Записная книжка Н.Н. Наумова

Общая характеристика документа и ее владельца

В собрании отдела рукописей Научной библиотеки Томского государственного университета хранится личный архив Н.И. Наумова – писателя-народника (1838–1901), родом из Тобольска, большую часть своей жизни прожившего в Томске. В составе архива содержится до сих пор не привлекавшая внимания исследователей «Записная книжка с различными стихотворениями разных авторов» [1], владельцем которой является старший сын писателя – Николай Николаевич Наумов (1876–1937), в ней 47 листов, большая их часть заполнена. Все записи сделаны, как показывает сравнение с автографами Н. Н. Наумова, почерком владельца.

Записная книжка Н.Н. Наумова, л. 30: выписки из повести И.С. Тургенева "Переписка" и читательские записи Н.Н. Наумова

В книжке есть несколько датированных записей. На л. 1 размещено «Расписание лекций на 1900 / 1 год», на л. 16 – «Расписание репетиций», датированное: «Окт.<ябрь>, л. 31 об.сверху подписан: «23 августа 1901 года», 36 об. – «29 августа 1901 г.», л. 45 – «17 августа». Эти указания позволяют датировать заполнение книжки 1900 г. – августом 1901 г., т.е. оно приходится на первый год обучения Н. Н. Наумова в Московском Константиновском Межевом институте, куда он поступил в 1899 г. и который окончил в 1904 г., получив высшее математическое и геодезическое образование и звание межевого инженера.

Большая часть жизни Николая Николаевича, как и его отца, прошла в Сибири. Родившись в Петербурге (крестным отцом его был Н.А. Некрасов, с которым семья Наумовых была дружна, как и с Н.Г. Чернышевским, Н.А. Добролюбовым, И.С. Тургеневым, В.Г. Короленко, Г.И. Успенским, М.Е. Салтыковым-Щедриным), уже в 6 лет он переехал вместе с семьей в г. Мариинск Томской губернии. В 1888 г. семья Наумовых переезжает в Томск. Здесь Н.Н. Наумов получил среднее образование в Алексеевском Реальном училище, окончив его в 1897 г. Кроме того, все дети Наумовых получили хорошее домашнее образование и главное – воспитание в семье, представляющей собой образец сибирского интеллигентного семейства конца XIX в. (см.: Родословная: Поповы [1] и [2]). В Томске Наумовы сблизились с выдающимися людьми своего времени, представителями научной, литературной, культурной интеллигенции, не порывая связей и со многими русскими писателями, редакторами журналов, издателями, определявшими лицо общерусского литературного процесса (см.: Скабичевский, 1897 [9]; Скабичевский, 1903 [8], с. 245–248; Наумов, 1963 [5]; Кожевников, 1952 [4]; Попов, 1967 [6]; Бурмакин, 1995 [1], с. 37–48; Русские писатели…, 1996, 128–146 [6]; см. также: Широких (Забродина) Л.П.Наш род. Из глубины веков. Гл. 2. Наумовы). Эта среда, безусловно, оказала большое влияние на становление личности Николая Николаевича и других детей Наумовых.

Как и многие автодокументальные тексты, записная книжка Н.Н. Наумова характеризуется синкретической жанровой природой, находясь на пересечении с рукописным литературным альбомом и читательским дневником, в связи с чем можно говорить о ее многофункциональности и полисемантичности. В частности, содержащая в себе переписанные художественные произведения ряда русских и зарубежных писателей (чаще всего с указанием имени автора), практически точно следующие авторским текстам, а также мнения владельца о некоторых из них, записная книжка Наумова демонстрирует не только читательские вкусы и практики представителя молодой сибирской интеллигенции, оказавшегося на рубеже веков в столичной студенческой среде, но, по сути, встречу двух литературных и, шире, культурных потоков: общерусского и сибирского – в его рецепции.

