Г.Н. Потанин в Томске
Великий сибирский энциклопедист, известный путешественник, исследователь Монголии, Китая и Тибета, этнограф, фольклорист, писатель, литературный критик и публицист, видный общественный деятель Сибири второй половины XIX – начала XX вв. Григорий Николаевич Потанин (1835–1920) последние 20 лет своей жизни провел в Томске.
В это время его знает вся Сибирь. «Потанин пользовался по всей Сибири громадной популярностью, почти такой же, как Лев Толстой в России», – утверждает В. Я. Шишков, часто встречавшийся с ним в Томске [17, с. 14].
Вернувшись на рубеже двух столетий из своего последнего большого азиатского путешествия по горам Большого Хингана, Потанин некоторое время переезжает из одного сибирского города в другой (Иркутск, Красноярск…), чтобы в 1902 г. принять окончательное решение: «мечтаю пожить в Томске» [12, с. 130].
Содержание
Потанинские «последователи и почитатели»
Томск в начале XX в. стремительно превращался из торгового купеческого города в университетский, и вклад в этот процесс Потанина, формально к Императорскому Томскому университету никак не принадлежащего, был крайне значителен и важен.
Вот что пишет об этом Д. П. Славнин в рукописи «Минувшее Томска в эскизах сибиряка».
«Случилось так, что в одном небольшой районе Томска – в конце улицы Преображенской (теперь Дзержинского) – сгруппировались дома доброго десятка лучших представителей научной и общественном мысли, потанинских последователей и почитателей. В простых деревянных домах, утопавших в садах и цветниках, жили: под № 21 – этнограф и литератор, постоянный корреспондент Горького В.И. Анучин, под № 22 – В.В. Реведратто, будущий профессор фитогеографии. Дом № 24 занимало большое семейство А.В. Адрианова. В № 25 обитал молодой талантливый географ М.И. Хлебников <…> в № 31 жил химик И.В. Геблер, внук знаменитого путешественника Ф.В. Геблера, в будущем – профессор политехнического института. В № 37 – врач и сибиревед А.А. Грацианов, в № 43 – директор реального училища, крупный климатолог Г.К. Тюменцев <…> Постоянными гостями были геолог В. А. Обручев, ботаник П.Н. Крылов, будущие писатели В. Шишков и П. Драверт <…> художники – А. Ф. Мако, Е. Г. Мако-Тюменцева, многим обязанный Потанину Г. И. Гуркин, М. М. Щеглов. Да, собственно, все, заботившиеся о благе Сибири, перебывали тут <…> в хлебосольном доме А. В. Адрианова подолгу живали Н.М. Ядринцев, Д.А. Клеменц, Ф. Я. Кон и Г.М. Кржижановский <…> К.М. Станюкович <…> П.И. и А.И. Макушины, большевик В.М. Бахметьев – будущий советский писатель. Посещали этот дом Г.И. Успенский, В.Г. Короленко, англичанин-путешественник Дж. Коннан. Политкаторжанин А.А. Кропоткин весь срок своего пребывания в Томске прожил у Александра Васильевича» [14, с. 250–252].
Сам Потанин жил во флигеле между домами В.В. Реведратто и А.В. Адрианова.
Общество изучения Сибири
Именно это сообщество томских ученых и общественных деятелей в 1908 г. организовало «Общество изучения Сибири», в чем их поддержал ставший в том же году томским губернатором известный этнограф Н. Л. Гондатти. Бесспорным инициатором и идейным вдохновителем организации Общества был Потанин, стремившийся, в том числе, к консолидации томской научной мысли, к объединению профессуры университета и Томского технологического института, открытого в 1900 г. При этом, с присущей ему скромностью, Потанин отказался от поста председателя Совета Общества, и им стал молодой профессор-геолог В. А. Обручев.
