Генри Уодсворт Лонгфелло

Материал из НБ ТГУ
Перейти к: навигация, поиск
Генри Уодсворт Лонгфелло на острове Уайт, Англия в 1868 г. Фотограф – Джулия Маргарет Кэмерон (J.M. Cameron)

Творческая биография

Ге́нри Уо́дсворт Лонгфе́лло (англ. Henry Wadsworth Longfellow; 27 февраля 1807 года, Портленд – 24 марта 1882 года, Кембридж), американский поэт и переводчик. Происходил из старинной йоркширской семьи, переселившейся в Америку в XVII в. и жившей в строгих пуританских традициях. Университетское образование Лонгфелло получил в Боудин-колледже, в Брунсвике, и после годичного пребывания в Европе сделался профессором новых языков в Гарвардском университете, где составил целый ряд ценных курсов по европейским литературам, издал несколько переводов с испанского. Одним из его первых стихотворений было «Псалом жизни» (A Psalm of Life, 1838 г.), сразу принесшее автору большую популярность. В 1839 г. появился первый сборник его стихотворений, «Ночные голоса» (Voices of the Night, 1839), затем последовали другие лирические сборники, в том числе «Баллады и другие стихи» (Ballads and Other Poems, 1841), в который вошло знаменитое стихотворение «Excelsior» (Excelsior), превозносящее безграничность стремлений к недосягаемому идеалу. От лирической поэзии Лонгфелло перешел к созданию эпических поэм национально-американского характера, в которых сказывается стремление создать новую национальную поэзию, воссоздать красоту девственных лесов, наивность младенческого населения, его простые чувства и цельные характеры.. Такова, прежде всего, «Эванджелина» (Evangeline, 1847), пасторальная поэма из истории первых французских выходцев в Америке, которая сделала национальным поэтом и вплоть до начала XX в. оставалась одной из настольных книг всякой американской семьи. Тем же национальным характером отличается и «Песнь о Гайавате» (The Song of Hiawatha, 1855). Источником поэмы послужили древние предания индейских племен, а также этнографические труды, посвященные культуре и быту индейцев. Лонгфелло не стремился к полной исторической точности, он создал талантливую стилизацию, используя сцены и образы, близкие европейскому героическому эпосу. В России на смерть поэта в 1882 г. многие газеты и журналы откликнулись некрологами, восхвалявшими его «понимание жизни и природы в высоконравственном духе» [1], «светлый, чистый ум, глубокое христианское чувство и любовь к человечеству» [2]. Принципиально иная оценка американского романтика прозвучала от народника П.Л. Лаврова, охарактеризовавшего Лонгфелло как поэта для масс. «Восприимчивый к чужим мыслям он вряд ли дал хоть одну, оригинальную. Средний читатель следующего века найдет в его поэзии понятно и красиво высказанное чувство грусти, доступное большинству, мораль, повторяемую издавна. К Лонгфелло обратится тот, кто устал, кто хочет отвернуться от жизни, хочет успокоения», – резюмировал критик [3]. Однако, несмотря на такой диапазон оценок, стихи американского поэта-романтика всегда был востребованы русскими переводчиками, умевшими на каждом историческом этапе найти в них что-то «свое». Лонгфелло активно переводили И.Ф. Анненский, К.Д. Бальмонт, П. Вейнберг, В.Д. Костомаров, А. Майков, М. Михайлов, Д. Михайловский. Вершинным достижением русской рецепции Лонгфелло стал выполненный И.А. Буниным перевод эпической поэмы «Песнь о Гайавате», являвшейся самым значительным произведением американского поэта.

Творчество Генри Уодсворта Лонгфелло в сибирской периодике рубежа XIX-XX вв.

Литературная критика

Анонимная библиографическая заметка о Г.В. Лонгфелло (H.W. Longfellow, 1807–1882) появилась в «Сибирской жизни» в 1903 г. и была посвящена выходу эпоса «Песнь о Гайавате» (The Song of Hiawatha, 1855) в переводе И.А. Бунина (Сибирская жизнь, 1903, 257). В отклике на новый перевод анонимный рецензент ставил, по меньшей мере, две задачи: представить томскому читателю само произведение Лонгфелло, обозначив его роль в становлении национальной американской литературы, и дать оценку переводческой удаче Бунина. Томский критик разделяет мнение столичных авторитетов о том, что знаменитая поэма Лонгфелло «дождалась действительно талантливого, а в большей своей части и прямо образцового перевода на русский язык» [4] и рекомендует томскому читателю знакомиться с произведением Лонгфелло именно по переводу Бунина, чьей «прекрасный» белый стих удостоился его высокой похвалы: «Песнь о Гайавате переведена с величайшей любовью к великому поэту. Так мог перевести только тот, кто сам истинный поэт» (Сибирская жизнь, 1903, 257 (27 ноября)). Единственный недостаток, обнаруженный томским рецензентом в новом издании, не имел отношения ни к самому произведению, ни к качеству перевода. Критике подверглись иллюстрации, совершенно разрушавшие гармоничное впечатление, создаваемое мелодичностью стиха и красотой описаний. «Лица краснокожих индейцев так безобразны, – возмущался обозреватель,– что решительно не гармонируют с описаниями их красоты и прелести в тексте» ((Сибирская жизнь, 1903, 257 (27 ноября)).

Переводы

Иллюстрация к стихотворению Г.У. Лонфелло «Excelsior», выполненная Дж.Е. Бенэм (Benham, Jane E.) и М.Б. Фостером (Foster, Myles Birket), 1852 г.