Структурообразующие тексты записной книжки: интертексты С.Я. Надсона, П.Ж. Беранже, Я.П. Полонского, И.С. Никитина

В первую очередь следует обратить внимание на структурообразующие тексты альбомной – большей – части записной книжки. Она открывается цитатой из романа Г. Сенкевича «Семья Поланецких». На л. 1 об. приводится песенка о весне, побеждающей все несчастья (гл. XLVIII). Заканчивается книжка записанной во второй половине августа 1901 г. песней П.-Ж. Беранже «Соловьи» в переводе В.С. Курочкина. Стихотворения перекликаются не только на уровне жанра, но и образа лирического героя, его настроения. Вместе с тем, следует отметить темы внутренней свободы, любви, независимости от материальных благ, стремления к духовным ценностям жизни, развиваемые в песне Беранже и являющиеся главными во всей записной книжке Н.Н. Наумова.

В этой связи характерно количественное преобладание в ней стихотворений С.Я. Надсона, одного из самых популярных поэтов 1880–1890-х гг. – они составляют пятую часть от всех выписок. Так, на л. 2–2 об. записаны подряд 3 стихотворения: «Есть у свободы враг опаснее цепей…», «Нет, я лгать не хочу…» и «Ни к ранней гибели, ни к ужасу крушений». Подборку объединяет образ лирического героя, не способного к равнодушному приятию мироустройства, при котором побеждает несправедливость и духовное рабство. Вера в жизнь формирует и концепцию любви Надсона: за свою возлюбленную лирический герой готов сражаться, чтобы не отдать ее «толпе». Наполненное мотивами лермонтовской «Думы» («Печально я гляжу на наше поколенье…) и посвященное судьбе современного Надсону поколения «Ни к ранней гибели, ни к ужасу крушений» завершает первый надсоновский интертекст. Еще четыре стихотворения Надсона – «Во мгле», «Если душно тебе…», «Упали волнистые кудри на плечи…», «Старая сказка» – переписаны Наумовым подряд на л. 31 об.– 35 об. Кроме того, на л. 35 об. записано заглавие еще одного стихотворения Надсона «На могиле Герцена», но сам текст в записной книжке отсутствует. Первое из перечисленных произведений продолжает тему потерянного поколения. Рассматривая и себя как представителя этого поколения, лирический герой рисует его общий портрет, используя в качестве основного мотив утраты юношеских высоких идеалов, столкнувшихся с «обычной чередой жизни». На смену мечтам пришел всеразрушающий нигилизм как оборотная сторона рационализма и материализма. Однако даже это стихотворение с красноречивым названием «Во мгле» заканчивается характерным для поэта призывом лирического героя «проснуться», «идти вперед, к заре». Эти настроения продолжены в следующем переписанном Наумовым на л. 32 об. стихотворении – «Если душно тебе…», которое уже было переписано ранее – на л. 11, что свидетельствует об особой актуальности данного стихотворения для владельца книжки. В нем акцент сделан на теме искусства, которое трактуется как единственное спасение и для отдельного человека, и для современного общества в целом. Стихотворение «Упали волнистые кудри на плечи…» из надсоновского интертекста записной книжки Наумова пронизано необычайным трагизмом мировосприятия, не позволяющим разделять веру возлюбленной в любовь и счастье, и последним в его земной жизни желанием любви. Переписанное произведение Наумов снабдил читательским комментарием, касающимся его темы и внутреннего состояния лирического героя: «В этом стихотворении необыкновенно мило изображаются стремления молодой и чистой девушки к личному своему счастью (чтобы в то же время принести счастье любимому человеку) и глубокая скорбь благородного думающего и развитого бедного молодого человека, подавленного страданиями о судьбе меньшей братии и разными сомнениями и противоречиями, происходящими в его душевном мире. Он желает и жаждет смерти, он не может отдаться исключительно своему личному счастью, удовлетвориться только своей личной жизнью, но стремление к личному счастью так велико в нем, что он мечтает, как в последние минуты его земной жизни он увидит всю любовь и преданность чистого девственного сердца ненаглядной девушки под звук ее голоса, как под чудную музыку он отдаст душу свою Небесному отцу, положив таким образом конец бессильным желаниям разрешить назойливые вопросы времени, не дававшие ему покоя при жизни» (л. 34–34 об.).