С того же 1908 г. стали выходить «Труды Томского Общества изучения Сибири» (1908–1912), а в 1915 г. вышел юбилейный сборник трудов, посвященный Потанину [15, с. 145]. Но в целом, «новое содружество ученых ставило перед собою цели более практические, нежели чисто научные. Членами его могли стать все, кому дороги были интересы Сибири. Во главу угла ставилось распространение знаний в массах <…> Это удалось вполне» [14, с. 254].
Последний адрес Потанина в Томске – ныне ул. Белинского, 50, о чем свидетельствует размещенная на доме мемориальная доска.
Образовательные и научные проекты Г.Н. Потанина
Живя в Томске, Потанин стал инициатором целого ряда других «образовательных и научных проектов», как мы сейчас бы сказали: первые в Сибири Высшие женские курсы и Общество изыскания для них средств; Общество попечения о начальном образовании (позже – Общество попечения о народном образовании); томский Художественно-литературный кружок, в котором формировались сибирские писатели и поэты (так, уже упомянутые выше В. Я. Шишков, В. М. Бахметьев, П. Л. Драверт…); хлопоты по организации в Томске отдела Российского Географического общества и Сибирского областного музея; экспедиция томских экономистов М. И. Боголепова и М. Н. Соболева в Монголию для изучения русской торговли в этой стране и финансирование экспедиции заинтересованными в этом исследовании купцами Бийска…
Вот как описывает Потанина Н.П. Карпова, бывшая учительница географии, добровольно выполнявшая функции его секретаря на протяжении всей его томской жизни, с 1902 по 1920 гг.: «Многие из современников Потанина считали его не таким, как все люди; одни называли его «святым», другие – «не от мира сего», третьи – «божьим человеком», хотя он в бога не верил и в церковь не ходил. От этих многих он действительно сильно отличался в разных отношениях.
Во-первых, он всю жизнь интересовался источниками знания и беспрерывно черпал из них знания, которые нужны были для его работы, давали ответы на его вопросы. В то же время он не уставал привлекать и других, особенно молодежь, к источника знания, воспитывал в них стремление учиться, расширять свой кругозор. Во-вторых, ему совершенно чужды были мелкие обывательские интересы; в каждом поступке он отводил решающую роль общественному значению его, а не личной выгоде.
Будучи правдивым и бесхитростным, он часто не замечал хитрости и лжи людей, видел в них лучшее и не видел худшего, наделял их несоответствующими качествами и возможностями. Он хорошо отличал по мелким признакам один вид растения от другого, одного жука от другого, несмотря на внешнее сходство их. Прекрасно помнил легенды и сказания народов. Но в оценке людей он ошибался. Люди пугали его сложностью своих взаимоотношений …» [5, с. 247–248].
Опубликовавший эти воспоминания В. А. Обручев подчеркивает: это «характеристика Григория Николаевича как человека, к которой мы, знавшие его, <…> можем присоединиться» [5, с. 247].
Политическая деятельность Г.Н. Потанина
Когда Томск захлестнули трагические события первой русской революции, столкновения между черносотенцами и студентами, Потанин, которому уже исполнялось 80 лет, не мог остаться в стороне.
«В октябрьские дни (1905 г. – Е. Н.) <…> черная сотня неистовствовала в Томске <…> Когда студенты, засевшие в общественной библиотеке, были окружены казаками и могли быть избитыми, Григорий Николаевич собрал толпу и во главе ее, среди ночи, отправился к губернатору. Очевидцы передавали, что толпа во главе со стариком, с длинными развевающимися волосами, с распахивающимися полами шинели, опирающимся на длинную палку, производила потрясающее впечатление» [6, с. 301].
Студенты были спасены, но сам Потанин за организацию этой акции был арестован.
Сибирский «сепаратизм»
Именно в Томске Потанин и его товарищи были арестованы по знаменитому делу «сибирского сепаратизма», «делу об отделении Сибири от России» [3].
Первый важный период томской жизни Потанина – 1864–1865 гг. Он служил в губернском совете города, занимался крестьянскими и «инородческими» делами и преподавал естественную историю в мужской и женской гимназиях, и, как пишет он сам, «факты из естественной истории, о которых я рассказывал в классе, захватывали меня сильнее, чем моих учеников» [4, с. 196].