В 1907 г. газета «Сибирская мысль» опубликовала перевод баллады Г.У. Лонгфелло «Excelsior» (1841), являвшейся одним из самых известных произведений американского поэта в России рубежа XIX–XX вв. (Сибирская мысль, 1907, № 65). Впервые в России о стихотворении заговорили в 1860 г. в журнале «Современник». По мнению анонимного критика, это произведение Лонгфелло незаслуженно недооценивалось европейцами, увидевшими в нем лишь смешную и неестественную аллегорию. В свою очередь, он находил, что стихотворение проникнуто самыми чистыми и благородными человеческими чувствами: «В идеальном образе юноши, отказывающегося от мира и счастья и неудержимо идущего навстречу верной и неминуемой гибели, поэт хотел олицетворить энтузиазм, который проникает все существо человека, служащего идее» [5]. Первый поэтический перевод «Excelsior» принадлежал Вс. Костомарову (1861), а пик популярности стихотворения у переводчиков пришелся на последнюю треть XIX в., когда появилось более семи вариантов, в том числе переводы А.Н. Майкова, Д.Л. Михаловского, О.Н. Чюминой, Ч. Ветринского, каждый из которых предлагал читателю собственную интерпретацию этого аллегорического произведения американского поэта. Вполне очевидно, что томский поэт и переводчик Г.А. Вяткин, обращаясь к стихотворению Лонгфелло в 1907 г., также вкладывал в него собственное понимание, отражающее его гражданскую и нравственную позицию, прежде всего через трансформацию образа героя, которая происходит во многом за счет эмоционально-оценочных приращений, появляющихся по всему тексту перевода и задающих определенный эмоциональный настрой, эксплицируя характеристики, прочитывающиеся у Лонгфелло на подтекстовом уровне. В результате перед томским читателем предстает романтический «безумец-герой», несущий «святое» знамя. «Смелого, как орел», юношу ничто не может смутить и поколебать на пути к поставленной цели, который бросает вызов враждебным силам природы:

Longfellow
The shades of night were falling fast,
As through an Alpine village passed
A youth, who bore, ‘mid snow and ice,
A banner with the strange device,
Excelsior!
(Тени ночи опускались быстро,
Когда через альпийскую деревню проходил
Юноша, который нес среди снега и льда
Знамя со странным девизом:
Excelsior!)
(Пер. Вяткина)
По скалам и кручам
В порыве могучем
Бестрепетно юноша шел.
И бросил он вызов клубящимся тучам,
Смел как орел:
Выше!

На фоне такой сознательной актуализации романтических черт героя, в переводе также наблюдается разрушение окружающего его мистического ореола. В отличие от оригинала, юноша у Вяткина безусловно принадлежит этому миру, хоть и является его особенным представителем. Более того, на наш взгляд, Вяткин намеренно усиливает ощущение близости героя сибирскому читателю. Этому способствует изменение пространственной локализации событий, описанных в балладе. Вяткин, единственный из всех русских переводчиков этого стихотворения, переносит место действия из Альпийских гор в некую абстрактную местность с суровыми климатическими условиями. Пейзаж, созданный переводчиком, напоминает сибирскую природу: горы, облака клубящихся туч, ледники, сугробы, в которых тело погибшего найдут лишь весной. Монахи реально существовавшего монастыря Св. Бернарда, в чье послушание входило спасение заблудившихся и терпящих бедствие в горах путников, также заменяются Вяткиным на абстрактного отшельника. Таким образом, в переводе Вяткин актуализирует устремленность к духовному подвигу, самосовершенствованию. Перевод был сделан сибирским поэтом в начале 1907 г., когда, несмотря на продолжавшиеся в стране забастовки, стачки, крестьянские волнения, выступления в армии и на флоте, стало ясно, что первая русская революция потерпела поражение. В таком контексте вольный перевод из Лонгфелло являлся своеобразной манифестацией нравственной и гражданской позиции Вяткина. В условиях реакции в общественной жизни страны, он осуждает пессимистические настроения в обществе и в литературе и призывает к возврату к романтическим идеалам. Необходимо заметить, что революционная романтика нашла отражение в оригинальном творчестве Вяткина. В сборнике «Под северным солнцем», вышедшем в Томске в 1912 г. и объединившем стихи поэта за 1906-1912 гг., можно найти стихотворение, четвертая строфа которого перекликается с его переводом из Лонгфелло:

Чрез скалы и кручи, с восторгом и страстью,
Мы знамя родное несем.
По скалам и кручам к великому счастью,
К бессмертному счастью идем [6].

В.Н. Горенинцева

Библиография сибирских газет

1903 Лонгфелло, Г. Песнь о Гайавате (пер. с англ.) [рецензия] // Сибирская жизнь. – 1903. – № 257 (27 ноября). – С. 3.

1907 Лонгфелло, Г. У. Excelsior! (пер. с англ.) / Г. У. Лонгфелло // Сибирская мысль. – 1907. – № 65 (14 января). – С. 3. Пер. Г. Вяткина.

Литература

  1. Г. Лонгфелло (Некролог) // Московские ведомости. 1881. № 76. С. 5.
  2. Г. Лонгфелло (Некролог) // Нива. 1882. № 15. С. 354.
  3. Крюков П. (Лавров П.Л.) Лонгфелло // Отечественные записки. 1882. № 7. С. 80.
  4. Жизнь. 1899. Т. 10. С. 360.
  5. Американские поэты и реалисты // Современник. 1860. № 12. С. 316.
  6. Вяткин Г. Под Северным солнцем. Томск. 1912. С. 10.