестанем, но наступит конец Его терпению.
Н.Д. – Анна Павловна, а каменные книги, надписи на камнях, которые делаете вы и ваши дети – это часть общего вашего дела преображения вашей земли?
АННА НЕРКАГИ – Наталья Петровна, я вам говорю то, чего не говорила ни одному журналисту. Дело в том, что будучи титаном, я занималась строительством церквей на «Земле Надежды». Для меня эти горы, которые я вижу каждое утро, они – недостроенные церкви. Я вижу и иконостасы, многие горы снабжены иконостасами. Если наши церкви снабжены иконостасами только внутри, то церкви будущего и церкви прошлого, как замышлял Господь, должны быть с иконостасами еще и снаружи.
Мы, титаны... Я очень хорошо знала Лермонтова, очень хорошо знала Данте, творчество которых я сейчас люблю коленопреклоненно. Когда я читаю Лермонтова, я ничего не могу делать, кроме как плакать о том, что... он был с нами, титаном был Лермонтов. Недаром он на Кавказе, считай, свои лучшие годы прожил. А я живу там, где я более всего была виновата. Я была виновата здесь, на Полярном Урале.
Н.Д. – Почему виновата? Не понимаю.
АННА НЕРКАГИ – Виновата в том, что мы предали Христа. Титаны тоже предали Христа, они были в таких страдалищах, эти титаны, что теперь уже, выйдя из этих страдалищ и оказавшись на Земле, мы мыслить по-другому не можем, нам запрещено мыслить по-другому. Мы должны вернуться и достроить свой долгострой – то, что мы не смогли построить из-за своего предательства. Я буду работать художником... Помните, Вы написали: «Тогда я была при Нем художницею и была радостию». Почему я почувствовала к Вам непреодолимый интерес, потому что Вы – первый человек, который мою суть ухватил прямо буквально, за ноги, за руки. И я не могла упустить случая, чтобы с вами не встретиться. Н.Д. – Это слова Софии, художницы Божьей, из [http://www.patriarchia.ru/bible/prov/ «Книги притчей Соломоновых».
АННА НЕРКАГИ – Да, художницы Божией. Это она сказала про таких, как я. Так вот, я вернусь, и эти церкви мы достроим... Лермонтов, может, здесь поработает. И я думаю, что с Лермонтовым мы будем очень дружны. Данте... Я везде узнаю своих. Тех, с кем я жила и работала, тех, с кем я совершила предательство.
Н.Д. – А с кем еще... Кого вы еще узнаете, помимо Лермонтова и Данте?
АННА НЕРКАГИ – Очень хорошо узнаю Лермонтова. Я буквально задыхаюсь, когда я думаю о Лермонтове. Очень люблю Данте. Пушкина не очень люблю. Льва Николаевича Толстого, который тоже был титаном, узнаю, когда читаю «Крейцерову сонату». Не тогда, когда читаю «Войну и мир», а когда читаю «Крейцерову сонату», узнаю брата моего. Но вернусь к своей мысли – мы будем доделывать то, что плохо сделали. Когда мои дети что-то плохо делают, я говорю: «Делайте снова. Делайте снова и делайте хорошо».
Откровение «Молчащего»: история написания
Н.Д. – Анна Павловна, Вы «Молчащего» посвятили памяти убиенного, как вы пишите, Даниила Андреева. И сейчас вы вновь упоминали одну из его книг...
АННА НЕРКАГИ – Я понимаю ваш вопрос, можете его даже не озвучивать. Вот удивительный случай был. Я «Молчащего» писала десять лет. И на добрую половину эти десть лет были годами предательства. Наталия Васильевна, вы не устали от меня?
Н. В.– Нет.
АННА НЕРКАГИ – Я могла отойти, да, я могла отойти от всякого творчества, от всякого послушания Богу, а Даниил Андреев меня спас. Я пятнадцать лет кочевала и все-таки ухитрялась писать, в уголке чума ухитрялась писать. Когда Наталия Васильевна говорит про архив, единственное, о чем я сожалею, что не сохранился маленький коричневый родовой стол рода Неркаги, за которым я писала «Молчащего». Вот если бы он сохранился, я бы с удовольствием отдала его в архив или музей. Маленький коричневый дубовый стол моих предков, на нем я и писала «Молчащего»... в углу чума.
