Сибирь в русскоязычной литературной периодике США 1990-2010-х гг. Поэзия
Содержание
Образы Сибири в стихотворениях М. Гершенович
Представление о Сибири с точки зрения жителя региона, репрезентация «сибирских» стереотипов «изнутри» реализуются в стихотворении Марины Гершенович «Сибирь», в №250 издания «Русский Журнал» от 2008 г. Автор родилась в Новосибирске 1960-м году и прожила там до 1998-го года, после эмигрировав в Германию. Обращаясь к наследию классической литературы, автор полно и разносторонне описывает характерные черты ее родины: в произведении представлены обширные пейзажные описания, затрагивается тема узничества, а также концепты «народной воли» и «исторической были». Не менее важная грань представлений о Сибири воплощается в образах, несущих в себе интегральные, общие черты («Чьи города легко узнать // по стилю, по угрюмым лицам...», «чья волчья работоспособность // переплавляла на металл // из рода в род тоску и злобность»), тем самым персонифицируя изображаемый топос, а используемая автором анафора усиливает, перечисляемые стереотипы. Сибирская идентичность характеризуется при помощи социальных маркеров («Кержачьей, каторжной, чалдонской»), причем автор с их помощью подтверждает свое мнение о регионе – это край, в том числе, каторжников и староверов, искавших в Сибири укрытия, тех людей, которым не нашлось места в Центральной России. Центральную, структурообразующую роль в формировании образа Сибири играют эпитеты, отражающие стереотипы о регионе и реализующие определенную художественную семантику. Также значимы в произведении метафоры и олицетворения - с их помощью автор представляет Сибирь как место, которому тесно даже на карте, где живут сильные люди. Включение аллюзий русской классической литературы проявляется не только на семантическом, но и на формальном уровне. Обращение к литературному наследию проявляется и на уровне ритмической организации стихотворения – четырехстопный ямб является уверенной отсылкой к классикам русской литературы. М. Л. Гаспаров [1] писал: «В наше время типичный для того времени 4-стопный ямб с вольной рифмовкой будет восприниматься как очень сильно семантически окрашенный — стилизованный «под Пушкина». Тем не менее, в некоторых фрагментах четырехстопный ямб превращается в двустопный, что обеспечивает необходимые с точки зрения музыкальности и воспроизведения живой речи паузы («В чьи словари // входила брань, как в дом – хозяин...»).
Стихотворение не делится на строфы, тем не менее, можно выделить отдельные семантические центры, опираясь на средства пунктуации – отказ от традиционного начала каждой поэтической строки с большой буквы дает автору возможность приблизить поэзию к прозе в плане разделения текста на смысловые и структурные единицы («Чья степь раздольем подкупает, // роднясь с российскою землей, // ей в красоте не уступает...»).
Автор пишет: «Сибирь располагает более к графике, нежели к живописи (по крайней мере пишущего стихами), но это не означает, что Новосибирск город бесцветный (а именно там я и родилась)». Однако, в опубликованном произведении автор сравнивает Сибирь именно с «черно-белой тетрадью», открытой «на пустой странице», что означает как белизну бескрайних снегов. Использование образов-стереотипов использовано в стихотворении с целью опровержения стереотипно-отрицательного представления о Сибири. Парадоксальность осмысления, диалектичность образа также отражена в финале стихотворения («Ту, в чьих объятьях вековать, // ее – тюрьму мою и келью – // могу, задумавшись, назвать // своею детской колыбелью»), реализующим также и рамочную композицию всего произведения, начинающегося строкой «Чьи узы стали мне петлей». Композиция произведения также отражает противоречия, характеризующие образ Сибири. Стихотворение начинается с описания благодатной, богатой природы края. Далее, перемежаясь, следуют описания людей, населяющих Сибирь и рефлексия автора по поводу несвободы, каторги и насильственного характера освоения региона.
