Г.Н. Потанин в Томске: филология, Сибирь, Восток и христианство

Филологические труды Г.Н. Потанина в Томске

Последние годы своей жизни (с 1902 по 1920 гг.) великий сибирский ученый и общественный деятель Григорий Николаевич Потанин провел в Томске. И, при всем обычном для Потанина широком круге занятий и интересов, его томский период определяется прежде всего филологическими трудами – филологическими и в широком культурологическом, и в сугубо специальном, профессиональном смысле этого слова.

Проблема логоса, слова всегда занимала совершенно особое место в деятельности и творчестве Потанина: она была важнейшей составляющей его областнической программы. Проблема формирования регионального самосознания сибиряков конкретизировалась у Потанина прежде всего как проблема становления самостоятельного и свободного областного слова, как "постановка голоса" региональному общественному мнению и отдельному сибиряку, как процесс обретения жителями региона права, возможности и способности свободного слова. Но на разных этапах своей жизни ученый сосредоточивался на разных аспектах этой общей программы.

Областническая деятельность

Характерно, что свою областническую деятельность Потанин начинает и до конца жизни осуществляет как журналист и публицист, ему принадлежит огромное количество публикаций в центральной и региональной прессе по проблемам Сибири, Востока, российских регионов вообще. Уникальна его роль в формировании и развитии оригинальной сибирской прессы и отсюда – сибирской интеллигенции. Именно способность к слову, свободному логосу и является, по мысли Потанина, сущностным качеством интеллигентного человека. В частности, в томский период жизни им написаны такие принципиальные работы, посвященные данным проблемам, как «Города Сибири» и «Нужды Сибири» (опубликованы в знаменитом областническом сборнике «Сибирь, ее состояние и нужды» [9]), «Из истории интеллигентной Сибири» (Сибирская жизнь. – 1916. – № 30, 33, 35 – С. 2), «Из жизни сибирской журналистики» (Сибирская жизнь. – 1916. – № 118, 119. – С. 2). Однако со временем в контексте этой общей журнально-публицистической деятельности у Потанина начинает оформляться вкус и интерес к собственно филологическим трудам и изысканиям, что определяет собой новый и особый этап его областнической программы: его волнует процесс становления оригинальной сибирской литературы, и этой проблеме он посвящает специальные литературно-критические исследования. В них Потанин проявляет себя и как одаренный литературный критик, и как интересный историк русской литературы, и как теоретик-культуролог, специалист по проблемам региональных культур. Принципиальной в этом смысле является его литературно-критическая статья «Роман и рассказ в Сибири». Опубликованная в 1875 г. в иркутской газете «Сибирь», внутренне она очень тесно связана с Томском. Она посвящена творчеству писателей-сибиряков И.В. Омулевского, И.А. Кущевского и Н.И. Наумова. Анализируемый в статье роман Кущевского «Николай Негорев, или благополучный россиянин» написан на материале томского детства писателя, в частности, значительное место в нем отведено рассказу о томской мужской гимназии. Наумов – писатель- томич, чье детство, юность и поздние годы жизни также прошли в Томске. Именно с творчеством последнего, а, точнее, с характерным для него жанром – жанром рассказа – и связывает Потанин будущее сибирской литературы.

Основная проблема, которая в данной статье занимает Потанина, является одновременно и проблемой филологической, и проблемой культурологической: что такое, собственно, региональная литература, каковы критерии ее выделения из общенационального (общероссийского) литературного процесса, в чем должны состоять ее принципы внутреннего самоопределения, наконец, обладает ли она какой-либо эстетической и художественной спецификой. Безусловной заслугой Потанина является впервые осуществленная постановка всех этих сложнейших вопросов, связанных со спецификой русского литературного процесса XIX–XX вв., как бы мы ни относились к его ответам на них. С его точки зрения, сибирской литературой может быть названа только литература, во-первых, созданная сибиряком по происхождению; во-вторых, основанная на сибирском материале; в-третьих, посвященная специфическим проблемах края. Эта общая социо-культурная позиция Потанина дополняется и уточняется позицией эстетической: в центре его внимания оказывается проблема жанра сибирской литературы (что отразилось уже в названии статьи – «Роман и рассказ в Сибири»). По мнению Потанина, в силу целого ряда специфических культурных особенностей Сибири и, прежде всего, в силу принципиального демократизма ее основного населения, сибирской литературе наиболее адекватен жанр рассказа, точнее говоря, «рассказ из народной жизни» [3, с. 231], представленный в статье циклом рассказов Наумова «Сила солому ломит».