Конечно, иногда все это я забрасывала, потому что невыносима гордыня творца, про которую, помните, Даниил Андреев говорил: «Неужели творческая гордыня одного творца менее вредна, чем творческое бесплодие миллионов и миллионов»? Я до сих пор пользуюсь этой мыслью, как палкой. Эту палку дал мне Даниил Андреев, я ею пользуюсь, когда хочу защититься. Позволяю себе размахивать этой палкой, которую Даниил Андреев вручил мне в руки. Мы друг другу много чего вручили, они тоже от меня что-то имеют. Сейчас многие мне говорят: «Слушай, вот замахнулась Анна Павловна!»
Вы не поверите, но я до конца, до самых последних строк не знала, о чем кричит Молчащий? Что он просит увидеть скопийцев, бедных скопийцев? Что он видит сам? Чего не видят они? Дописывала «Молчащего» я в гараже, такие странности у меня были, я не хотела писать там, где светло, где широко, меня постоянно тянуло туда, где узко, где темно. И вот все, последние строки дописываю и думаю, а кого он все-таки видит? Один день мне был дан на муки. Я никак не могла понять, я буквально физически мучилась от того, что не могу понять сама, кого же видит он, Молчащий, и кого не могут увидеть скопийцы.
Тогда я попросила своего мужа: «Вывези меня отсюда, я не могу, у меня не приходит конец. Оленя он что ли видит, когда кричит: “Посмотрите!”, кого он видит на этих горах?» И он меня вывез в буквальном смысле. Вечером мы выехали. Я так торопилась выехать из гаража, что забыла все самое необходимое, что нужно было. Мы развели костер, и, сидя у костра от безнадежности, я стала с ним разговаривать, со своим мужем. Когда женщина не может родить, она кричит. Так вот, я не кричала, но я не могла родить, никак не могла. Что он видит?! Кого он видит? Сидя у огня, я мучилась, наверное, часа полтора. И внезапно пришла мысль: он видел Христа! Он видел Христа, которого скопийцы до сих пор не видят. Понимаете?
Я каждый день живу с моими близкими, каждый день живу с людьми и ведь понимаю, что они Его не видят. Мои дети каждое утро ходят читать молитвенное правило, у меня есть мальчик, который каждый вечер читает от имени семьи Покаянный канон. Но они читают и не видят Христа, они просто читают, потому что мама сказала: «Читайте, имейте привычку молиться, имейте привычку каяться». Но того, кому надо каяться и кого надо славить, они же не видят. Ни в своем возрасте, ни в своем состоянии, ни в своем развитии. До сих пор, когда я говорю о Боге, все считают, что говорит писатель. А я же не писатель.
Н.Д. – А кто вы, Анна Павловна? Вы писатель!
АННА НЕРКАГИ – Я очень маленький пророк. Я очень маленький воин Христа. Я с крестом хожу. Давайте я закончу. Вы заставили меня волноваться, Наталья Петровна. И вот, я поняла, кого видит Молчащий и кого не могут увидеть скопийцы – Христа. Я сказала: «Все! Я нашла конец!». Сказала эти слова, но наш отец, конечно, меня не понял. Он, по-моему, до сих пор не понимает. Я хотела оставить в себе это состояние, мне надо было побыть с тем, что я поняла. Я пошла спать в Газон, такой маленький вездеходик, легла, а была полная луна, и от счастья я уснула. Проснулась от невыносимой любви, от того, что я не могу спать. Я открываю глаза и чувствую: меня любят. Кто меня любит, не могу понять. Полная луна, дверь Газона была открыта, стоят деревья. Но вот столько любви вокруг меня... Меня никто на земле так не любил никогда, ни один человек – ни сын, ни муж, ни мать, ни родители меня не любили так, как кто-то любил меня в этот момент. И я поняла, за что меня любят. Меня любят за то, что я поняла, кого видел Молчащий и кого не видели скопийцы. Вот такую любовь, такое блаженство я испытала только один раз, когда поняла, кого не видели скопийцы.
