Сибирская тема на страницах «Москвитянина»
Содержание
История журнала
Столичный научно-литературный журнал «Москвитянин», издававшийся М.П. Погодиным в 1841–1856 гг., сделавшийся за это время, по словам П.В. Анненкова, «эхом славянофильской школы» и доходивший «в защите своих основных положений – о богатстве русского народного духа, о его религиозной сущности, об элементах смирения, кротости, терпения, мудрости ... – до крайних границ увлечения» [1], сыграл важную роль в развитии литературы и культуры российских провинций, в частности Сибири. Его значение в укреплении плодотворных связей региональной и общенациональной культур очевидно.
Образ Сибири в журнале
Уже объявление о выходе в свет первого номера «Москвитянина» свидетельствует о стремлении редактора начать диалог столичной и провинциальной России, что, по его мнению, не только могло быть взаимно полезным, но и являлось необходимым в «великом деле» становления национальной культуры. М.П. Погодина услышали во многих уголках государства Российского и не в последнюю очередь в далекой от Москвы Сибири. Так, в № 3 за 1841 г. было опубликовано «Письмо из Нерчинска к издателю», написанное преподавателем Нерчинского уездного училища А. Мордвиновым, который обращался к Погодину с просьбой «сделать себя пренумерантом означенного журнала» и одновременно предлагал ему сотрудничество. В примечании к публикации редактор отвечал: «Прошу, прошу покорно от имени всех своих читателей. Очень рад, очень рад». Этот образ провинциального сибирского учителя, открытого для диалога и готового к нему, прямо связан с погодинским пониманием Сибири, которое, в свою очередь, органично входит в общерусский контекст осмысления важнейших для России 1840–50-х гг. проблем народного, национального, исторического.
Целым рядом исследователей отмечена тенденция в русской общественно-литературной мысли начала прошлого века возводить отдельные историко-географические регионы до масштаба категорий «народное», «национальное». Сибирь, наряду с Украиной, выделилась в такой регион в числе первых и мыслилась как некий цельный и самодостаточный микромир, верный русской старине, питающийся от самых корней народного духа и противостоящий в этом плане центру. К 1840-м гг. представление об этой оппозиции осложняется пониманием разных культурных уровней, ее составляющих, откуда вытекало сложное толкование идеи развития отдельных регионов и их роли в развитии России. Все это во многом определило и москвитянинскую концепцию Сибири. В ней характерная для журнала антитеза «Россия – Запад» обретала особый внутренний смысл. О Сибири говорилось в русле осмысления «европейской» и «самобытной» основ русского бытия, и именно Сибирь, с ее нетронутой природой, бытом, с ее способностью хранить старину, с ее традиционной консервативной моралью и психологией, мыслится как своеобразный фундамент желанного общерусского жизнеустройства. Таким образом утверждается право Сибири играть значительную роль в русском настоящем и будущем. Но, с другой стороны, признается необходимость «обратной связи». Погодин твердо уверен в том, что, будучи изолированной, Сибирь и ее безыскусная культура потеряют всякую действенность и жизнеспособность. С этим связано стремление Погодина показать Сибирь и столице, и самим сибирякам «со стороны».
Сибирская тема в «Москвитянине» 1841–1844 гг.
К разговору о Сибири «Москвитянин» привлекает авторов широко образованных, аналитически мыслящих, которых «судьба забросила в отдаленные от столицы места». Пересечением этих двух взглядов – «со стороны» и «изнутри» – определяется и погодинский отбор сибирских материалов для своего издания, и их проблематика, стиль, жанр, место, занимаемое в журнале. Все годы, несмотря на неоднократные смены редакторов, сибирские материалы помещались в одном из самых почетных, по выражению П.П. Барсукова, отделов «Москвитянина» – «Материалы для русской истории». При этом сибирские публикации 1841–1843 гг., когда журнал редактировался самим Погодиным, были представлены научно-публицистическими описаниями, биографическими известиями и письмами, т. е. жанрами, являвшимися предметом дискуссии в русской литературе 1840-х гг.