Следует подчеркнуть, что прогноз Потанина о жанровой специфике сибирской литературы блестяще подтвердился во второй половине нашего века: в этот период впервые за всю историю сибирской литературы сибирские писатели Шукшин, Распутин, Астафьев и другие не только вошли в общероссийский литературный процесс, но заняли в нем важное место, сформировав своим творчеством особое направление так называемой «деревенской прозы», и их ведущим жанром действительно стал жанр «рассказа из народной жизни». (В связи с этим: было бы любопытно проделать сравнительный анализ рассказов Наумова и, например, рассказов Шукшина – и попытаться выделить в них некие устойчивые, специфические особенности сибирской литературы, характерные для нее как в XIX в., так и в XX в.)

Фольклорные изыскания

Со временем филологические занятия Потанина приобретают все более и более специальный характер: он сосредотачивается на изучении фольклора народов Сибири и Азии. Известно, что свои первые фольклорные записи он сделал еще в юности и продолжал заниматься этим всю жизнь. Процесс поиска и сбора фольклорных материалов заметно активизировался в контексте научных экспедиций Потанина по Сибири, в Монголию, Тибет и Китай.

Восток

Фольклорные изыскания ученого демонстрируют важнейшие сдвиги в сфере его интересов; от изучения Сибири он постепенно начинает переходить к изучению и осмыслению Азии, Востока как особого, не только и не столько регионального, но прежде всего культурного феномена. Региональная проблематика, сохраняясь до конца жизни, отходит на второй план и сменяется проблематикой, которую мы сегодня называем культурологической: исследование Востока, восточных культур. Она и становится приоритетной.

Материалом, наиболее адекватным подобному исследованию, Потанину представляется фольклор. В основе лежит все та же его областническая установка на слово, на живой и оригинальный голос человека сибирского и азиатского региона как на оптимальный способ самовыражения, как на сильный и свободный логос культуры.

Причем если Потанин начинает свою деятельность фольклориста с симпатичного и искреннего любительства, то во второй половине его жизни она эволюционирует к квалифицированной позиции ученого-специалиста, ученого-филолога.

Весь этот узел проблем и определяет специфику томского периода жизни Потанина. Об этом свидетельствуют его опубликованные труды данного периода, а также материалы его томского архива, хранящиеся в Научной библиотеке Томского государственного университета [1].

Архив Потанина демонстрирует прежде всего его глубокий интерес к языкам Сибири и Азии, который превращается в интенсивное их изучение. В сфере его внимания – татарский, монгольский, китайский и другие языки и наречия, в результате чего именно лингвистические материалы составили значительный пласт архива: например, исследование грамматических принципов и лексика монгольского языка, пояснения к переводу китайских рукописей (находящихся здесь же), «Уйгурский словарь», «Русско-остяцкий словарь» и т. д. [1, 41, 151, 148е, 51].

Томский архив Г.Н. Потанина

Но знание языков, при всей его важности, не было для Потанина самоцелью, а только необходимым условием и средством изучения фольклора и культуры Сибири и Азии. В этом смысле также предельно показателен его томский архив: все-таки основной пласт находящегося в нем материала составляет фольклор, киргизские, монгольские, калмыцкие сказки, сказания, легенды, песни на своем, родном, языке и в переводах. Именно с данными материалами и связан первый уровень филологической деятельности Потанина в томский период: продолжается организованный и руководимый ученым сбор фольклорных материалов и их последующая публикация.

Во-первых, это труды самого Потанина: его книги «Казак-киргизские и алтайские предания, легенды и сказки», «Тибетские сказки и предания» [7], статьи в «Записках» Русского Географического Общества (где его филологические работы выглядят достаточно оригинально на фоне обычных для этих научных сборников исследований по географии, геологии, флоре и фауне...), в других периодических изданиях. В этих работах опубликована значительная часть фольклорного материала, хранящегося в томском архиве Потанина. Однако думается, что собранная в нем уникальная коллекция фольклорного наследия Сибири и Азии сегодня нуждается в специальном углубленном изучении и прежде всего - в выявлении еще не опубликованных материалов.