Теперь я понимаю патриарха Кирилла, который сказал: «Я два раза в жизни испытал благодать Господа. Первый раз у гроба Господня и второй раз – на вашей земле». Это лишь подтверждает мою мысль, что наша земля есть не что иное, как Армагеддон. На этой земле можно испытать благодать. А чтобы испытать благодать в мире, нужно, как патриарх Кирилл, долго находиться в монашестве. Требуя у патриарха монаха на «Землю Надежды», мы интуитивно правы, потому что только молитвами монаха эта земля будет Армагеддоном. Она и так будет Армагеддоном, но она будет намного сильнее для Ямала, для всей России, если здесь будет находиться монах. Скит, который мы построили для него, до сих пор стоит и ждет монаха.
Н.Д. – Как же так, во всей большой России не найти одного монаха на «Землю Надежды», на Землю Спасения?
АННА НЕРКАГИ – Я не знаю. Я думаю так, что тот монах, который должен молиться на нашей земле, должен быть очень силен. Я даже понимаю патриарха Кирилла, почему он молчит целый год. И со мной за этот год то же происходит, я тоже молчу. И только сейчас я заговорила об этом, сейчас с Вами. Я даже с нашим владыкой Николаем на эту тему не разговаривала. Получилась так, что Вы опередили, мы должны завтра встретиться с владыкой Николаем. Если он сейчас услышит, что я говорю, конечно, он меня будет ругать.
Понятие родственности: Андреев, Лермонтов, Данте
Н.Д. – Анна Павловна, я все-таки хочу спросить, когда Вы познакомились с книгой Данила Андреева? Откуда узнали его?
АННА НЕРКАГИ – С Даниилом Андреевым я познакомилась тогда, когда кочевала в тундре и решила, что писать больше не буду. Я бросила «Молчащего», тем более что переписывать «Молчащего» было некому. Секретаря у меня не было. И вот, кто-то мне отправил посылочку. Она была завернута в «Литературную Россию». Я до этого про Даниила Андреева никогда не слышала. Разворачиваю и смотрю – «Князь Тьмы». (Так называется одна из глав (глава 4 книги XII) «Розы Мира» Д. Андреева.)
Н.Д. – Ужас.
АННА НЕРКАГИ – Да, «Князь Тьмы». Ни больше, ни меньше – «Князь Тьмы». Я как начала это читать... Я выучила этот отрывок наизусть. Я узнала, что брат мой объявился, еще один мой родной человек объявился, Даниил Андреев. Теперь вы знаете, что Даниил Андреев тоже был титаном. Я три дня не могла войти обратно в человеческое состояние, то есть я не могла вернуться. Я вернулась с трудом и после этого стала работать над «Молчащим» гораздо чаще; я поняла, что есть еще один человек, который похож на меня и делает то же самое, что и я делаю. Вот так я поздоровалась с Даниилом Андреевым. Многие говорят, что я писала «Молчащего» под влиянием Даниила Андреева, прочитав «Розу Мира».
Н.В. – И пишут об этом.
АННА НЕРКАГИ – Да, и пишут. А я вам Христом Богом клянусь, я прочитала всю «Розу Мира» только после того, как «Молчащий» в 1996 году был опубликован. Я нашла издание полной «Розы Мира» только в конце сентября. В августе закончила «Молчащего», а в сентябре, по-моему, та же самая Людмила Федоровна (известный на Ямале этнограф, краевед, журналист, помощница Анны Неркаги) привезла мне «Розу Мира». Мы с Даниилом Андреевым встретились сами, независимо от выхода «Розы Мира» в свет.
Н.Д. – Но Ваша идея о том, что Господь второй раз придет на землю Севера...
АННА НЕРКАГИ – Это не моя идея. Моя идея только в том, что он ступит ногой на «Землю Надежды».
Н.Д. – Но Даниил Андреев тоже писал о Сибири как месте Армагеддона. Значит, Вы независимо от него об этом говорите?