В № 255 от 2009 г. в «Новом Журнале» было опубликовано стихотворение М. Гершенович «На отъезд из Сибири». В центре произведения находятся воспоминания лирической героини о детстве и юности, проведенной в Новосибирске («Этот запах кленовой смолы, эта млечная речь! // По-школярски лопочет листвы безымянной орава»). Пятистопный анапест, которым написано стихотворение, обеспечивает неторопливый и повествовательный темп, сохраняющий поэтичность, однако же, приближенный и к устной речи. Стихотворение построено на метафоре библейского образа бесплодной смоковницы, с которым ассоциирует себя лирическая героиня («Знаю, будет честней и достойнее так же сгореть, // как смоковница древняя в неплодородной пустыне...»). Задается риторический вопрос, что ей делать с «несносным древом» ее жизни, которое «утонуло в белых снегах головой кучерявой». Произведение посвящено размышлениям героини, покидающей родину – героиня чувствует, что после ее отъезда Сибирь умрет, как минимум, в ее сердце, поэтому топос является «снежной равниной», остаться в которой «пустым местом», покинуть ее, было бы для героини противоестественно, «отрицаньем природы самой». Тема произведения, таким образом, реализована при помощи мотивов умирания, разлуки, подведения итогов. Образ Сибири здесь репрезентирует его не только как родину, но и как элемент противопоставления Севера и Востока, жары и холода – библейский Восток, куда ведут «корни» лирической героини и ее действительная родина, с «запахом кленовой смолы» и снежными равнинами.
Стихотворение «Памяти друга» было опубликовано в журнале «Вестник», № 4(315) от 19 февраля 2003 г. В стихотворении говорится о смерти друга лирической героини: «Приезжайте, родные, хотя бы оплакать, бедный Йорик в Сибири отбросил коньки», в последующих описывается, каким человеком он был: по мнению окружающих «лоботряс и злыдень», а, по мнению лирической героини - творческая личность, запутавшаяся и потерявшая путь. Далее, в третьей строфе иносказательно снова вводится образ Сибири: «Их подначивал он из медвежьей берлоги на рогатину выйти к московским снобам», что представляет Сибирь в оппозиции с Москвой, центром, во-первых, и как дикое, «медвежье» место, во-вторых. Чтобы реализовать прием антитезы и создать небольшую интригу, автор указывает, что герой «унаследовал, разве что в память о предках, от сибирской породы лишь впалый живот», что он не был сильно заинтересован в принадлежности к определенной социально-географической общности. Автор поясняет, что такая незаинтересованность героя является следствием его обреченности и нереализованных планов и надежд: «Что, когда б не безвыездный случай его, угодил бы, как вы или я, за границу, чтобы прежде, чем сдохнуть, понять, от чего». Так, герой, будучи не выездным, ограниченным в передвижениях, что делает его «мертвой птицей», не считает необходимым интересоваться своей принадлежностью и к России в целом, и к ее региону в частности. Тем не менее, в последней строфе автор завершает антитезу, называя героя «сибиряком», говоря, что он «не еврей, не казак, не варяг». То есть, такие качества как независимость, гордость и свободолюбие являются, по мнению автора, настолько определяющими для статуса «сибиряка», что не только перевешивают осознанный отказ от признания этого статуса, но и даже подчеркивают его. В данном произведении пространство является конкретным, несмотря на отсутствие определенных топонимов, кроме, собственно, административно-географического хоронима Сибирь. Тем не менее, то, что герой стихотворения является жителем Сибири, становится определяющим фактором для описания его внутреннего мира, а противопоставление «Сибирь – Москва» придает пространству самостоятельность и художественную самоценность. Стремление писателя использовать возможности имен собственных в литературном тексте приводит к тому, что они становятся одним из важнейших средств для создания ярких, неожиданных образов, что определяет их основную функцию – изобразительную.
Образы Сибири в стихотворениях Б. Кенжеева и Гари Лайта в журнале «Время и место»
В №1 (33) журнала «Время и место» от 2015 г. была опубликована подборка стихов проживающего в Нью-Йорке поэта, романиста и переводчика Бахыта Кенжеева. Сибирь присутствует в стихотворении «Произносящий "аз" обязан сказать и "буки"». Произведение иронично начинается с освоения лирическим героем пространства интернета, а заканчивается философским размышлением о разнице между поколениями и неминуемой старости и смерти. Сибирь здесь – антоним Вашингтона, а в совокупности эти хоронимы являются обозначением протяженности и всеохватности интернет-пространства.