Во-вторых, Потанин принимает активное участие в издании других работ, посвященных фольклору, – как редактор, автор предисловий и справочного аппарата: книги М. Н. Хангалова «Балаганский сборник. Сказки, поверия и некоторые обряды у северных бурят», книги А. Н. Белослюдова «Сказания и сказки киргиз» [10] и др. Однако сам Потанин, начиная уже с 1880-х годов, в своей деятельности филолога-фольклориста стремится подняться на новый уровень: от сбора и описания материала он переходит к созданию на его основе самостоятельных и оригинальных научных концепций, посвященных проблемам восточного фольклора и восточной культуры вообще, процессам ее взаимодействия с культурой Запада. Этапным в этом смысле стал его фундаментальный труд рубежа 1880–1890-х годов «Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе» [4].

Именно это направление научной деятельности Потанина особенно интенсифицировалось в томский период его жизни и наиболее точно выразило его специфику. В Томске были созданы и опубликованы такие принципиальные труды Потанина, как «Сага о Соломоне: Восточные материалы к вопросу о происхождении саги» [8] и «Ерке: Культ Сына Неба в Северной Азии» [5].

Особую их значимость подчеркивал сам ученый. Так, в предисловии к «Саге о Соломоне» он оценивает эту книгу как по-настоящему итоговый труд, в котором он поднялся на новый уровень осмысления материала даже по сравнению с «Восточными мотивами в средневековом европейском эпосе». Потанин пишет: «Гипотеза, которая предлагается в этой книге, была усвоена мной еще в то время, когда я печатал свою книгу «Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе». <... Но издание этой новой книги потребовалось потому, что в «Восточных мотивах» эти данные не выделены из всей массы материалов и рассеяны по всей книге в 800 страниц <... Гипотеза не была высказана открыто» [8, с. 1].

Данная «гипотеза» или, иначе говоря, филологическая концепция Потанина, воплощенная им в тесно связанных между собой трудах «Восточные мотивы...» и «Сага о Соломоне...», в конечном счете выявляет его позицию по отношению к культуре Востока, по отношению к проблеме взаимодействия восточной и западной культур.

В этом смысле принципиальной является прежде всего методологическая ориентация Потанина на вполне определенные научные школы и традиции. Характерно то, что» Сага о Соломоне» посвящена «дорогому другу Сергею Федоровичу Ольденбургу» – видному русскому ученому-востоковеду, который исследовал культуры Востока в рамках культурно-исторического и сравнительно-исторического методов. Особую роль в формировании научной позиции Потанина сыграли труды А. Н. Веселовского. «Вопросу о происхождении средневековых внебиблейских преданий о Соломоне много уделил места в своих изысканиях покойный академик А. Н. Веселовский, – подчеркивает сибирский ученый. – Он написал по этому вопросу отдельную книгу «Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе». Свое исследование Потанин рассматривает как своеобразное продолжение и развитие концепции Веселовского – развитие, осуществляемое за счет нового фольклорного материала, но в том же методологическом ключе: «Академик не затронул тех данных, которые заключаются в устном степном (тюрко-монгольском) фольклоре. Сырой материал, сохранившийся в степном фольклоре, в то время <... еще не сделался достоянием русской науки» [8, с. 4].

Итак, Потанин ориентируется на совершенно определенную традицию русского академического литературоведения второй половины XIX века – на сравнительно-историческую школу, наиболее ярким представителем которой и был А. Н. Веселовский. Думается, ученого-сибиряка привлек в ней не только общий для областничества и сравнительно-исторической школы позитивистский подход к материалу, но прежде всего – установка Веселовского на сравнительно-историческое изучение европейской, азиатской и славянской культур, организовавшая, в частности, и его работу «Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине». Проблема «Восток и Запад», «Азия и Европа» – вот что больше всего интересует Потанина, и именно это становится основным внутренним смыслом его томских исследований.

«Восток» в самом общем смысле у Потанина представлен как Сибирь и ряд сопредельных ей азиатских стран. Причем его областническая установка обусловила вполне однозначную ценностную ориентацию: изначальная оппозиция областничества «Сибирь – Россия», «регион – центр» теперь наполняется смыслами «Азия – Европа», «Восток – Запад» – с принципиальными преимуществами первого перед вторым.