АННА НЕРКАГИ – Независимо от него я пришла к такому выводу, по-ненецки пришла, изучая свою ненецкую историю, ненецкую философию. Я пришла к этой мысли, не признавая, собственно, важность понятия нации, но именно по-ненецки. А когда я сопоставила слова «Армагеддон» и «ӈарамахаданддон», я пришла к этому окончательно, бесповоротно. «Армагеддон» – это ненецкое слово «ӈарамахаданддон».
Н.Д. – Я еще хочу спросить, вот для этой книги, «Мудрые изречения ненецкого народа», Даниил Андреев значим?
АННА НЕРКАГИ – Даниил Андреев совсем не касается этой книги.
Н.Д. – Но можно ли говорить о каких-то параллелях?
АННА НЕРКАГИ – О параллелях можно говорить только о родственных. Вот мы с Даниилом Андреевым, с Данте, с Лермонтовым, со Львом Николаевичем Толстым, Микеланджело – родственники. Только они жили каждый в свое время, но мы родственники по Богу, по Иисусу Христу мы родственники.
Н.Д. – Ну и просто это вечные спутники любого человека.
АННА НЕРКАГИ – Нет, они не Ваши спутники. Они не Ваши.
Н.Д. – Почему?
АННА НЕРКАГИ – Пока Вы их не признаете духовными родственниками, пока Вы вместе с ними не поработаете, нельзя сказать, что они – Ваши родственники. Далеко не все люди считают таких личностей своими, в духовном смысле, родственниками. Вот я разве родственник кому-то? Сейчас меня многие слушают и говорят: «Ой, опять завелась. Опять эта Анна Павловна со своими прибамбасами». Они разве мне родственники? Нет, они мне не родственники.
Н.Д. – Ну не все же так говорят. Кто-то слушает.
АННА НЕРКАГИ – Кто-то слушает, но опять же, если сейчас войти в душу того, кто меня слушает? Хотите, войду в душу каждого из вас? Там я найду то, чего бы я ни хотела найти, ни за какие коврижки, понимаете? Я иногда сознательно не захожу ни в чью душу, потому что я там найду то, то мне находить не надо.
Н.Д. – Может, и не надо в чужую душу заходить.
АННА НЕРКАГИ – В любую душу можно зайти и такой там натворить бардак. Сейчас я опять говорю то, что не понравится многим. Я иногда понимаю, что мне хотят сказать люди, и что они не сказали; я вижу задние мысли. Я очень благодарна Богу, что люди не умеют это делать, потому что, если бы мы, каждый из нас, знал задние мысли другого, это было бы плохо. Мысли, настроения – как земная пыль. Надо иметь основной костяк.
Н.В.– Я хочу такой пример привести. У меня случилась трагическая минута, умер муж. Анна Павловна уже через два дня спустилась с гор, была у меня дома и всю ночь писала молитву лично для меня.
АННА НЕРКАГИ – «Давай с тобою вместе переживем беду, ее разделим честно, как лучшую еду», – вот так начинается Ваша молитва, спасительная молитва. В тот момент она была написана для Вашего состояния. «Давай с тобою вместе переживем беду», то есть Вы должны переживать смерть мужа не отдельно, а вместе с ним. Только тогда его смерть приобретет смысл для вас обоих. Вот у меня брат умер, и я теперь понимаю, насколько великой была его смерть и насколько она для меня полезна. И не только для меня, для всего рода Неркаги смерть моего любимого брата была полезна. И точно также смерть Вашего мужа для Вас – это спасение.
Н.Д. – Я хочу еще спросить у Вас: «Книга притчей Соломоновых» родственна Вам по духу?
АННА НЕРКАГИ – Если бы Вы знали, как я обрадовалась Вашим словам, когда Вы уроднили «Мудрые изречения ненецкого народа» с «Книгой притчей Соломоновых», потому что я царя Соломона очень люблю. Я признаю его мудрость, которая должна изливаться на каждого из нас. Если бы мы интересовались нашим прошлым для того, чтобы быть готовым к будущему, каждый гражданин планеты Соломона цитировал бы и признавал бы его за родственника, как я сейчас. Вы знаете, после того, как «Молчащий» на помойке сгорел, я поняла, что человеческого внимания надолго нельзя забирать, оно от этого скудеет, человеческое внимание. Всех давить, держать в полузадушенном состоянии, как тогда губернатора, я не могу. Человеческим вниманием нельзя злоупотреблять. И вот после того, как «Молчащий», мой любимый сын, сгоревший на помойке, мне сказал: «Мама, не занимай людскую душу и внимание, как свою собственность, пиши коротко, чтобы люди сразу тебя поняли» – я стала писать очень короткие произведения, емкие, как...