Письма-очерки М.М. Сперанского
Наибольший интерес представляют опубликованные в «Москвитянине» письма-очерки М.М. Сперанского из Сибири от июня-сентября 1819 г. к дочери и П.А. Словцову [2]. Письма к Елизавете Михайловне объединены стремлением автора познакомить свою дочь с неведомым ей краем. При этом очевидно желание Сперанского разрушить стереотипное представление о Сибири. «Сибирь есть просто Сибирь», – пишет он из Тобольска 14 июня 1819 г. Свои письма он называет «уроками статистики», ибо они призваны были дать прежде всего объективную картину, чтобы «люди перестали превозносить Сибирь и находить в ней Индию». Однако представление Сперанского о Сибири поражает не столько своей объективностью, трезвым анализом, точным владением материалом, сколько пронзительной болью за недостойную человека жизнь сибиряка. В письмах из Томска от 17 и 24 июля он, например, сообщает: «Томск и вообще Томская губерния могла бы и по богатству, и по климату быть одною из лучших губерний в России. Но худое управление сделало из нее вертеп разбойников. Сие противоречие разрывает сердце». Видя все достоинства, возможности и беды сибирского края, Сперанский тут же берется за дело ее преобразования. О своей активной деятельности в этом плане он регулярно сообщает дочери.
Вырастающий из писем образ Сперанского, активного просветителя, сеющего семена культуры на благодатную сибирскую почву, чрезвычайно дорог Погодину. Не случайно он так заинтересовывается судьбой этого человека. Известно, например, его горячее участие в предпринимаемом М.А. Корфом собирании материалов для биографии Сперанского. Весьма примечателен и такой факт: в 1847 г. Погодин получает для своего Древлехранилища от И.П. Помазкина из Тобольска собрание собственноручных писем Сперанского к П.А. Словцову. Некоторые из них, доставленные тем же И.П. Помазкиным, были опубликованы в «Москвитянине» еще в 1844 г.
Погодину, очевидно, представляется чрезвычайно важным сам факт знакомства и дружбы Сперанского и Словцова. Опубликованные в журнале письма являлись ярким подтверждением плодотворности взаимопритяжения и диалога двух просветителей, представителей двух разных культур – столичной и региональной, являющихся в конечном итоге ликами единой национальной культуры России. Не случайно у Сперанского и Словцова, судя по их переписке, так много общего. В частности, они очень близки в понимании Сибири как особого пути, по которому Провидение провело обоих. «В миллионе веков, кои нам прожить остается, действительно, настоящая жизнь есть мгновенье: как же тут различить годы, месяцы и дни? Как найти в сей бездне расстояние Сибири от Петербурга?» Сибирь в понимании и Сперанского и Словцова – это не столько географическая область, сколько особый мир и особый этап в духовном развитии человека и общества в целом.
Если письма Сперанского к дочери были снабжены биографической справкой об авторе, то его послания к Словцову окружены биографическими материалами об адресате. Это «Биографические известия о П.А. Словцове», доставленные И.П. Помазкиным, и «Поправка и дополнение биографических известий», автором которых является Г.И. Спасский. В первой из названных публикаций, по сути, создается образ идеальной русской личности. Спасский, в общем сохраняя пафос «Биографических известий» Помазкина, дополняет образ Словцова некоторыми конкретными, собственно сибирскими биографическими деталями и при этом возводит словцовский тип личности до общечеловеческого масштаба («Историческое обозрение Сибири» Словцова, – пишет Г.И. Спасский, – должно быть известно каждому просвещенному и образованному человеку»).