При этом свой вклад в изучение культуры Востока Потанин видит в том, чтобы специально сосредоточиться на сборе, обработке, интерпретации именно азиатского фольклорного материала, восточных сюжетов и образов. Так, в книге «Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе» он, вроде бы в полном соответствии с принципами исторической поэтики Веселовского, осуществляет сравнительный анализ «ордынского» эпоса о Чингиз-хане с западноевропейским средневековым эпосом о Карле Великом и с русским былинным эпосом о богатырях, обнаруживая при этом целый ряд общих сюжетов и мотивов и декларируя их исходное индо-европейское единство. Однако в процессе сравнительного анализа того или иного конкретного материала Потанин раз за разом стремится доказать изначальный характер восточного сюжета как более древнего и потому исходного для всех последующих славянских и европейских его инверсий. Осознавая своеобразие своей исследовательской позиции, ученый объясняет ее объективной необходимостью более широкого и интенсивного введения материалов азиатской культуры в российский и европейский научный оборот; но в целом его ценностная ориентация на культуру Востока не вызывает сомнений.

Думается, именно она обусловила ту высокую оценку, которую сам Потанин дает своей книге «Сага о Соломоне», поскольку круг ее материала и проблематики очерчен преимущественно Востоком, а проблема Запада заметно отошла на второй план. Уже Веселовский предложил концепцию азиатского, а именно, индийского происхождения саги о Соломоне; Потанин стремится уточнить ее на новом азиатском материале: «За самую древнейшую редакцию следует признать бурятскую легенду о сотворении мира. Эту-то последнюю легенду и надо признать за начало соломоновской саги» [8, с. 141].

Мифологический материал азиатского фольклора закономерно вовлекал в сферу научных изысканий Потанина религиозную проблематику. Именно это и определило характер нового, следующего этапа размышлений ученого над проблемой «Восток и Запад», ярким воплощением которого стала книга «Ерке: Культ Сына Неба в Северной Азии». По своему материалу она так же, как и «Сага о Соломоне», тесно связана с трудом «Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе», однако в ней заключены принципиально новые смыслы, некоторые из которых в контексте творчества Потанина выглядят просто неожиданно.

В данной работе Потанин специально сосредоточивается на фольклорном материале о «Сыне Неба», к которому он обращался уже в «Восточных мотивах», и интерпретирует его как основной космогонический миф азиатских народов. При этом сюжет о «Сыне Неба» и его приключениях на земле ученый соотносит с сюжетом сотворения мира Богом и его Сыном, включая в него ситуацию спора Сына с Богом и его падения на землю, а также ситуацию добровольного сошествия Сына на землю и его страданий там во имя Бога-Отца. Потанин в предъявленном материале азиатского фольклора вычленяет, в частности, христианскую модель.

Христианство

Иначе говоря, в этой книге Потанин от проблем культуры переходит к проблеме религии, и взаимоотношения Востока и Запада теперь уточняются у него как процесс соотношения религий. Важнейшее место в размышлениях ученого занимают вопросы о взаимовлияниях язычества, христианства и буддизма, о фольклорных истоках буддизма и христианства; при этом Потанин очень типично для себя стремится доказать именно азиатские фольклорные источники буддизма и христианства. (Сквозь призму смыслов данной книги нетрудно увидеть, что эти подходы уже присутствовали – хотя, как правило, в свернутой форме – и в «Восточных мотивах», и особенно в «Саге о Соломоне»).

В самом исследовательском дискурсе Потанина обнаруживается некий изначальный парадокс: стремление доказать исходный характер азиатского эпоса неожиданно оборачивается его насильственной христианизацией. В целом ряде случаев Потанин, чтобы подчеркнуть религиозную и культурную значимость очередного «ордынского» материала, его очевидно языческие и буддийские мотивы, целенаправленно и упорно «дотягивает» до христианства.

Характерна сама научная проблема, которой посвящена книга. Вот как ее формулирует сам Потанин: «В 5 в. по Р. Хр. христианство было перенесено в северный Китай. Здесь мы наблюдаем странный факт, разъяснить который, кажется, до сих пор не брался ни один ориенталист: основатель христианства – Христос – не был известен китайцам-христианам под этим именем. В сев. Китае это имя заменили именем туземного происхождения – Ерке. <...> Что может быть общего между легендой о грызуне и основателем великого учения? Но дальнейшие изыскания в области фольклора покажут, что переход от Ерке-сурка к Ерке – главе культа не представляется непреодолимым» [5, с. 1–3]. На фольклорном материале Азии Потанин стремится исследовать судьбы христианства. В сущности, об этом свидетельствует и название книги – «Культ Сына Неба... Материалы к тюрко-монгольской мифологии».