Надсоновский интертекст записной книжки Наумова завершается «Старой сказкой». Под таким заглавием в собрании сочинений Надсона была напечатана поэма, которая первоначально должна была называться «Сказка». Фрагменты из нее, выделенные самим поэтом для публикации в «Отечественных записках» (1882), были озаглавлены «Весенняя сказка». Отброшенные части позднее публиковались как самостоятельное произведение, в котором текст «Весенней сказки» опускался. В таком виде «Сказка» печаталась и в собрании сочинений, которое оказалось в руках Н.Н. Наумова. В выписанных строфах вновь возникает мотив юности, по ощущению напоминающей прекрасный сон, который оберегает нежная любящая мать. Кроме указанных стихотворений, в записной книжке Наумова находим еще одно (вписано не позднее октября 1900 г.) – «Друг мой, брат мой», предваренное выпиской из «Истории новейшей русской литературы» А.М. Скабичевского: «Вся поэзия Надсона, словно солнце в капле воды, отражается в известном стихотворении «Друг мой, брат мой», которое недаром считается его шедевром. В нем действительно заключается квинт-эссенция всей его поэзии» (л. 14). Фраза, заключающая цитату из Скабичевского: «Вот это знаменитое стихотворение», позволяет предположить, что Наумов переписал его в свою книжку из названной монографии. Вторым по частотности обращения в записной книжке Наумова выступает французский поэт П.-Ж. Беранже, прославившийся своими антимонархическими и антиклерикальными песнями, которые стали символом независимости и свободы слова, за которыми стояла культура демократических масс. Кроме песни «Соловьи», о которой речь шла выше, в книжке записано еще 4 стихотворения. Причем из пяти произведений Беранже четыре записаны подряд на последних страницах книжки: «Действие вина», «Дурное вино», «Самоубийцы» и «Соловьи» (л. 42–46 об.), занимая в ней сильную – финальную – позицию. Первое из них (в переводе В.С. Курочкина), заключая в себе остросатирическую сценку, герой которой, выпивая вино стакан за стаканом, обретает всё более ясный взгляд на окружающую его действительность, сопровождается замечанием Наумова об истории его создания: «Стихотворение это относится ко времени первого заключения Беранже в тюрьме SaintePélagie в 1821 г. В подлиннике оно носит длинное заглавие: Мое выздоровление, ответ сомурцам, которые, чтобы прошло мое сумасшествие лечить неизлечимых, прислали в тюрьму запас Шамбертэна и Романэ, предписав мне внутренний душ во время моего заключения. Охотниками из другого департамента был прислан <1 слово нрзб.> запас дичи на всё время его заключения» (л. 42).

В духе народной смеховой культуры создана и переписанная Наумовым в свою записную книжку песня «Дурное вино» (также в переводе В.С. Курочкина). Переписанное Наумовым стихотворение Беранже «Самоубийцы» представляет собой философское размышление лирического героя о теме самоубийства, корнями своими уходящей в проблему свободы нравственного выбора личности. Еще одна песня Беранже «Переселение душ» записана Наумовым сразу за подборкой стихов Надсона, на л. 36–36 об., как бы объединяя эти два поэтических интертекста внутри записной книжки. Представляя собой характерное для Беранже стихотворение-диалог – лирического героя-поэта с его душой и одновременно являясь исповедью перед лирическим героем его души, «Переселение душ» посвящено теме многогранности и таинственности внутренней жизни личности, перекликаясь в этом с заинтересовавшей Наумова тематикой и проблематикой выписанных им произведений Надсона. Перекличка интертекстов Надсона и Беранже возникает в записной книжке Наумова и благодаря общей теме поэта и поэзии, также явно привлекающей внимание владельца книжки.