Очерки А. Мордвинова и М. Зензинова
Другую группу сибирских публикаций 1841–1845 гг. составляют научно-публицистические очерки сибирских корреспондентов Погодина – А. Мордвинова и М. Зензинова. Публикации примечательны как образцы особой научно-художественной образности и стиля молодой сибирской прозы. Установка на документальность, объективность, с одной стороны, а с другой – множество лирических пейзажей, лирических отступлений, за которыми видится стремящаяся к самораскрытию авторская личность, – все это создает особый тип сибирского очерка, причудливо соединяющего элементы натуральной школы, романтического и даже сентименталистского искусства.
Сибирская тема в «Москвитянине» 1845–1846 гг.
В 1845 г. редактором журнала, как известно, становится И.В. Киреевский, стремившийся ко многим принципиальным преобразованиям погодинского издания. Тем более показательно то немногое, в чем «Киреевский следовал Погодину: ведущим в журнале остается раздел «Материалы для русской истории», и в нем по-прежнему помещаются сибирские публикации. Это, в частности, еще одно письмо Сперанского к Словцову от 6 августа 1813 г. (1843, № 3) и еще одно биографическое известие о Словцове, написанное неизвестным красноярским корреспондентом (1845, № 10). Внимания заслуживает, прежде всего, письмо Сперанского, в котором он делится с другом своими размышлениями о страдании. Судьбу Словцова, отправленного в Сибирь, Сперанский называет «болезненным и спасительным путем самопознания, возрождения духа Христова». Жизненный путь Словцова, волею Провидения проложенный через Сибирь, по убеждению Сперанского, и есть путь разрешения общих проблем («Люби, страдай и все узнаешь»). В сознании Сперанского органично сливаются, как взаимозависимые, понятия страдания, сострадания, самопожертвования, любви к Богу, к людям – и Сибирь.
Словцову все это, очевидно, было очень близко и понятно. Не случайно письма Сперанского были для него «главною подпорою и утешением в бедствиях жизни», по словам корреспондента из Красноярска. В той же красноярской корреспонденции приводится как главная мысль о большой любви Словцова к Сибири и сибирякам и, как следствие этого, – ко всему человечеству: «Сибирь и сибиряков любил он страстно ... он радовался благополучию и успехам их, как собственных детей... Вся жизнь П.А. Словцова посвящена была человечеству».
Сибирская тема в «Москвитянине» 1846–1851 гг. Путешествия Г. Щуровского и А. Маркова
С 1846 по 1851 г. в «Москвитянине» чуть не ежегодно менялись редакторы. В это время на его страницах появляются новые имена, жанры и т.д. В частности, в освещении сибирской темы, которая сохраняется в журнале и в «смутные» для издания времена, большую роль начинает играть путешествие – жанр, весьма распространенный в литературе 40-50-х гг. XIX в.
Сибирские путешествия профессора Московского университета Г. Щуровского, ученого А. Маркова продолжали открывать читателям «Москвитянина» Сибирь. Это были основательные и многосторонние исследования, в которых преобладали научно-документальные повествования. В путешествиях Щуровского и Маркова – множество цифр, дат, таблиц и т.п. Поток информации в какой-то мере подчинил себе такой важнейший конструктивный повествовательный принцип путешествия, как его композиционная свобода. Рассказы Щуровского и Маркова развертываются в соответствии со строгой логикой путешественника-ученого. Например, описание Щуровским Колывано-Воскресенских заводов выстраивается следующим образом: читателю сообщается история Чудских курганов – при этом автор опирается на историческую литературу, начиная с Геродота и кончая современными учеными-сибиреведами. Далее даются сведения о семье Демидовых, положивших начало Колывано-Воскресенской заводской промышленности. После этого идут подробные справки об отдельных золотых промыслах, которые автору довелось посетить [3], [4].