Но, все-таки, главное, что волновало в это время Потанина – это его самоопределение как человека сибирской культуры, которое состоялось в среде «сибирского землячества» в Петербурге конца 1850-х-начала 1860-х гг. Вот как описывает социокультурную ситуацию в Томске этого времени сам Потанин: «Было, например, преступным употреблять в печати выражение «наша Сибирь», нельзя было писать «мы, сибиряки», преступно было выделять себя из общего отечества <…> «Если позволить вам любить Сибирь, – говорили нам, – то, пожалуй, вы ее полюбите больше, чем Россию» <…> Так как в окружающей среде мы единомышленников не встречали, то и смотрели на себя как на носителей мысли, ранее никем не высказанной, как на провозвестников новой жизни в Сибири» [4, с. 196].
Тема регионального «сепаратизма» была актуальна для политической повестки дня Российской империи первой половины 1860-х гг., и волна арестов по делу «сибирского сепаратизма» прокатилась по Петербургу, Москве и всей Сибири. Из воспоминаний Н. М. Ядринцева: «Дело сибирского сепаратизма, или «Дело об отделении Сибири от России и образование <siс> республики подобно Соединенным Штатам» <…> наделало много шума. По этому делу было сделано много арестов в Омске, Томске, Красноярске, Иркутске, в Москве, Петербурге, Уральске» [3, с. 28]. В результате всего этого основную вину взял на себя Потанин; поэтому сначала он был приговорен к 15 годам каторги, потом наказание было сокращено до 5 лет, которые он должен был провести в крепости Свеаборга в Финляндии (ссылать «сибирского сепаратиста» в Сибирь властям показалось не совсем разумным). Благодаря ходатайствам, в свеаборгской тюрьме Потанин пробыл 3 года, после чего ему было позволено вернуться в Петербург. После этого начинается совершенно новый период его жизни – период азиатских путешествий и исследований Монголии, Китая и Тибета, завершившийся в начале XX в. Выбрав в это время из всех сибирских городов университетский Томск, Потанин, в сущности, сделал его своим кабинетом. В Томске написаны его важнейшие итоговые труды, и, в общем широком круге его занятий и интересов, томский период определяется, прежде всего, литературной и филологической проблематикой.
Областническая деятельность
Проблема слова, логоса всегда занимала особое место в деятельности и творчестве Потанина: она была важнейшей составляющей его областнической программы. Проблема формирования регионального самосознания сибиряков конкретизировалась у Потанина как проблема становления самостоятельного и свободного областного слова, как «постановка голоса» региональному общественному мнению и отдельному сибиряку, как процесс обретения жителями региона права, возможности и способности свободного слова. Но на разных этапах своей жизни Потанин сосредоточивался на разных аспектах этой общей программы.
Свою областническую деятельность он начинает и до конца жизни реализует как журналист и публицист, ему принадлежит огромное количество публикаций в центральной и региональной прессе по проблемам Сибири, Востока, российских регионов вообще.
Публицистическая деятельность Г.Н. Потанина
Уникальна роль Потанина в формировании и развитии оригинальной сибирской прессы и сибирской интеллигенции. Именно способность к слову, свободному логосу и является, по мысли Потанина, сущностным качеством интеллигентного человека. В последний томский период жизни им написаны такие принципиальные работы, посвященные данным проблемам, как «Города Сибири» и «Нужды Сибири», которые были опубликованы в знаменитом сборнике «Сибирь, ее состояние и нужды» [13], «Из истории интеллигентной Сибири» (Сибирская жизнь. – 1916. – № 30, 33, 35), «Из жизни сибирской журналистики» (Сибирская жизнь. – 1916. – № 118, 119).