Н.Д. – Притча?
АННА НЕРКАГИ – Они – как маленькая Святая Троица, да, как маленькая Святая Троица, они и возрождают, они и говорят: «Вот прошлое, будущее, настоящее». Да, это тоже вид Святой Троицы.
Н.Д. – Удивительно, как Вы построили каждую главку в книге «Мудрые изречения ненецкого народа» по принципу троичности: ненецкая фраза, русский перевод и короткая притча.
АННА НЕРКАГИ – Это было мое желание: долго человеческую душу не занимать. Я шла к этому: чтобы меня воспринимали, я должна писать коротко, веско и понятно.
Н.Д. – Вы будете продолжать книгу или все-таки в ней останется 93 притчи? Мне кажется, Ваша книга принадлежит к тем книгам, которые даются людям надолго, которые надо читать всю жизнь. Вы говорите, что Вы – не голос своего народа, но здесь Вы настолько сделали понятным и родным людям свой народ...
АННА НЕРКАГИ – Не являясь, да, не являясь голосом своего народа, я решила использовать тот язык, на котором говорили мои предки. Когда мы будем работать в вечности, естественно, мы должны будем общаться, мы будем говорить примерно на таком языке, на котором... которым написан «Молчащий». Вы правильно сказали, что после «Молчащего» писатель или должен замолчать или начать говорить тем языком, на который он замахнулся, понимаете? Так вот, это примерно тот язык, на котором мы будем с вами разговаривать после смерти, в бессмертии, когда надо будет общаться и когда надо будет работать.
Н.Д. – «Молчащий» и «Мудрые изречения ненецкого народа» – это очень разные книги. Вы теперь совершенно другая. АННА НЕРКАГИ – Потому что я поняла, что мне предстоит огромная работа, что смерти нет.
Н.Д. – «Мудрые изречения ненецкого народа» – это часть этой работы?
АННА НЕРКАГИ – Это часть этой работы, я эту работу уже начала на земле, потому что я немножко в другом измерении живу, то есть, я уже тут, фактически, не живу. Правильно Анатолий Омельчук сказал: «Она и с нами, и не с нами».
Н.Д. – Пока хорошо, что Вы с нами.
АННА НЕРКАГИ – А там хорошо...
Н.Д. – В книге «Мудрые изречения ненецкого народа» Вы пишете, что жизнь ненцев со стороны похожа на ад, а в действительности она есть рай. Это правда?
А.Н. – Когда я кочевала в тундре, уже как автор «Молчащего», я была совершенно довольна тем отношением, которое люди ко мне проявляли. Я для них была не писателем, я для них была просто Анной, мы стали братьями, мы были свободными все одинаково. Особенность кочевой жизни – это свобода, но не та свобода, о которой сейчас говорят, свобода для разврата, для своеволия, свобода восстать против родителей. Мы свободны, но я посмотрю, как мы будем свободны, когда придет Суд, когда мы встанем перед Христом и скажем ему, что мы были свободны. От чего? От обязанностей, от родителей стареньких, от своих долгов? Люди думают, что будут здесь вечно находиться, что это вечное их место. Свобода для зла – это вид ада. Многие люди сейчас, уже при жизни, находятся в аду, и они очень заблуждаются, что это жизнь.
Анна Неркаги о молчании
Н.Д. – Хочу спросить Вас о Вашем 17-летнем молчании: оно связано с тем, что ненцы, как Вы говорите – это люди пауз или его все-таки можно объяснить Вашей причастностью к традиции русской литературы, связанной с молчанием Гоголя, Толстого, Достоевского, для которых в пору творческого кризиса важнее было не писание книг, а творчество жизни.