В книжке-альбоме Наумова можно выделить еще два авторских интертекста. Первый принадлежит известному русскому поэту второй половины XIX в. Я.П. Полонскому. На л. 5–7 подряд переписано 3 его стихотворения: «На корабле», «Царство науки не знает предела…» и «Вперед и вперед!..». Взятые вместе, они раскрывают поэтическую позицию Полонского. «На корабле» создано в рамках традиций позднего романтизма, трактуя одну из главных проблем 1830–1850 х гг. – «высокого реального дела», «органического соединения реального, действительного и идеального» [2] как восстановления изначальной целостности бытия на основе веры в Бога. «Царство науки не знает предела…» уравновешивает взгляд на творчество поэта, в котором гражданственность, не означавшая концентрации внимания на выполнении «гражданского долга», как его понимали революционеры-демократы, но являвшаяся осознанием своих обязанностей в отношении общественного благополучия, органично сочеталась с идеями «чистого искусства». В центре переписанного Наумовым стихотворения «Вперед и вперед!..» образ лирического героя – свободного поэта, который ищет «оружья в стихах».

Другой авторский текст в записной книжке Наумова составили стихотворения И.С. Никитина, тоже продолжавшего традиции романтизма. Из многообразной по тематике и жанровой палитре лирики Никитина Наумова привлекли 3 стихотворения: «Мне, видно нет иной дороги» и подряд записанные «В альбом А.Н. О-вой» («Послушный вашему желанью…») и «Медленно движется время…». Первое написано в форме исповеди лирического героя, страдающего от несоответствия жизни идеалу. Успокоение он видит в смирении перед Богом. Сочувствием к страданиям народа пронизано и стихотворение «Медленно движется время…», которое в конце XIX в. пели на мотив революционной песни Л.П. Радина «Смело, товарищи, в ногу…», хотя пафос Никитина сводится к призыву преобразования жизни «добрым делом и словом». Третье стихотворение, привлекшее внимание Наумова, «альбомное», отличается грустными интонациями, лиризмом и особой трактовкой темы поэзии, в которой несовершенной реальности лирический герой-поэт может противопоставить, эстетически ее преодолевая, воспевание красоты, молодости, добра.

Отдельные произведения разных авторов в записной книжке Н.Н. Наумова

Тема любви и образ женщины в записной книжке

Остальные выписки в записной книжке Наумова представляют отдельные произведения разных авторов, и вместе с тем они тоже складываются в цельные, дополняющие друг друга тексты. Так, можно выделить ряд тематических групп, характеризующих читательские интересы владельца книжки. Темы поэта и поэзии, неудовлетворенности жизнью, далекой от идеала, переполненной народным страданием и болью, ставят в один ряд с рассмотренными выше стихотворениями Никитина, Надсона, Беранже «Песню Ежова», выписанную Наумовым, судя по подписи, из романа М. Горького «Фома Гордеев». Здесь же назовем «Сибирскую колыбельную песню» И.В. Омулевского-Федорова (у Наумова переписано без заглавия), «Песню» («Взгляни, мой друг, по небу голубому…») В.И. Красова. Пафос борьбы с общественной несправедливостью словом и «добрым делом», мечты о светлом будущем ставят в этот же ряд «Оду к радости Шиллера, составленную по нескольким переводам (В.Бенедиктова, Ф. Тютчева, М. Дмитриева и др.)», стихотворение А. А. Голенищева-Кутузова «Для битвы честной и суровой…», «Свободное слово» К.С. Аксакова, «Грядущее» С.Г. Фруга. Важнейшей темой для Наумова-читателя, судя по его записной книжке, является любовь и связанный с нею образ женщины. Этот интерес характерен для русской альбомной культуры, вместе с тем, он органично вписывается в порубежную эпоху с витавшим в ее воздухе «женским вопросом». Так, на л. 3 находится «Отрывок из романа “Семья Поланецких”» Г. Сенкевича, упоминавшегося выше, в котором главными темами стали семья, любовь, отношения между мужчиной и женщиной. Наумов выписывает фрагмент рассуждений главного героя Станислава Поланецкого об особенностях женского мира, по сравнению с мужским (гл. XXIII): «После этого (имеется в виду разговор с паном Машко о дуэли. – И.А.) ему пришли в голову совсем другие мысли. Он вспомнил о Литке, ее матери (Хвастовской), Марыне и только теперь заметил, насколько женский мир, – созданный главным образом для любви и для счастья ближних, – отличается от мужского, преисполненного соперничества, борьбы, драки, гнева, дуэлей и усилий к обогащению и значению. И в данную минуту он почувствовал, что уже давно не испытывал, что если существует на свете отдых, спокойствие и счастье, то их нужно искать среди любящих женщин. Но эта мысль шла вразрез с его философскими взглядами последних дней и поэтому очень обеспокоила его. Однако, сравнивая эти два мира, он пришел к тому заключению, что женский любящий мир имеет свои основы и цель к существованию. Если бы Поланецкий был сведущ в Священном Писании, то, наверное, вспомнил бы слова: “Мария избрала лучшую часть жизни”» (подчеркнуто Н.Н. Наумовым. – И.А.).