Вообще, в контексте общей журнально-публицистической деятельности, у Потанина в определенный момент начинает оформляться вкус и интерес к собственно филологическим трудам и изысканиям, и он сосредоточивается на изучении и описании процесса становления оригинальной сибирской литературы как литературы региональной; этой проблеме он посвящает специальные литературно-критические исследования. В них Потанин проявляет себя и как одаренный литературный критик, и как интересный историк русской литературы, и как теоретик-культуролог, специалист по проблемам региональных культур.
Принципиальной в этом смысле стала его литературно-критическая статья «Роман и рассказ в Сибири». Опубликованная в 1875 г. в иркутской газете «Сибирь», внутренне она очень тесно связана с Томском.
Она посвящена творчеству писателей-сибиряков И. В. Омулевского, И. А. Кущевского и Н. И. Наумова. Анализируемый в статье роман Кущевского «Николай Негорев, или благополучный россиянин» написан на материале томского детства писателя, в частности, значительное место в нем отведено рассказу о томской мужской гимназии. Наумов – писатель-томич, чье детство, юность и поздние годы жизни также прошли в Томске. Именно с творчеством последнего, точнее, с характерным для его творчества жанром рассказа Потанин, ни много, ни мало, связывает будущее всей сибирской литературы.
Основная проблема, которая в данной статье занимает Потанина, – что такое, собственно, региональная литература, каковы критерии ее выделения из общенационального (общероссийского) литературного процесса, в чем должны состоять ее принципы внутреннего самоопределения, наконец, обладает ли она какой-либо эстетической и художественной спецификой. Безусловной заслугой Потанина является сама постановка этих сложнейших вопросов, связанных со спецификой литературы «центра» и «региона», которые актуальны и сегодня.
С его точки зрения, сибирской литературой может быть названа только литература, во-первых, созданная сибиряком по происхождению; во-вторых, основанная на сибирском материале; в-третьих, посвященная специфическим проблемах края.
Эта общая социокультурная позиция Потанина дополняется и уточняется позицией эстетической: в центре его внимания оказывается проблема жанра сибирской литературы (что отразилось уже в названии статьи – «Роман и рассказ в Сибири»). По мнению Потанина, в силу целого ряда специфических культурных особенностей Сибири и, прежде всего, в силу принципиального демократизма ее основного населения, сибирской литературе наиболее адекватен жанр рассказа, точнее говоря, «рассказ из народной жизни» [4, Т. 7, с. 231], представленный в статье циклом рассказов Наумова «Сила солому ломит».
Этот прогноз Потанина о жанровой специфике сибирской литературы удивительно подтвердился во второй половине XX в.: в этот период впервые за всю историю сибирской литературы сибирские писатели Шукшин, Распутин, Астафьев и другие не только вошли в общероссийский литературный процесс, но заняли в нем важное место, сформировав своим творчеством особое направление так называемой «деревенской прозы», ведущим жанром которого, действительно, оказался жанр «рассказа из народной жизни».
Сибирская фольклористика Г.Н. Потанина
Собственно филологические исследования Потанина в Томске приобретают специальный характер: он сосредотачивается на изучении фольклора народов Сибири и Азии.
Свои первые фольклорные записи Потанин сделал еще в юности и продолжал заниматься этим всю жизнь. Процесс поиска и сбора фольклорных материалов заметно активизировался в контексте научных экспедиций Потанина по Сибири, в Монголию, Тибет и Китай.
Фольклорные изыскания ученого демонстрируют важнейшие сдвиги в сфере его интересов: от изучения Сибири он постепенно начинает переходить к изучению и осмыслению Азии, Востока как особого, не только и не столько регионального, но прежде всего культурного феномена.
Региональная проблематика, сохраняясь до конца жизни, отходит на второй план и сменяется проблематикой, которую сегодня, после трудов Э. Саида и его последователей, можно определить как проблематику «ориентализма». Исследование Востока, восточных культур становится для Потанина приоритетным, и именно это определило специфику его последнего томского периода жизни и творчества. Об этом свидетельствуют его опубликованные труды, а также материалы его томского архива, хранящиеся в Научной библиотеке Томского государственного университета [1].