Описания Сибири Щуровского и Маркова в значительной степени отличались от рассказов авторов-сибиряков, упоминавшихся Мордвинова и Зензинова. Хотя в ряде случаев и в строгих, похожих на научные, отчеты о путешествиях Щуровского и Маркова находилось место для пейзажей, описаний, приключений и т.д. Как будто сам материал, прежде всего, сибирская природа, грандиозная и самобытная, неожиданно пробуждал в авторах «старомодные эмоции и слог». Показательно, например, описание лунной ночи из «Геологического путешествия» Г. Щуровского: «Светлая лунная ночь и совершенно безоблачное небо обещали покойный ночлег. Как великолепна такая ночь посреди диких гор и на берегу широкой объемистой реки ... В шести, семи местах зажжены костры ... вместе с луною они ярко освещают наш бивак ...» [4, С. 108]. И далее: «Какое величественное и грозное зрелище! Левый берег весь одет мрачным пихтовым лесом, исключая самые подошвы, заваленные огромными гранитными глыбами. Трудно решить издали, принадлежат ли они левому берегу или составляют отломки правого. Правый берег – это хаос разрушения ... Как будто еще недавно внутренняя сила взбросила его на воздух ... С трудом можешь отвести взоры от этой внизу кипящей пены, этих седых валов, в беспорядке скачущих и перегоняющих друг друга, в го же время боишься оступиться с лошадью в какую-нибудь бездну...» [4, С. 113-114]. Если первый фрагмент строится как картина всеобщей гармонии, покоя, красоты, то второй вполне соответствует романтической поэтике контрастов.
Сибирская тема в «Москвитянине» 1851–1856 гг.
Последний этап существования «Москвитянина» связан с так называемой «молодой редакцией» (А.Н. Островский, А. А. Григорьев, Е.Н. Эдельсон, Б.Н. Алмазов, М.А. Стахович, Г.И. Филиппов, Л.А. Мей, Н.В. Берг), заметно его оживившей. Сказалось это и на сибирской тематике. В последние годы в журнале появляются публикации Г.И. Спасского, Н.С. Щукина. Его постоянными корреспондентами становятся Н.А. Костров и Н.И. Пежемский.
Работы Г.И. Спасского
Имя Спасского представлено в «Москвитянине» этого периода фрагментом из его «Описания сибирских древностей» и публикацией интереснейших документов Иркутского архива – письма «арапа» Ганнибала от 15 января 1728 г. из Тобольска и письма княгини Дашковой от 16 февраля 1789 г. И.А. Якоби, исправлявшему должность иркутского и колыванского генерал-губернатора. Пафос фрагмента «О двух неисследованных памятниках», посвященного описанию Монгольской крепости при речке Иркуте и надписям на утесах по берегам реки Теси, определяется мыслью об уникальности сибирских древностей, которые, по словам Спасского, «важны почти столь же, как древности Рима и Греции». В этом плане органичным продолжением данного утверждения является публикация самим Спасским названных архивных материалов. Эти письма, интересные сами по себе, привлекают и комментариями, которыми снабдил их Спасский. В частности, публикацией письма пушкинского предка он, как видно из комментария, стремится уточнить самого Пушкина в толковании им «некоторых моментов истории их семейства».