Далее образ женщины в записной книжке Наумова усложняется темой трагической женской судьбы – в интерпретации Т.Г. Шевченко, из баллады которого «Причинна» выписано рассуждение повествователя о судьбе с героини-сироты, превращенной гадалкой в «причинную» (помешанную), чтобы та меньше тосковала о любимом, ушедшем на чужбину.

В книжке Наумова выстроена целая галерея женских образов: возлюбленная, мать, дочь, жена. Так в ней находим стихотворение «Умирающая мать» А.Н. Апухтина, балладу М.Л. Михайлова «Белое покрывало» (перевод стихотворения «Der Weisse Schleier» австрийского австрийского поэта М. Гартмана,был популярен у русского читателя конца XIX в.), стихотворение «Барыня» (не подписано), стихотворный «монолог для сцены» «Стрелочник» русского актера и драматурга А.Ф. Федотова. Образ женщины-мечты, женщины-воспоминания о любви, возникает в стихотворении «Подернут дымкой сизою…» (подписано: Мазуркевич), записанном на л. 41 об. В книжке Наумова находим и «Песню» поэта 1830–1850-х гг. В.И. Красова («Взгляни, мой друг, – по небу голубому…»). Лирический герой воспевает возлюбленную, созданную «для счастия любить». Этим же настроением преклонения перед возлюбленной пронизано стихотворение великого князя Константина Константиновича (Романова) «Я на тебя гляжу, любуясь ежечасно…». Переписанное без посвящения великой княгине Елизавете Федоровне, супруге великого князя Сергея Александровича, оно создает идеальный портрет женщины, носительницы божественной внешней и внутренней красоты.

В круг читательских интересов Наумова попадает любовная лирика представителей и золотого века русской поэзии – в книжку-альбом переписаны такие шедевры, как «Разуверение» Е.А. Баратынского (л. 18–18 об.) и «Я вас любил…» А.С. Пушкина (л. 18 об.), и рубежа XIX–XX вв. («Другу», не подписано (Н.Я. Агнивцев? – л. 16 об.–17).

Темы любви и образ женщины раскрываются в записной книжке Наумова и в нескольких выписках из прозаических произведений. На л. 7 об. – 9 находятся «Выдержки или, вернее, выписки: Мечты о любимой девушке» из очерков писателя-народника, русского революционера А.И. Фаресова «В одиночном заключении». Цитаты представляют собой фрагменты из гл. VI. Первая из них – гимн женщине, способной сберечь «человеку и на каторге его характер и достоинство, нужные и для испытания и для жизни по освобождении» (л. 7 об.). Ниже переписаны строки из А. де Мюссе, цитируемые в гл. XIX («Кровь вносит в сердце представленья…», л. 7 об.) и стихотворение «Лишь вы одни нас не забыли…» неизвестного автора (нераскрытый псевдоним Помеха В.) из гл. XXI (л. 8), развивающие ту же тему.