Материалом, наиболее адекватным подобному исследованию, Потанину представляется фольклор. Причем если он начинает свою деятельность фольклориста с симпатичного и искреннего любительства, то в томский период жизни она эволюционирует до квалифицированной позиции ученого-специалиста, ученого-филолога.
Архив Потанина демонстрирует, прежде всего, его глубокий интерес к языкам Сибири и Азии, который превращается в интенсивное их изучение. В сфере его внимания – татарский, монгольский, китайский и другие языки и наречия, в результате чего именно лингвистические материалы составили значительный пласт архива: например, исследование грамматических принципов и лексика монгольского языка, пояснения к переводу китайских рукописей (находящихся здесь же), «Уйгурский словарь», «Русско-остяцкий словарь» и т. д. [1, №41, 151, 148е, 51].
Но знание языков, при всей его важности, не было для Потанина самоцелью, а только необходимым условием и средством изучения фольклора и культуры Сибири и Азии.
В этом смысле его томский архив также предельно показателен: все-таки основной пласт находящегося в нем материала составляет фольклор, киргизские, монгольские, калмыцкие сказки, сказания, легенды, песни – на своих родных языках и в переводах.
Именно с данными материалами и связан первый уровень филологической деятельности Потанина в томский период: продолжается организованный и руководимый ученым сбор фольклорных материалов и их последующая публикация.
Во-первых, это труды самого Потанина, его книги «Казак-киргизские и алтайские предания, легенды и сказки» [9, «Тибетские сказки и предания» [11], статьи в «Записках» Русского Географического Общества (где его филологические работы выглядят достаточно оригинально на фоне обычных для этих научных сборников исследований по географии, геологии, флоре и фауне...), в других периодических изданиях.
Во-вторых, он принимает активное участие в издании других работ, посвященных фольклору, – как редактор, автор предисловий и справочного аппарата: это книга М. Н. Хангалова «Балаганский сборник. Сказки, поверия и некоторые обряды у северных бурят» [16], книга А. Н. Белослюдова «Сказания и сказки киргиз» [2] и др.
Филологическая концепция Потанина
Однако сам Потанин, начиная уже с 1880-х гг., в своей деятельности филолога-фольклориста стремится подняться на новый уровень: от сбора и описания материала он переходит к созданию самостоятельных и оригинальных научных концепций, посвященных «ориентальным» проблемам восточного фольклора и восточной культуры вообще, процессам ее взаимодействия с культурой Запада. Этапным в этом смысле стал его фундаментальный труд рубежа 1880–1890-х гг. «Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе» [7].
Именно это направление научной деятельности Потанина интенсифицировалось в томский период его жизни и наиболее точно выразило его специфику. В Томске были созданы и опубликованы такие принципиальные труды ученого, как «Сага о Соломоне: восточные материалы к вопросу о происхождении саги» [10] и «Ерке: Культ Сына Неба в Северной Азии» [8].
Особую их значимость подчеркивал сам ученый. Так, в предисловии к «Саге о Соломоне» он оценивает эту книгу как свой по-настоящему итоговый труд, в котором он поднялся на новый уровень осмысления материала, в том числе, по сравнению с «Восточными мотивами в средневековом европейском эпосе». Потанин пишет: «Гипотеза, которая предлагается в этой книге, была усвоена мной еще в то время, когда я печатал свою книгу «Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе» <…> Но издание этой новой книги потребовалось потому, что в «Восточных мотивах» эти данные не выделены из всей массы материалов и рассеяны по всей книге в 800 страниц <…> Гипотеза не была высказана открыто» [10, с. 1].
Данная «гипотеза», иначе говоря, филологическая концепция Потанина, воплощенная им в тесно связанных между собой трудах «Восточные мотивы...» и «Сага о Соломоне...», и выявляет его сущностную позицию по отношению к культуре Востока, по отношению к проблеме взаимодействия восточной и западной культур.