АННА НЕРКАГИ – Для нас, ненцев, молчать полезнее, чем говорить. Молчание есть спасение. Когда тебя не понимают, ты вынужден молчать, в укромном молчании находиться. Очень больно, когда тебя не понимают, когда тебя принимают за кого-то другого, а не за тебя. Я очень удачно попала в ненецкий народ в этот период своего вечного существования, потому что он научил меня молчанию. Качеству, которое мне понадобится для того, чтобы мне в этом мире сохраниться. Я многое недоговариваю, и это меня спасает. Это меня спасает от тех, кто меня любит и тех, кто не любит. Я научилась у своего народа за 15 лет тем видам молчания, которым обладали все те, кого вы сейчас назвали. Мне повезло, что меня Бог сюда определил. Я иногда не мыслю себя, грешно говорить, не мыслю себя ненкой. Я вижу себя той, кем я буду окончательно, бесповоротно: работником, очень маленьким работником Христа. Я говорю на его языке.
Н.Д. – Господь, наверное, на всех языках может говорить?
АННА НЕРКАГИ – У него свой язык. Языки-то он разные придумал для того, чтоб мы друг друга не поняли тогда, когда мы не должны друг друга понимать. Разные языки позволяют нам не совершать очень много плохих, злых дел. К нам приезжали китайцы из Гонконга, и вы знаете, как было прекрасно, что мы с ними друг друга не понимаем. Не понимаем!
Н.Д. – Это, видимо, высшее понимание?
АННА НЕРКАГИ – Это высшее понимание. Ни с кем мы не чувствовали себя так свободно, так радостно, как с ними. Они смеются, им всегда радостно. Наша земля, которую они увидели, доставила им столько естественной радости! Они тонули на маленьком вездеходе, но при этом смеялись. Они смеются, и мы, вместо того, чтоб испуганно кричать, тоже стали смеяться. Вот как полезно иногда иметь разные языки, не понимать один другого. Они в нашей памяти остались легкими, приятными, веселыми, радостными, хорошими людьми.
Заключение: о помощнике, планах и идеях
Н.Д. – Обязательно хочу задать вам еще один вопрос. Вышла ваша новая книга «Песнь Творцу». А сколько еще книг у вас не опубликовано?
АННА НЕРКАГИ – Есть неопубликованные книги, есть вещи очень хорошие, которые сегодня не могут появиться на белый свет в виду того, что нет Людмилы Федоровны Липатовой.
Н.Д. – Нет помощника?
АННА НЕРКАГИ – Да, помощника, который будет технически доделывать ту работу, которую я делаю. Эту мою проблему в свое время решил Ю.В. Неелов, потому что мы друг друга очень хорошо понимали. Сейчас ее может решить Дмитрий Николаевич Кобылкин, если он меня серьезно воспринимает. Если мои произведения должны быть напечатаны и с нового порога пробовать жить, то только таким способом, другого способа нет. Иначе они так и умрут.
Н.Д. – И еще об идее, которая у нас с Наталией Васильевной возникла: на следующий год, может быть, через два года, организовать международный конгресс, пригласить сюда, в Салехард, на «Землю Надежды», людей со всего мира, которым интересно ваше творчество. Как вы к этому относитесь?
АННА НЕРКАГИ – Идея собрать людей со всего мира? Их будет мало, как и во времена Антихриста. Если сейчас со всего мира соберется 10 человек, и мы будем говорить не о моем творчестве, а о творчестве нашего Бога Иисуса Христа? В таком ракурсе, в котором я Вам говорю, это будет здорово. Чтобы все внимание было обращено не на меня как на писателя. Если мы будем рассматривать Вашу идею в таком ракурсе, как я вам сейчас предлагаю, то это будет идея будущего. Мы будем репетировать собрание 100 верных в Армагеддоне. Это будет начало нового человечества. Иисус Христос придет к людям в тот момент, когда они будут думать о том, как возродить человечество.
Н.Д. – Можно на этом, мне кажется, поставить точку, вернее – многоточие. Спасибо Вам, Анна Павловна.
16.08.2016 Салехард
Н.П. Дворцова, д.филол.наук, проф. Тюменского государственного университета
Литература
- Неркаги А.П. Собр. соч. в 2 т. Тюмень, 2017. Т.2. С. 260 - 274.