В №2 (34) журнала «Время и место» от 2015 г. опубликована подборка стихов русско-американского поэта и писателя Гари Лайта. Автор с 1980 года живёт в США и выпустил семь поэтических сборников: «Верь», «Voir Dire», «Треть», «Город», совместно с Мариной Гарбер, «Возвращения», «Lake Effect», «Траектории». Стихи автора опубликованы в российской, украинской, европейской и северо-американской литературной периодике. Образ Сибири использован в стихотворении «Только морем сюда». Лирический герой описывает природу Крыма, вспоминая моменты истории, связанные с Аю-Даг в 19 веке и вообще погружаясь в мерное биение волн истории. Сибирь в пространство стихотворения вводится таким образом: «Александр Сергеевич // был бы здесь счастлив с Марией, // только всё невесомо решается на небесах // нерешительность девичья // их разлучила Сибирью». Автор создает отсылку к истории о знакомстве А.С. Пушкина с Марией Раевской, будущей женой декабриста Волконского, последовавшей за мужем в Сибирь. По мнению автора, именно неслучившийся роман этих людей является глубинной причиной того, что судьба Марии Волконской оказалась на многие годы связана с Сибирью.
Образы Сибири на страницах журнала «Интерпоэзия» (А. Кобенков, В. Захаров, М. Этельзон)
В №2 от 2005 г. журнала «Интерпоэзия» была опубликована подборка стихотворений пяти иркутских поэтов, что означает публикацию локального сибирского текста на страницах эмиграционного, международного издания. С точки зрения использования регионального компонента в публикации выделяется стихотворение Анатолия Кобенкова «Посвящение Иркутску», в котором активно используется локальная урбанистическая топонимика: пл. Тихвинская (на настоящий момент пл. Графа Сперанского), р-н Крестовка и Иркутская синагога.
Сибирь как один из «полюсов» в художественной реальности стихотворения представил Владимир Захаров в стихотворении «Когда сгустится», опубликованном в №4 «Интерпоэзии» от 2007 г.: «Мы знаем здесь, в Сибири и в Майами, // Мы, люди - только мост, мы - только мост, // Подумайте, какая даль за нами!» Здесь Сибирь – это противоположность Майами, другая сторона земного шара, и все вместе – это символ протяженности расстояния, как и в упоминавшемся выше стихотворении Б. Кенжеева.
С ориентализованного ракурса представлен исследуемый регион в стихотворении Михаила Этельзона «Звуки фламенко, перья фламинго», опубликованном в №4 от 2008 г. Сибирь там представлена через традиционные для региона образы меха и пушного зверя. «Белкой пугливой, юркою норкой // с мехом сибирским, – смехом бесценным». И все вместе, наряду с образами перьев фламинго, музыки и танца формирует образ лирической героини как девушки яркой, запоминающейся и естественной, что подтверждает использование зооморфных образов.
Анализ поэтических произведений, представленных в проанализированных изданиях показал, что между интерпретацией образа Сибири в прозе и поэзии есть достаточно большая разница. Поэтические образы тяготеют к меньшей документальности, меньшей детализованности. Авторы стремятся в первую очередь передать настроение, апеллируя к сравнению уз родного пространства с петлей, ориентально окрашенным образам и размышляя в предложенной координатной системе над расшифровкой понятия «сибиряк». Документальность представлена, в первую очередь, топонимикой, а также отсылками к истории России XIX в. Сибирь в поэтических произведениях также регулярно наделяется маркером отдаленности, причем другим «полюсом» становится Америка (Вашингтон, Майами).
Д.А. Олицкая
Литература
- Гаспаров М. Л. Семантический ореол русского четырехстопного хорея. Пушкинские чтения: Сборник статей / Сост. С. Г. Исаков. Таллинн, 1990. С. 5–14.