«Восток» в самом общем смысле у Потанина представлен как Сибирь и ряд сопредельных ей азиатских стран. Причем его областническая установка обусловила вполне однозначную ценностную ориентацию: изначальная оппозиция областничества «Сибирь – Россия», «регион – центр» теперь наполняется смыслами «Азия – Европа», «Восток – Запад» – с принципиальными преимуществами первого перед вторым.
При этом свой вклад в изучение культуры Востока Потанин видит в том, чтобы специально сосредоточиться на сборе, обработке, интерпретации именно азиатского фольклорного материала, восточных сюжетов и образов. Так, в книге «Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе» он, опираясь на принципы исторической поэтики А. Н. Веселовского, осуществляет сопоставительный анализ «ордынского» эпоса о Чингиз-хане с западноевропейским средневековым эпосом о Карле Великом и с русским былинным эпосом о богатырях, обнаруживая при этом целый ряд общих сюжетов и мотивов и декларируя их исходное индо-европейское единство.
Однако в самом процессе этого сопоставительного анализа Потанин раз за разом стремится доказать изначальный характер восточного сюжета как более древнего и потому исходного для всех последующих славянских и европейских его инверсий. Отчетливо осознавая своеобразие своей исследовательской позиции, ученый объясняет ее объективной необходимостью более широкого и интенсивного введения материалов азиатской культуры в российский и европейский научный оборот; в целом, его ценностная ориентация на культуру Востока не вызывает сомнений.
Она обусловила и ту высокую оценку, которую сам Потанин дает своей книге «Сага о Соломоне», поскольку круг ее материала и проблематики очерчен преимущественно Востоком, а проблема Запада заметно отошла на второй план.
Уже А. Н. Веселовский предложил концепцию азиатского, а именно, индийского происхождения саги о Соломоне; Потанин стремится уточнить ее на новом азиатском материале: «За самую древнейшую редакцию следует признать бурятскую легенду о сотворении мира. Эту-то последнюю легенду и надо признать за начало соломоновой саги» [1, с. 141].
Религиозная повестка в исследованиях Г.Н. Потанина
Мифологический материал азиатского фольклора закономерно вовлекал в сферу научных изысканий Потанина религиозную проблематику, что также определило характер томского этапа размышлений ученого над проблемой «Восток и Запад». Ярким воплощением этого стала его книга «Ерке: Культ Сына Неба в Северной Азии».
По своему материалу она так же, как и «Сага о Соломоне», тесно связана с трудом «Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе», однако несет в себе принципиально новые смыслы, некоторые из которых в контексте творчества Потанина выглядят просто неожиданно.
В этом исследовании Потанин специально сосредоточен на фольклорном материале о «Сыне Неба», к которому он обращался уже в «Восточных мотивах…», и который он интерпретирует теперь как основной космогонический миф азиатских народов.
При этом сюжет о «Сыне Неба» и его приключениях на земле ученый соотносит с сюжетом сотворения мира Богом и его Сыном, включая сюда ситуацию спора Сына с Богом и его падения на землю, а также ситуацию добровольного сошествия Сына на землю и его страданий там во имя Бога-Отца. Так Потанин в предъявленном им материале азиатского фольклора вычленяет, в частности, христианскую модель.
Иначе говоря, в этой книге Потанин от проблем культуры переходит к проблеме религии, и взаимоотношения Востока и Запада теперь уточняются у него как вопрос о соотношения религий. И это при том, что, как всем это было известно, «он в бога не верил и в церковь не ходил».
Общая логика исследования Потанина определяется движением от языческого фольклорного материала к Иисусу Христу: «В центральной Азии существовал культ сына неба <…> Теперь монголы, буряты, сойоты и алтайцы все знают его под именем Ерлик-хана <…> Возникли легенды о сыне неба, убитом на земле. В этих легендах сын неба изображается гонимым, невинным страдальцем, На этой почве возникли легенды о пригвожденном, распятом» [8, с. 97]. Эта логика исследования закреплена в самой структуре книги, первые главы которой написаны на азиатском фольклорном материале, затем входит материал славянского и западного фольклора, и последним разделом книги, ее принципиальным финалом является глава под названием «Христианские апокрифы».