Очерк Н.С. Щукина и «Сибирские хроники» Н.А. Кострова и Н.И. Пежемского
Особого разговора заслуживает опубликованный в «Москвитянине» очерк Н.С. Щукина «Забайкальская область» (1852, № 14). Очерк, как и многие другие работы Щукина, посвященные Сибири, носит программно-обзорный краеведческий характер. В нем – разнообразные материалы, отражающие стремление к предельной точности описания. Вместе с тем, названный очерк Щукина отличается от его ранних сибирских публикаций более пристальным вниманием автора к жителям Сибири, он вообще выделяется на фоне москвитянинских публикаций о Сибири. Пытаясь осмыслить коллективное сознание сибиряков, Щукин приходит к выводу, что оно явно неоднородно. Так рушится еще один традиционный и далекий от истины образ сибиряка. Автор очерка видит различия между жителями Восточной и Западной Сибири; он разделяет сознание сибиряка-инородца и сибиряка-русского, а последних, в свою очередь, рассматривает тоже как спектр нравственно-психологических, культурных, бытовых и т.д. особенностей старожилов и переселенцев. Наконец, особое место занимает в этой иерархии сознание сибирских каторжников и сибирских старообрядцев. Не останавливаясь на авторских характеристиках «разновидностей» сибирского сознания, подчеркнем главное: сибирское сознание всегда оценивается Щукиным и с точки зрения его региональных особенностей, и с точки зрения общерусского национального типа сознания, когда прежде всего выделяются приметы, выражающие стихии русского народного духа (для Щукина это – вера в Бога, близость к земле, широта натуры). Так прокладывается путь к диалектике общенационального и регионального понимания Сибири. В этом же направлении идут и другие сибирские корреспонденты «Москвитянина». Так, свою роль в самоутверждении сибирской культуры и вместе с тем в ее развитии, мыслящемся только в опоре на общерусский культурный прогресс, сыграли многочисленные публикации Н.А. Кострова и Н.И. Пежемского, с именами которых связано появление в «Москвитянине» даже специального раздела «Сибирская хроника». Интересны и попытки создания этими авторами собственно художественной прозы. Они экспериментируют главным образом в области жанра повести. В таких публикациях Кострова, как «Заметки о бассейне реки Уса» (1852, № 20), «Сохатый» (1853, № 10) и др., совершенно очевидны, например, сюжетная организация повествования, ориентация не столько на объективно-документальное описание, что больше отвечало бы названиям публикаций, сколько на создание характеров, среди которых, впрочем, наиболее выписанным оказывается образ повествователя. Подобными поисками характеризуются и некоторые другие москвитянинские статьи о Сибири – «Письмо из Иркутска» (подписано: Ил. Сельский) (1855, № 1), «Бабинов – вожь Сибирской дороги» (автор неизвестен, 1855, № 11), что может свидетельствовать об определенной тенденции развития сибирской прозы 1850-х гг.
Критические заметки о сибирской литературе в «Москвитянине»
Наконец, «Москвитянин» последнего периода интересен своими критическими заметками о региональной, в том числе о сибирской литературе. Не делая их специального обзора, отметим, что общими главными требованиями, предъявляемыми критиками к подобного рода литературе, являлись, во-первых, «добросовестность», что было свойственно региональной критике с самого ее зарождения, и, во-вторых, «занимательность», другими словами, художественность, что начинает учитываться как критерий качественности сибирской литературы в 40–50-е гг. XIX в. [5]. Не случайно критические замечания теперь вызывают, как правило, не только неточности, незнание материала, но и формы его подачи, прежде всего тяжеловесный неразвитый слог. Таким образом, пристальное внимание «Москвитянина» к Сибири очевидно. Оно вытекало и из собственных славянофильских устремлений журнала, и из тенденции общерусского культурного процесса, объективно двигавшегося к диалогу столичной и провинциальной культур. Столь же очевидна и плодотворна роль «Москвитянина» в развитии сибирской культуры и литературы, его роль как органического этапа воздействия русской культуры на формирование культуры сибирской.
А.И. Айзикова
Литература
- Анненков П.В. Литературные воспоминания. М., 1983. С. 221.
- Москвитянин. 1842, № I [2]; 1844, № 7.
- Щуровский Г.Е. Исторические и статистические сведения о Колывано-Воскресенских заводах: (Отрывок из «Геологического путешествия по Алтаю») // Москвитянин. 1845. № 4. С.74–96.
- Обозрение казенных золотых промыслов Западной Сибири (Отрывок из «Геологического путешествия по Алтаю» ) // Москвитянин. 1846. № 5.С. 100–133.
- Янушкевич А.С. Особенности сибирской краеведческой критики 1810–1830-х гг. // Традиции и тенденции развития литературной критики Сибири. Новосибирск, 1989. С. 21–34.