Показательны и объемные выписки из повести И.С. Тургенева «Переписка» (л. 21 об.–31 об.). Озаглавленные «Два замечательных письма из известной “Переписки” Тургенева», они содержат краткий пересказ предисловия автора-повествователя об истории переписки и ее участниках, обоснование выбора для выписки 2-х писем из 15, составляющих тургеневское произведение, сами письма и читательский анализ проблематики повести, ее образов и авторских приемов их создания. Приведем предваряющую выписки запись Н.Н. Наумова: «Один наш соотечественник некто Алекс.<ей> Петр.<ович>, живший под конец своей жизни за границей, положил начало переписки с бывшей симпатией своего родного брата, после окончательной ее размолвки с ним. Приведу только два письма, заслуживающих особого внимания читателя по тем мыслям, которые в них выражены. На первое насмешливое и нетактичное, хотя и не злое письмо Алексея Петровича Мария Александровна написала коротенький и холодный ответ. На это письмо Алексей Петрович написал еще два письма, прося во втором разрешения продолжить переписку, и когда он получил в ответ послания «Какой вы странный человек! Ну да», то написал следующее письмо, четвертое по счету» (л. 21 об.–21). И далее без отступлений от текста Тургенева переписаны письмо VI (четвертое из написанных героем), в которой он, в духе тургеневской философии природы и человека, рассуждает о смысле своей жизни, о роли в его судьбе обстоятельств и собственной воли, о мечтах молодости, о любви, прошедшей «невозвратно», и ответное, седьмое у Тургенева, письмо героини. Оно посвящено рассуждениям о русской женщине, ее судьбе и положении в обществе, воплощением чего Мария Александровна считает себя и свою жизнь.

Выписку указанных писем продолжает следующая читательская запись Н.Н. Наумова: «Сколько незаслуженных страданий пришлось пережить скромной, доверчивой и милой провинциальной девушке, когда все ее лучшие мечты, порывы молодости и лучезарная надежда на счастье были так жестоко, так безжалостно разбиты любимым ею человеком! Каким глубоким трагизмом дышат строки этого письма! Только кисть великого художника русского слова могла так верно, так жизненно правдиво и в то же время так женственно изобразить в немногих простых, но сильных выражениях всё беззащитное и жалкое положение сознательно живущей провинциальной девушки, когда она впервые разочаровалась и осталась покинутой временно увлеченным ею молодым человеком! Поневоле не верится как-то, чтоб это письмо мог написать мужчина, так пронзительно хорошо и тонко изображена психология чистой женской души, и разница или – вернее, глубокая пропасть, отделяющая женский душевный мир от мужского. Сколько горькой правды в следующих словах, изображающих глубокую разницу женской психологии от мужской «Но тут-то и является различие между мужчиной и женщиной. Мужчине ничего не значит начать новую жизнь, стряхнуть с себя всё прошедшее: женщина этого не может. Нет, не может она сбросить свое прошедшее, не может оторваться от своего корня – нет, тысячу раз нет!» Это говорит нам великий знаток женского сердца, великий психолог женской души, автор таких бессмертных женских типов, как, например, Ася, Лиза (в романе “Дворянское гнездо”), Наташа (в романе “Рудин”) и т.д. Трудно не согласиться с этим мнением высокоталантливого писателя русской земли! Но на этом письме переписка Алексея Петровича и Марии Александровны не оканчивается. Напротив, с этих пор она ведется очень аккуратно, между ними завязывается или, вернее, возобновляется “письменное” знакомство, с течением времени их духовная связь крепнет», и далее идет пересказ истории увлечения героя балериной, «”благодушно” пользовавшейся презренным металлом своего обожателя» (л. 29 об.–30). Далее следует анализ последнего письма Алексея Петровича к Марии Александровне: «В нем он замечательно подробно и правдиво описывает свою последнюю любовь, нисколько не обманывая себя относительно личности своей пассии. Достойно замечания определение любви, как ее понимал Алексей Петрович. Этим определением и закончу свои заметки, навеянные на меня чтением этого бессмертного произведения Тургенева» (л. 30 об.). И далее выписано это определение.