Сам факт специального исследования, посвященного христианству, представляется не только интересным, но прежде всего неожиданным. Областническая программа Потанина всеми своими корнями уходит в русскую демократическую, даже революционно-демократическую культуру с ее позитивизмом и атеизмом. Отсюда, кстати, – характерная стилистика потанинских высказываний о христианстве: Христос – «глава культа». Но каковы бы ни были отдельные формулировки, общий дискурс Потанина поражает уникальной логикой движения от языческого фольклорного материала к Иисусу Христу: «В центральной Азии существовал культ сына неба <...> Теперь монголы, буряты, сойоты и алтайцы все знают его под именем Ерлик-хана <...> Возникли легенды о сыне неба, убитом на земле. В этих легендах сын неба изображается гонимым, невинным страдальцем. На этой почве возникли легенды о пригвожденном, распятом» [5, с. 97]. Этот дискурс закреплен в самой структуре книги, первые главы которой написаны на азиатском фольклорном материале, затем входит материал славянского и западного фольклора, и последним разделом книги, ее принципиальным финалом является глава под названием «Христианские апокрифы».

Особо интересным представляется то, что дискурс, несущий в себе христианскую модель, организует потанинский конкретный анализ и пересказ азиатского фольклорного материала. Так, особое место в книге занимают материалы монгольского сказания о Гэсэре. Сюжет этого сказания Потанин пересказывает следующим образом: «Гэсэр – один из трех сыновей царя неба Хормустен-хана. «Последний получает известие, что на земле торжествует зло и что люди страдают. Царь неба решается послать одного из своих сыновей на землю. <...> Эту миссию <...> исполняет Гэсэр. Он воплощается на земле сыном одной девицы и, достигнув подходящего возраста, приступает к выполнению своей миссии» [5, с. 21]. «На земле торжествует зло и люди страдают», «миссия», «воплощение на земле», «воплощение сыном девицы» – все это очевидная стилистическая и содержательная христианизация фольклорного материала. Наиболее ярко это проявилось в использовании понятия «воплощения» – понятия, свойственного только христианству и во многом определившего его специфику как религии: воплотившийся на земле Бог-Сын. Христианская модель определяет и особое исследовательское внимание Потанина к фольклорным материалам, так или иначе несущим в себе ситуацию распятия, например: «Несмотря на важное культовое значение Ерлика, тюрко-монгольские предания имеют наклонность изобразить его в приниженном виде. <... Распяливают его конечности между четырьмя столбами ...» [5, с. 15].

В общем трудно сказать, что здесь организует позицию ученого – сознательное стремление доказать исходное азиатское («тюрко-монгольское») происхождение христианства или подсознательное представление о христианстве как об оптимальной религиозной и культурной модели. Но в целом можно утверждать, что в томский период своей жизни Потанин сосредоточился на проблеме происхождения и функционирования тех «вечных сюжетов» мировой культуры, которые несет в себе христианство, и тем самым по-своему оказался адекватен наступившей в России новой культурной эпохе рубежа веков – эпохе духовного и интеллектуального господства религиозно-философской мысли.

Е.Г. Новикова

Литература

1. Архив Научной библиотеки Томского гос. Университета. Опись рукописей Г.Н. Потанина.
2. Белослюдов А. Н. Сказание и сказки киргиз. - Семипалатинск, 1915.
3. Литературное наследство Сибири. Т. 7 / редкол.: Н. Н. Яновский (гл. ред.) [и др.. – Новосибирск : Новосибирское книжное издательство, 1986.]
4. Потанин Г. Н. Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе. – М., 1899.
5. Потанин Г. Н. Ерке: Культ Сына Неба в Северной Азии. Материалы к тюрко-монгольской мифологии. – Томск, 1916.
6. Потанин Г. Н. Казак-киргизские и алтайские предания, легенды и сказки. – Пг., 1912.
7. Потанин Г.Н. Тибетские сказки и предания. – Пг., 1914.
8. Потанин Г. Н. Сага о Соломоне: Восточные материалы к вопросу о происхождении саги. – Томск, 1912.
9. Сибирь, ее современное состояние и нужды : сборник статей / под ред. И. С. Мельника. — Санкт-Петербург : Издание А. Ф. Девриена, 1908.
10. Хангалов М. Н. Балаганский сборник. Сказки, поверия и некоторые обряды у северных бурят. Томск, 1903.