Важнейшее место в размышлениях ученого занимают вопросы о взаимовлияниях язычества, христианства и буддизма, о фольклорных истоках буддизма и христианства. При этом Потанин стремится доказать именно азиатские фольклорные источники буддизма и христианства, что позволяет не только поставить специальный вопрос о его «ориентализме», но в более общем смысле системно вписывает его томское творчество в контекст активно развивающегося в начале XX в. евразийства. В последний томский период своей жизни Потанин сосредоточился на проблеме происхождения и функционирования тех «вечных сюжетов» мировой культуры, которые несет в себе христианство, и тем самым по-своему оказался адекватен наступившей в России новой культурной эпохе рубежа веков – эпохе духовного и интеллектуального господства религиозно-философской мысли.
«Воспоминания»
Наконец, блестящим результатом собственного литературного творчества Потанина в Томске стали его «Воспоминания», в которых не только описывается его замечательная жизнь, полная разнообразных ярких событий и приключений, но вновь и вновь ставятся и обсуждаются принципиальные для мыслителя проблемы сибирской жизни и сибирской культуры: «Культурная заброшенность провинции», «Необходимость прав на широкое самоопределение» и др.
Первые публикации фрагментов «Воспоминаний» осуществлялись в томской газете «Сибирская жизнь» с 1913 по 1917 гг. и стали важным явлением томской культуры начала XX в.
В целом, действительно, это описание жизни и воспоминания человека энциклопедической позиции и культуры – и его энциклопедизм отчетливо ориентирован на проблематику Сибири и Востока и является одним из убедительных доказательств евразийской ориентации сибирской научной и социокультурной мысли начала XX в.
Е.Г.Новикова
Литература
- Архив Научной библиотеки Томского гос. университета. Опись рукописей Г. Н. Потанина.
- Белослюдов А. Н. Сказание и сказки киргиз. Семипалатинск, 1915.
- Дело об отделении Сибири от России / публ. А. Т. Топчия, Р. А. Топчия. Сост. Н. В. Серебренников. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2002.
- Литературное наследство Сибири. Т. 6. Новосибирск: Западно-Сибирское кн. изд-во, 1983.
- Обручев В. А. Григорий Николаевич Потанин. Жизнь и деятельность. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1947. 288 с.
- Попов И. Из воспоминаний о Г. Н. Потанине // Литературное наследство Сибири. Т. 7. Новосибирск: Западно-Сибирское кн. изд-во, 1986.
- Потанин Г. Н. Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе. М., 1899.
- Потанин Г. Н. Ерке: культ Сына Неба в Северной Азии. Материалы к тюрко-монгольской мифологии. Томск, 1916.
- Потанин Г. Н. Казак-киргизские и алтайские предания, легенды и сказки. Пг., 1912.
- Потанин Г. Н. Сага о Соломоне: восточные материалы к вопросу о происхождении саги. Томск, 1912.
- Потанин Г.Н. Тибетские сказки и предания. Пг., 1914.
- Сагалаев А. М., Крюков В. М. Потанин, последний энциклопедист Сибири: Опыт осмысления личности. Томск: Изд-во НТЛ, 2004. 232 с.
- Сибирь, ее современное состояние и нужды : сборник статей / под ред. И. С. Мельника. — Санкт-Петербург : Издание А. Ф. Девриена, 1908. — VIII, 294 с.
- Славнин В. Д. Томск сокровенный. Томск: Томское кн. издательство, 1991. 328 c.
- Труды Томского Общества изучения Сибири. Типо-литография Сибирского Т-ва Печатного Дела, 1915.
- Хангалов М. Н. Балаганский сборник. Сказки, поверия и некоторые обряды у северных бурят. Томск, 1903.
- Шишков Вяч. Мастерство литератора // Смена, 1956, № 19.