Тема провинции в записной книжке

Судя по выпискам и комментариям, интерес Наумова проявлен и к теме провинции. В этом плане характерны 3 выписки из «Губернских очерков» М.Е. Салтыкова-Щедрина, так и озаглавленные: «Мысли Салтыкова-Щедрина о провинции»: О провинция! ты растлеваешь людей, ты истребляешь всякую самодеятельность ума, охлаждаешь порывы сердца, уничтожаешь все, даже самую способность желать! Ибо можно ли называть желаниями те мелкие вожделения, исключительно направленные к материяльной стороне жизни, к доставлению крошечных удобств, которые имеют то неоцененное достоинство, что устраняют всякий повод для тревог души и сердца?... (л. 37). Да; жалко, поистине жалко положение молодого человека, заброшенного в провинцию! Незаметно, мало-помалу, погружается он в тину мелочей…(л. 38).

О вы, которые живете другою, широкою жизнию, вы, которых оставляют жить и которые оставляете жить других, – завидую вам! И если когда-нибудь придется вам горько и вы усомнитесь в вашем счастии, вспомните, что есть иной мир, мир зловоний и болотных испарений, мир сплетен и жирных кулебяк – и горе вам, если вы тотчас не поспешите подписать удовольствие вечному истцу вашей жизни – обществу! (л. 38 об.). Все выписки посвящены теме измельчания человека в обывательской будничной жизни, с особой силой захлестнувшей провинцию, которая осмысливается писателем как понятие не столько географическое, и не только социально-историческое, но бытийное, нравственно-психологическое, что и находит читательский отклик Наумова. В этот же тематический ряд встает и выписка слов автора о пошлости из романа И.С. Тургенева «Отцы и дети» (сцена у Одинцовой): «Появление пошлости бывает часто полезно в жизни: оно ослабляет слишком высоко настроенные струны, отрезвляет самоуверенные или самозабывчивые чувства, напоминая им свое близкое родство с ними. С прибытием Ситникова всё стало как-то тупее – и проще; все даже поужинали плотней и разошлись спать получасом раньше обыкновенного» (л. 3 об.).

Интересно, что далее следует выписка, озаглавленная «Мысли, выраженные Достоевским в Дневнике за 1876 год о русской женщине», где утверждается идея «возрождения русской женщины в последние двадцать лет», которое связывается с «подъемом» ее духовных и интеллектуальных запросов, «жаждой высшего образования», в чем «она проявила серьезность, терпение и представила пример величайшего мужества» (л. 39 об.).

И.А. Айзикова

Литература

1. Записная книжка с различными стихотворениями разных авторов // ОРК НБ ТГУ, ф. 2 (архив Н. И. Наумова), оп. 1, № 191 (листы указаны по этой единице хранения в круглых скобках).
2. Бурмакин Э.В.Томск уходящий: (Свободное повествование). Томск, 1995. 200 с.
3. Канунова Ф.З., Айзикова И.А. Нравственно-эстетические искания русского романтизма и религия (1820–1840-е гг.). Новосибирск, 2011. 303 с.
4. Кожевников С.Е. Николай Иванович Наумов. Очерк жизни и творчества писателя. Новосибирск, 1952. 95 с.
5. Наумов Н.И. Автобиография [публ. и прим. А.Г. Попова] // Сибирские огни. 1963. № 9. С. 175–180.
6. Русские писатели в Томске. Томск, 1996. 180 c.
7. Попов И.Н. Жизнь и творчество Н.И. Наумова. Автореф. дисс. канд.филол. наук. Л, 1967. 18 с.
8. Скабичевский А.М. История новейшей русской литературы, 1848–1892. 5-е изд. СПб, 1903. 504 с.
9. Скабичевский А.М. Николай Иванович Наумов. Его жизнь и сочинения // Новое слово. 1897. № 5. С. 137–156.